Вернувшийся

— Самое прямое, — сказал Ксавье. Дело в том, что… Проклятье, даже не знаю, как и сказать… Словом, охранник действительно перестарался и обманывать врачей не пришлось.

— То есть…

— То есть, вы умерли. На самом деле, без дураков.

Габриэль глубоко вдохнул и медленно выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. Нервно улыбнулся.

— Но сейчас-то я жив?

— По всей видимости, да, — осторожно сказал Ксавье.

— Какого… «По всей видимости»? Ничего себе формулировочка!

— Я неправильно выразился, — сказал Ксавье. — Вы, конечно же, живы. Просто мне, как врачу, очень трудно примириться с мыслью о том, что человек может… э-э, воскреснуть.

— А это не могло быть ошибкой? Вдруг… вдруг это была клиническая смерть?

— К сожалению, это не было ошибкой, — Ксавье покачал головой.

— Но как же я… — Габриэль на секунду запнулся, — как же я воскрес?

Ксавье помрачнел еще больше.

— Для меня и самого это загадка. Когда вас доставили на корабль, я ждал в реанимационной палате. После того, как стало ясно, что никакая реанимация вам уже не поможет, я сообщил об этом Джанфранко.

Через некоторое время капитан получил указание прибыть в точку рандеву, где мы встретили корабль, на котором находился Энрике — ну вы его знаете, это личный пилот Джанфранко. Вас перенесли на его корабль, а нам было приказано дожидаться возвращения.

Энрике вернулся через трое суток. А вы находились в реанимационной камере — без сознания, очень слабы, но живы. Дальнейшее было уже делом техники…

Габриэль откинулся на подушку. Ничего себе история…

— Куда летал Энрике?

— Этого я не знаю. Я слышал, что он предупредил капитана, чтобы тот даже отключил сенсоры в момент его старта — он почему-то не хотел, чтобы мы фиксировали вектор его прыжка.

— Угу… Да, вот еще что. Что стало с ребенком, который был на корабле Энрике?

Задавая вопрос, Габриэль постарался не показать своего волнения. Это был выстрел наудачу — но он попал в цель.

— Ребенок… Вам и про него известно… Не знаю, — вздохнул Ксавье. — Я предпочел не спрашивать об этом. Могу только сказать, что когда Энрике вернулся, ребенка на корабле уже не оказалось.

— Понятно, — кивнул Марун, хотя на самом деле он был далек от понимания происходящего.

…— и я хочу знать правду не только потому, что произошедшее касается меня самым непосредственным образом, а потому, что, как мне кажется, произошло нечто страшное. Черт возьми, Джанфранко, если бы дело было только во мне, я бы заткнулся и не высовывался. Да, я благодарен за то, что вы меня вытащили, но хочу знать, какой ценой это было сделано.

Все это время Джанфранко стоял спиной к Габриэлю, отвернувшись к окну, за которым шумели под дождем кроны деревьев. Порывы ветра, проникающие в щель приоткрытой рамы, доносили снаружи мелкие холодные брызги.

Глава Семьи Фини молчал. Напряжение нарастало, и когда оно достигло такой плотности, что его, казалось, можно было резать ножом, Джанфранко, наконец, сказал:

— Значит, ты хочешь знать, насколько обоснованы твои подозрения…

Он повернулся к Габриэлю.

— Мы действительно сделали это. Да, да, ДА, черт возьми! — Фини в бешенстве ударил кулаком по полированной столешнице красного дерева. — Проклятье, я так надеялся, что никто об этом не узнает, но…

Он обессилено опустился в кресло.

— Да, Габриэль, мы отдали жизнь ребенка в обмен на твою жизнь. Хотя чего там… Не «мы», а я это сделал. Энрике, Эсмеральда, Ксавье — все они имеют к случившемуся очень опосредованное отношение. Если бы я не согласился, ничего бы не произошло… Но я… у меня же никогда не было детей, ты знаешь. Я всегда завидовал твоему отцу — потому, что он был женат на замечательной женщине, твоей матери. Я, конечно же, не имел никаких шансов на ее благосклонность, а никакая другая женщина мне просто не была нужна. И после той трагедии… я подумал, что это мой шанс. Если я не смог быть вместе с ней, то, может быть, мое предназначение заключается в том, чтобы вырастить ее ребенка? Я хотел воспитать тебя, как родного — потому, что я люблю тебя как сына, Габри. И только поэтому я решился на такое…

Габриэль скрежетнул зубами. Было больно, мучительно больно, но это была не телесная боль, а нечто иное. Сидевший напротив него человек, который и в самом деле стал для Габриэля вторым отцом, сейчас буквально рвал ему душу.

