Ниссо

- Почтенный шана, как мельник, ждет подаяния от факиров... Сколько возьмешь за размол, благородный Бобо-Калон?

Если бы Карашир плетью ударил Бобо-Калона, старик, вероятно, не поднял бы ладони так стремительно, как сделал это, словно отбрасывая нанесенное ему оскорбление. Рыбья Кость, закрыв рукавом лицо, кинулась ничком наземь и потянулась рукой, стремясь почтительно коснуться ног старика:

- Прости его, почтенный шана, дэвы свернули ему язык, наверное, опиум еще кружит разум его... Закрой слух свой, не знает он, что говорит!

Сжатые кулаки Бобо-Калона, остановившиеся в глубоких орбитах налитые кровью глаза, трясущиеся от негодования губы испугали Карашира, но, поборов свой страх, он, сам вдруг разъярившись, схватил за плечи распластавшуюся перед Бобо-Калоном Рыбью Кость, поднял ее и, как куль муки, выволок наружу, в темную холодную ночь.

- Иди, проклятая, из-за тебя все! Ничего мне не надо - ни муки, ни зерна! Убирайся, не место нам здесь!..

И когда Рыбья Кость попыталась кинуться на него, он вдруг в бешенстве схватил ее за шею и тряс, тряс до тех пор, пока она не сомлела в его руках. Тут он сразу пришел в себя, поволок ее к водопаду, рассыпавшему брызги за мельницей, сунул ее голову в струю холодной воды и, когда она все-таки не пришла в себя, положил на мокрые камни. В темноте он не видел ее лица. Подумал, что, наверное, совсем задушил жену, уронил голову ей на плоскую грудь, обнял Рыбью Кость и заплакал...

В темноте у дверей мельницы послышались возбужденные голоса. Кто-то сказал: "Жалко, поделить лучше". Другой сердито крикнул: "Не жалко". Мимо Карашира прошел согнутый, с грузом на спине человек - это Али-Мамат пронес к брызжущей воде мешок с зерном Карашира, а за ним по пятам, подталкивая его палкой, следовал Бобо-Калон.

- Бросай! - приказал Бобо-Калон.

Из распоротого мешка зерно тяжелой струей посыпалось в воду. Али-Мамат, должно быть, хотел часть зерна утаить для себя, потому что послышался голос Бобо-Калона: "Все! Все! И это! Да развеет вода нечистое!" Вода в канале зашипела, все затихло.

Карашир, уткнувший лицо в грудь Рыбьей Кости, слышал это как бы сквозь сон. А когда Рыбья Кость с протяжным вздохом очнулась, в темноте вокруг мельницы уже не было никого. Мерно поскрипывал жернов, стучал по камням водопад, и Карашир, подумав, что не все еще в мире пропало, принялся гладить мокрые спутанные волосы жены.

5

Утром, проснувшись от холода, Шо-Пир скинул с головы ватное одеяло и увидел, что горы над самым селением покрылись снегом. Этот снег оставили стоявшие над ущельем ночью, а к утру поднявшиеся высоко, разорванные ветром облака. В свежей белизне склонов вырезались черными полосами грани отвесных скал. Селение, однако, еще не было тронуто снегом - желтые, облетевшие сады волновались под ветром. При каждом порыве его листья долго кружились в воздухе, неслись над рекой, над домами, над серой пустошью обступающих селение осыпей...

Прежде всего Шо-Пир подумал о Бахтиоре и Худододе: положение становится очень серьезным; если они все еще ждут каравана в Волости, надежды на муку придется оставить; если же они с грузом вышли и снега застали их в пути, значит, застрянут под перевалом, и нужно собирать народ им на помощь... Но кто может знать, где сейчас находятся Бахтиор с Худододом? В одном можно быть уверенным: застряв в снегах, Бахтиор ослов с мукой не бросит, а пошлет Худодода в селение за помощью. Но ждать, конечно, нельзя, надо пойти самому или послать кого-нибудь навстречу.

Шо-Пир отбросил в сторону одеяло. Дрожа от холода, быстро оделся; взошел на террасу, заглянул в комнату Гюльриз. Сидя на корточках перед очагом, она раздувала огонь.

Гюльриз обернулась, сказала встревоженно:

- Зима спустилась... Где Бахтиор?

- Придет, - скрывая свои сомнения, протянул Шо-Пир. - Наверное, близко уже! Что, Ниссо еще спит?

- Не показывалась... Значит, спит.

- Устала, должно быть, - сочувственно сказал Шо-Пир, - пускай спит. Кипяточку бы мне поскорей, Гюльриз. Дела сегодня много...

Когда вода в кувшине вскипела и Шо-Пир, накидав в пиалу сухих яблок, выпил кисленького настоя, он велел Гюльриз взглянуть, почему, в самом деле, так заспалась сегодня Ниссо. Гюльриз вернулась на террасу, сказала, что постель Ниссо смята, а ее самой нет.

