Страница 19 из 55
— Красиво, как в сказке! — прокомментировал старик увиденное и даже прослезился, — Все равно не верю! На компьютерах можно все что хочешь нарисовать, хотя анфас у Ицека был потрясающе гениален! Особенно налитые кровью глаза! Кто же это так научился у нас рисовать, ну–ка расскажите дедушке?..
Видя, что старик продолжает юродствовать и ничему не верит, даже злобным лицам спецназовцев, капитан Блейк предложил самый простой выход:
— А давайте поднимемся наверх и все увидим сами?!
Все радостно закивали головами, а старик вжал голову в плечи, видимо решив, что пришел его последний час, и поднимут его наверх, на этаж лабиринта смерти, а поверить, что его приглашают еще выше — на поверхность планеты, ему даже в голову не пришло!
Выйдя на свежий воздух (хотя я здесь лукавлю — уже в те времена кондиционеры стопроцентно восстанавливали атмосферу в закрытых помещениях), все вздохнули облегченно, что вырвались из жуткого подземелья, и тут старику–художнику стало капитально плохо.
Его нежно подхватили спецназовцы и, уложив на заднее сидение лимузина, сделали необходимые манипуляции с имеющимися у них медицинскими аппаратами, и те вернули дедка к жизни. Тот только открыл глаза, так сразу стал улыбаться и шептать, что всю жизнь мечтал увидеть хотя бы перед смертью голубое небо…
Везя старика по городу, наши друзья видели вереницы конвоируемых десантниками преступных жителей проклятой планеты с узлами и шанцевым инструментом под мышками по направлению к транспортным шлюпам, но старик этого будто бы не замечал, а во все глаза глядел на проносящиеся мимо машины дворцы и бормотал себе под нос какие–то имена, видимо своих учеников, построивших их.
Остановились они возле президентского дворца, и к старику вывели (!) бывшего президента Ицека Леви, который к этому времени уже протрезвел и соображал, в какую передрягу он влип, а тут еще этот старый хрыч, надо было его давно в крематорий отправить…
Видимо старик был лично знаком с Ицеком, судя по реакции обоих — Ицек стал заискивающе улыбаться старику, а тот аж вытянулся в струну и стал тянуть к Ицеку руки, видимо желая обнять в дружеском крепком захвате его горло, но передумав, старик сел обратно в кресло лимузина и презрительно сказал:
— Ну что, по–твоему вышло, или по–моему?
— По–твоему! По–твоему, дорогой мой брат Абрам! — стал кудахтать Ицек, неожиданно оказавшийся родным братом старого узника. — Ты им скажи, ты подтверди, что мы проводили интересный социальный эксперимент на своих же братьях — и уточнил, — евреях! Вспомни, сколько нас было? Три миллиона! А теперь нас сколько? Пятнадцать с половиной миллионов! Это за какие–то шестьдесят лет! А какие мы были? Все больные и поголовно уроды! А теперь посмотри на наш народ?! Все красивые и здоровые! — и все более распаляясь, стал почти кричать. — А моя гениальная технология воспитания идеального человека?! Посмотри, каких универсальных людей мы растили! А что не выпускали их на свободу, так это же эксперимент! Они же экспериментальные — кто знает, что у них на уме?! Это теперь мы знаем, что они покорные, а тогда кто мог поручиться? А что перегибы были в воспитании, то это можно исправить, мы все не без греха! Тебе вон поди было неплохо иметь сразу трех молодых любовниц, ты же не отказался? Если бы не этот проклятый христопродавец Моисей Давыдович, то мы бы сами все исправили и лет так через двадцать показали бы всему миру как надо жить!
Ицек так наорался, что практически захлебнулся своим ором и на секунду замолчал, а старый Абрам в образовавшейся паузе с презрением спросил у него:
— Ты все сказал?
— Нет не все, но могу рассказать остальное потом!
— Тогда слушай теперь сюда, — неожиданно твердо сказал Абрам,
— Ты забыл сказать, как мы тебе доверились, а ты нас обманул. Ты забыл сказать, что на заработанные нами деньги и взятые тобой у нас в долг, ты нанял этих гнусных пиратов, и они устроили из планеты сплошной Освенцим. А что к тебе присоединилась часть нас, так это не лучшая часть! Ты посулил им вечный рай, и вот теперь их дети попадут в ад! Ты развратил весь наш народ и проклял его на веки вечные! Мало тебе было этого, — ты хотел завоевать всю Галактику! Для чего тебе нужно было клонирование и технология воспитания послушных тебе людей? Ты хотел наделать миллионы солдат и начать мировую войну! А Моисей правильно поступил. Как ты ему отдал, наверное, приказ начать осуществление плана по строительству промышленной базы для создания непобедимого галактического флота, так он трезво оценил твое сумасшествие и сдался на милость ХДК! И к тому же, никакие мы не уроды!
