Страница 30 из 48
— Иван Васильевич, что это такое? Что это значит?
Нет, она не крикнула, она просто сказала возмущенно, но голос у нее был таким зычным, какой бывает у громкоговорителей на пригородных платформах.
— А что, Веруня? В чем дело? — мягко спросил начальник и указал на стул. — Садитесь.
— Как что? — рыкнула она, не реагируя на предложение. — Как что? Я случайно узнала в отделе кадров, что к нам приходит на работу новый техник, вы знаете, он мне нужен позарез, и еще спрашиваете что?
— Техник всем нужен. Тебе же известно, какая это у нас дефицитная единица.
— Конечно, я не первый год живу! И когда кончатся эти безобразия?!
— Кстати, ты напрасно шумишь, он будет работать в вашей группе, с Инной Николаевной. Это уже решено.
— Прекрасно! — она фыркнула струей дыма, будто маневровый паровоз. — Это прекрасно! Не пошумишь, разве что-нибудь получишь! Закон природы!
— Кстати, вот и он сам, — указал на меня начальник. — Познакомьтесь, пожалуйста.
Веруня повернулась ко мне, скептически осмотрела.
— Давай лапу! Вера Дралина! — И как клещами даванула мою руку. — Это ты лез в окно? Ну, молодец!
— Так на чем мы остановились? — спросил меня Иван Васильевич. Он хотел еще что-то сказать, но зазвонил телефон. Иван Васильевич снял трубку, зачем-то заглянул в то отверстие, откуда обычно раздается звук, а в другое сказал тоскливо:
— Слушаю. — Трубка побулькала что-то, а Иван Васильевич закричал: — Знаю я вас, знаю! Нет уж, извините! Лучше я сам приду, на месте всё и решим. Я сейчас приду. Да, да, сейчас, немедленно!
Он положил трубку и сказал мне:
— Придется подождать. Посидите, пожалуйста.
Он ушел, а я стал осматриваться. Я сидел в большой проходной комнате, справа и слева было еще по комнате. В одной из них кто-то беспрерывно тихонько насвистывал.
Стол начальника стоял торцом к окну. Напротив еще несколько столов, расставленных один за другим, как школьные парты, и несколько верстаков. На верстаках лежали приборы, блоки и паяльники. На одной из стен была прикреплена вырезка из журнала — портрет Хемингуэя.
Пока я осматривался, посвистывание в соседней комнате стало громче и оттуда вышел гражданин, похожий на профессора Филютека, каким его рисует польский художник Ленгрен. Правда, без бородки, но такой худенький, маленький и в черном костюме-тройке. Заложив в карманы руки и упоенно насвистывая, он прошелся по комнате, никого не замечая, удалился в свою комнату и снова вернулся. Чувствовалось, что он находится в таком состоянии, в каком бывают соловьи, когда к ним можно подойти и голыми руками снять с ветки. Посвистывая и как бы сосредоточенно рассматривая что-то внутри себя, он остановился рядом со мной, вдруг умолк и очнулся. Удивленно огляделся, увидел меня и спросил скороговоркой:
— А, новый сотрудник?
— Да.
— Из техникума?
— Да.
— Какой техникум кончали?
Я ответил.
— Это у вас там преподавал… как его фамилия? Драгун?
Я ответил, что у нас такой не преподавал.
— Впрочем, кажется, его фамилия не Драгун, а Улан?
— Нет, и Улана у нас не было.
— Милейший человек! Вам просто повезло! Впрочем, ошибаюсь, и не Улан, а Гусар. Да, Гусар! Вспомнил!
— Нет, и Гусара у нас не было.
— Энциклопедический ум! Стоп, не Гусар, а Казак!
— И Казака у нас не было, и Стрельца!
— Стрелец? Как, вы и Стрельца знаете? Тоже у вас работал? Оригинальная личность! Между прочим, Бетховена знает, как никто! Помните? Бетховен… Лунная соната. Колоссально! Особенно вот это…
Он склонил голову и засвистел. И потихоньку, незаметно так, отключился, стал похож на соловья, которого берут с ветки руками, опять его понесли куда-то ноги, он случайно завернул к себе в комнату и там застопорился. Теперь оттуда непрерывно звучал Бетховен.
Начальник вскоре вернулся.
— Извините, что немного задержался, — сказал он мне. — Так вот… Значит, будете работать у нас. Наша лаборатория занимается разработкой индикаторов. Сейчас вы будете работать с Инной Николаевной. Она вас со всем подробно ознакомит.