— Так что же произошло на самом деле?

Джанфранко тяжело вздохнул. Глядя в стену над головой Габриэля, он глухо заговорил:

— Охранник убил тебя — тут Ксавье сказал правду, хотя он, наверное, сообщил тебе об этом в более обтекаемых выражениях. Но дальше охранник отработал правильно — он накачал твое тело гиберзином, поместил в криокамеру… Словом, ты мог лежать там до Второго Пришествия.

Но нас, как ты понимаешь, такая ситуация не устраивала. И тут Эсмеральда сообщила мне, что встречи со мной ищет один человек, который, как она сказала, «мог бы помочь».

Я не знаю, кто это был и как он вышел на Эсмеральду — сейчас-то я тебе не лгу, Габри, поверь мне. Странный человек — он странно разговаривал, странно вел себя. Он даже имени своего нам не сообщил — просил называть его «брат Матиас», но не думаю, что так его зовут на самом деле. Этот человек действительно предложил нечто фантастическое — он сказал, что есть возможность возродить тебя.

Джанфранко перевел дух.

— Конечно, сначала я ему не поверил. Да и кто бы поверил? Но потом оказалось, что это правда…

— И ты решил рискнуть…

— А что оставалось делать? — тихо и горько сказал Фини, все еще не глядя в глаза Габриэлю. — Что?

Он замолчал и несколько минут в комнате царила тишина — лишь ветер все так же бросал капли дождя в приоткрытое окно.

— Конечно, ты можешь сказать, что я мог отказаться и вышвырнуть этого ублюдка прочь… а лучше всего прострелить ему башку, в которую приходят столь жуткие мысли, но… Но я не смог сделать этого, Габри. Я согласился. Не сразу, правда, если это может меня хоть чуть-чуть оправдать. Цена была слишком велика… и слишком страшна, Габри. И не о деньгах речь — как раз они-то не имели никакого значения. Но этот человек сказал, что нужен ребенок. Это был самый жуткий день в мой жизни, Габри. Я не находил себе места — твоя жизнь была в моих руках, зависела от того, скажу я «да» или «нет». Многие из наших людей отдали бы за тебя жизнь — да что там, я сам отдал бы её — но нужен был именно ребенок. В конце концов, мы подыскали паренька подальше отсюда, заплатили его матери и… Словом, Энрике доставил мальчишку туда, куда потребовал тот человек. А вскоре ты вернулся, Габриэль…

— Как он это сделал? Как он возродил меня?

— Не знаю, — покачал головой Фини. — Да и не хочу знать. Я вообще не хотел бы никогда вспоминать об этом, надеялся навсегда похоронить эти воспоминания, но… не вышло.

— Тогда скажи мне, куда Энрике отвез ребенка.

Джанфранко впервые посмотрел Маруну в глаза.

— Хочешь отыскать его? Но зачем? Впрочем… — он устало пожал плечами, — это твое дело…

— Так где скрывается тот человек?

— Свободный Порт Орн’Гаах — знаешь, где это?

Габриэль кивнул.

— Старый порт, оставленный г’хоти. Рядом с границей Олигархии…

— Все верно.

— Мне будет нужен корабль, Джанко.

— Любой из кораблей Семьи в твоем распоряжении, Габри. Ты же знаешь это. Энрике отвезет тебя в Порт.

Габриэль покачал головой.

— Нет, Джанко. Я справлюсь сам — мне поможет Джереми, никого другого не нужно. Я возьму «Озирис».

Потом он подошел к Джанфранко и, ничего не говоря, обнял его за плечи.

Спиртного Марун не любил. То есть, не любил не что-то конкретное, а спиртное вообще. Разве что изредка позволял себе в небольших количествах хорошее вино — например, из замечательных коллекций Босси.

Но сейчас ему просто нужно было выпить. Чтобы не думать о том, что он узнал, чтобы сознание заволокла дымка безразличия, при взгляде через которую все проблемы, даже самые серьезные, кажутся мелкими и незначительными. Он прекрасно понимал: толку от этого не будет, и завтра чувство омерзения и ненависти к самому себе вернется — омерзения оттого, что он узнал, какой ценой была куплена его жизнь. И все же Габриэль надеялся, что сейчас ему будет легче. Хотя бы немного.