- Ты и утром ее не видела?

- Не видела... Не понимаю... Куда ушла?

Шо-Пир несколько раз окликнул Ниссо - никто не отозвался. Уходя из дому, она всегда говорила старухе, куда идет. Шо-Пир подумал: не случилась ли какая беда? Как было не сообразить до сих пор, что, возможно, Мирзо-Хур или приверженцы Бобо-Калона захотят украсть девушку и за хорошее вознаграждение вернуть ее Азиз-хону? Чего не случается в этих местах!

Однако никаких следов борьбы в комнате Ниссо не было, ночью тишина не нарушалась ничем. Шо-Пир всегда спал чутко, - он бы проснулся, если б Ниссо хоть раз крикнула. И все-таки, обыскав весь сад, Шо-Пир не на шутку встревожился.

"Пойти в селение, искать ее надо!"

Шо-Пир торопливо идет в свою комнату, распахивает шкаф, хватает завернутое в тряпку охотничье ружье, поспешно ищет гильзы, пыжи, сыплет на стол из старой консервной банки порох. Этим ружьем, подарком командира отряда, он здесь почти не пользовался... Шо-Пир сам не понимает, зачем все это он делает, куда пойдет с ружьем; руки его дрожат...

И когда, появившись на пороге комнаты, Гюльриз неожиданно окликает его, Шо-Пир, не оборачивается, чувствуя, что он бледен.

- Шо-Пир! Из головы ушло! Я знаю, где она... Сумасшедшая, пошла на богару, на нашу богару - принести хлеба! У Саух-Богор, наверное, носилки взяла... Пойди к Саух-Богор, спроси...

Шо-Пир сдерживает неожиданный вздох и резко кладет ружье на стол.

- Неужели туда пошла? Зачем ты пустила ее?

- Разве я пускала ее? Я сказала: и думать не смей! Шо-Пир, ведь она может упасть... убьется!..

- Наверное, упадет, убьется, - говорит Шо-Пир, но в тоне его не тревога, а успокоенность.

Гюльриз удивлена: он смеется. Шо-Пиру неловко, что он смеется, но теперь не стыдно смотреть в глаза Гюльриз. Он знает, в лице его нет волнения.

- В самом деле, там не трудно сорваться. А правда, Гюльриз, она все-таки не трусиха?

- Сумасшедшая она! - хмурится Гюльриз. - О Бахтиоре мы беспокоимся, теперь за нее еще надо бояться, - посмотри, на горах снег!

- Вернется - крепко ей, нана, попадет от меня! - Шо-Пир кладет на место ружье, порох, гильзы, пыжи. - Пойду к Саух-Богор спрошу. А потом делами займусь, - надо позаботиться, чтоб Бахтиор с Худододом не застряли где-нибудь под перевалом.

- Вот хорошо, Шо-Пир! Ой, как я боюсь за него!

И Шо-Пир уходит из дому. И почему-то вспоминает тот день, когда, не обращая внимания на арыки и колдобины, мчал свой наполненный красноармейцами грузовик из города в то селение, где басмачи, может быть, еще не успели причинить зла... Да, да, вот так же думал он о жене, такое чувство испытывал тогда, выжимая газ до предела.

"Неладно все это!" - наконец заключает Шо-Пир, заметив, что селение уже недалеко. Смотрит на горы, внимательно вглядывается, ища в высоте крошечное желтое пятнышко, но там, где оно виднелось всегда теперь, как и по всему склону, - блистающий снег.

"Как бы в самом деле не сорвалась... хоть и умеют они лазать, как козы... Ох, и озорная же девчонка!"

И, отведя взгляд от горного склона, заставляет себя думать о Бахтиоре.

6

Оставшись одна, Гюльриз занялась тканьем, но непрестанно отвлекалась, поглядывая то на склон, по которому должна была спуститься с тяжелой ношей Ниссо, то в другую сторону - на тропинку, бегущую с перевала, откуда мог явиться Бахтиор. Придет или нет? С грузом или без груза будут его ослы? Вчера Гюльриз поделилась с Зуайдой последней меркой гороха и отдала Саух-Богор чашку просяной муки, из которой хотела испечь лепешки Бахтиору, если он вернется ни с чем... Саух-Богор сказала, что муж ее утром уйдет на охоту, может быть, пробудет в горах несколько дней, может быть, не убьет ни одного козла, потому что пороха осталось у него всего на три выстрела, а после собрания купец никому и ничего в долг не дает. Шо-Пир сказал: "Отдай", - и она отдала муку, хотя, по ее мнению, Исоф мог бы прокормиться в горах и запасом тутовых ягод... Да он, наверное, и не пошел сегодня, увидев, что выпал снег, обидно - зря отдала муку!