Мы прошли в комнату, противоположную той, где все еще посвистывал Филютек.
Инну Николаевну, наверно, всю жизнь кормили только пирожными, настолько она была белой, нежной и пышной. И так нелепо выглядели рядом с ней все эти черные громоздкие приборы, большущие ящики выпрямителей, вольтметры, у которых стрелки торчали как пальцы с давно нестрижеными ногтями.
Мы поздоровались.
— Как дела? — спросил у Инны Николаевны начальник.
— Настраиваю, — она кивнула на вывороченный из кожуха блок. — Вчера весь вечер занималась.
— Это наш новый сотрудник, — представил меня Иван Васильевич. — Тот техник, о котором я вам вчера говорил.
Она молча глянула на меня.
— Когда собираетесь предъявлять заказчику? — спросил Иван Васильевич, указав на прибор.
— Завтра. Калгин обещал зайти после обеда.
— Сегодня у нас… первое, начало месяца, — многозначительно произнес Иван Васильевич.
— Садись, — сказала мне Инна Николаевна, когда начальник вышел, — в ногах правды нет… Сердится! А что сердиться, если не успеваем!.. Разве я виновата?
Она сказала мне это так доверительно, как будто я был ее младшим братом.
— А что это ты вдруг решил в августе выйти на работу?
— Так положено.
— Ну и подумаешь! Гулял бы себе! Поехал куда-нибудь. Только не на юг, там сейчас жарища. Сачканул бы пару неделек! Сопромат у вас читали?
— Нет.
— Ну и слава богу! Кошмарнейшая штука! Не представляю, как только я эти премудрости сдала. А Юля тоже ваш техникум кончала?
— Какая Юля?
— Вот она сидит! Вы не знакомы? Познакомься потом, очень интересная девочка.
Я оглянулся и в противоположном углу увидел девушку. Она сидела ко мне спиной, склонилась к чертежной доске и что-то там колдовала.
— Ладно, — сказала Инна Николаевна. — Отвлек меня Иван Васильевич… На самом интересном месте. Что же тебе дать? Что бы такое?.. Вот что, почитай пока инструкцию по технике безопасности. Это всегда пригодится. Займись.
За время учебы в техникуме я дважды проходил производственную практику на заводах и уже хорошо знал, что каждому новичку в первые дни дают какую-нибудь документацию, все равно какую, лишь бы была пообъемистее, чтобы не отвлекал, не лез под руки.
Поэтому я без всякого энтузиазма принялся за изучение инструкции. До обеденного перерыва я успел просмотреть ее несколько раз. А тем временем Инна Николаевна что-то перепаивала в приборе, замеряла, щелкала переключателями. И лицо у нее было сосредоточенным, как у девочки-отличницы.
Но вот наконец прозвенел звонок, извещавший об обеденном перерыве.
Все вскочили, прогрохотав стульями, заспешили к выходу. И только Филютек по-прежнему спокойно посвистывал.
К Инне Николаевне примчалась Вера.
— В буфет или в столовую? — спросила торопливо.
— В буфет.
— Идем с нами, — пригласила меня Вера. — Ты ее не очень-то слушай. У нее характер бабский, ты меня слушай. Она тебя будет там всякими сантиментами пичкать. А ты — парень. Мужчина должен быть воином и охотником! Чем сейчас занимался?
— Читал инструкцию по технике безопасности, — ответил я.
— Отлично! Что усвоил? Проверим! Вот если Инку тяпнет током, как определишь, труп она или еще жива?
— К чему такие примеры? — возмутилась Инна Николаевна.
— А ты молчи со своей нежнотелостью! Ну, что делать не знаешь? Или знаешь? Надо спичку зажечь, поднести к коже. И держать, пока дым не пойдет.
Фу! Мне аж тошно стало, как только я представил себе этот зеленый, смрадный дым.
Но я должен быть воином и охотником.
Мы пришли в буфет. И только здесь Дралина рассталась со своей длиннющей, похожей на макаронину, папиросой. Она взяла две бутылки жигулевского пива и сосиски.
— Давай пиво гонять, — предложила она мне. — Говорят, от пива толстеют, но это брехня. Ты этому не верь. Вот посмотри на меня. Полгода экспериментирую, а что? Что толку-то? Может быть, не в коня корм?