Старик устал говорить эту жуткую правду и умолк, а Ицек, воспользовавшись этим и не имея больше ничего сказать, процедил сквозь зубы:
— Надо было тебя сразу прикончить.
Тут оживился Билли Бонс и, достав свой верный бластер, обратился к Абраму:
— Хошь, старик, я его здесь же прикончу?! — и уже обращаясь к десантникам, — Подкиньте его, я его влёт шлепну!
У всех было такое же желание, а у капитана Блейка, в этом даже стыдно признаться, было вообще преступное намерение разнести на куски эту чертову планету вместе со всеми её обитателями, но он об этом никому не сказал, а я его не выдам! Джон Хаггард был до того изничтожен происшедшими событиями, что был в полной прострации, и ему было совершенно все равно, сейчас ли убьют Ицека или потом, на планете карантина, куда отправят всех бывших хозяев этой планеты. Так что он бы не помешал Билли Бонсу выполнить свою угрозу, но остановил его старый Абрам:
— Не надо вам пачкаться об эту грязную свинью, лучше отдайте его мне — я сам его накажу!
Ицек что–то знал, чего не знали присутствующие, кроме его брата, и предвидя это, нечеловеческим голосом закричал:
— Только не это!
Что и решило его судьбу.
Капитан Блейк, получив немое согласие Джона Хаггарда, распорядился доставить Ицека, куда скажет его брат Абрам, и сделать с ним, то же что он скажет…
Все пятнадцать миллионов рабов, да пятьсот тысяч интернированных, да еще весь флот ХДК видел по стереовизору, как Ицека бросили на старт лабиринта смерти, и как он визжал, катаясь под стеклом, на котором стоял его ненавистный брат, а тот негромко, но почему–то его все прекрасно слышали, стал приговаривать, обращаясь к своему негодному брату:
— Когда ты его придумал — ты проговорился, что самое страшное, что может случиться с тобой, так это если тебя запустят в твой же лабиринт, и все твои рабы будут смотреть на твои мучения. Радуйся, Ицек, твоя мечта сбылась! И перестань кататься по полу, я вот сейчас нажму на кнопочку, и ты знаешь, что с тобой будет, если ты не успеешь побежать вперед!
Абрам и не думал ничего нажимать, да у него и ничего не было, чего можно было нажать, но Ицек, услыхав его слова, а лабиринт был так устроен, что стоявший сверху наблюдатель мог сказать даже шепотом, а внизу все будет слышно, вскочил как ужаленный и вприпрыжку побежал через полосу препятствий.
Старый Абрам неспешно шел сверху над ним, а Ицек изо всех сил карабкался на стены из колючей проволоки, раздирая себе руки, спотыкаясь, падал лицом в битое стекло, а Абрам сверху шел и приговаривал:
— Вот сейчас ты должен пулей пробежать эту площадку, не то попадешь под струи автоматических огнеметов, а теперь надо вовремя пригнуться, а потом подпрыгнуть, не то острое лезвие срежет тебе голову или ноги…
И весь окровавленный Ицек летел сломя голову, прыгал и нагибался, хотя вся автоматика лабиринта была заблокирована и огнеметы не жарили его, а острые лезвия не отрубали ноги и головы.
— Не останавливайся на берегу рва, не то в спину тебе вонзятся острые иглы, — продолжал подбадривать его верный братушка, — и ныряй быстрей и давай плыви, не то пираньи откусят тебе то, что тебе давно не нужно, и карабкайся по берегу, неважно что он утыкан бритвами, главное чтоб сверху не упал на тебя большой камень, и ты не покатился назад, а теперь беги по этой раскаленной сковороде, не то масло прожжет тебе кожу, а теперь ползи и не обращай внимания на ядовитых змей — над твоей задницей мелькают острые ножи, и постарайся не упасть с этого бревна, утыканного иголками — внизу кипящая смола…