Перезагрузка

– Почему?

– Потому что сегодня, прямиком из офиса Брюнета, я подорвался в адрес к охраннику. Благо у того был выходной.

– И что охранник?

– Оказался вполне себе нормальным мужиком. И самое главное, похоже, действительно не при делах.

Купцов обновил бокал, пригубил и с интересом уставился на приятеля:

– Обоснуй!

…В вестибюле общежития было прохладно и темновато. Смуглый мальчик лет десяти нарезал круги на велосипеде, на подоконнике сидел хмурый кавказец. Завидев Петрухина, он поспешно опустил ноги и глаза в пол, сказал:

– Здрасте.

– Выпустили? – спросил Петрухин, глядя мимо, в пыльное окно.

– По справедливости… да, начальник?

– По справедливости тебя кастрировать надо, Русланчик.

– Не, начальник, нельзя кастрировать. Нет такого закона, да?

– Ничего. Скоро будет. Президент пообещал.

– Кому? – заметно напрягся кавказец.

– Мне лично, – буркнул Петрухин и прошел дальше.

Кавказец за его спиной сделал неприличный жест…

В лифте, сплошь покрытом похабщиной и изображениями поганок, Дмитрий поднялся на шестой этаж. Здесь в обе стороны уходил коридор – бесконечный, с потолком в желтоватых лохмотьях водоэмульсионки, с грязным, заворачивающимся линолеумом на полу и бесконечным рядом разномастных дверей…

…Одетый в спортивные брюки и клетчатую трикотажную сорочку флотский офицер по фамилии Черный смотрелся моложе своих сорока трех лет. Явно накрученный по телефону Брюнетом, он встретил Петрухина одновременно и смущенно, и настороженно.

– Проходите, пожалуйста. Разуваться не нужно… Присаживайтесь. Кофейку?

– Нет, спасибо, – отказался Петрухин, приглядываясь и изучая обстановку.

Не секрет, что менты, если, конечно, дело заслуживает внимания, предпочитают посмотреть на клиента в домашней обстановке. Можно, конечно, выдернуть человека повесткой. Так оно и проще, и ездить никуда не надо. Но встреча «на поле соперника» дает гораздо больше информации и более располагает к контакту.

– Владимир Петрович! Я уже говорил вам по телефону, но считаю нужным повторить: мы с вами конфиденциально общаемся, – подсаживаясь к столу, напомнил Петрухин. – Без протоколов и прочей ерундистики. Все, что вы скажете, останется между нами. Это я вам гарантирую и, соответственно, рассчитываю на откровенность.

– Да-да, разумеется, – вздохнул Черный. – Так с чего мне начать?

– Как давно вы работаете в «Магистрали»?

– С первого февраля прошлого года… Понимаю, есть в этом некий нонсенс: морской офицер, и вдруг – охранник. Но такова реальность. На то вспомоществование, которое платит мне родное государство, прожить, извините…

– Я, Владимир Петрович, сам бывший офицер, – перебил Петрухин. – Так что отлично вас понимаю. И то, что вы сейчас назвали нонсенсом, лично я называю гораздо более грубым словом – «блядство». Большое государственное блядство.

Кап-два улыбнулся. Некоторое напряжение первой минуты знакомства, похоже, прошло.

– Согласен, Дмитрий Борисыч. Грубо, конечно, но в целом верно.

– Ну да вернемся к «Магистрали». Как вас туда занесло?

– Через контакты по службе. Там же замом Игорь Васильевич Строгов трудится. А он из наших – тоже флотский. В охране «Магистрали» таких как я еще несколько человек – крутимся, подменяем друг друга…

– Понятно. Ну что ж, расскажите, Владимир Петрович, про тот день. Хорошо его помните?

В строгом соответствии со своей фамилией кап-два почернел:

– Да его хрен забудешь… В общем, смена у нас начинается в 10.00… По выходным в офисе, как правило, никого нет, самая спокойная вахта… А тут около одиннадцати вдруг заявился Тищенко… Он такой, знаете ли, очень неприятный человек… хм… был. Грубый, приблатненный. Нехорошо, конечно, так про покойника-то, но из песни слова не выкинешь… Он пришел и сразу прошел к себе.

– Тищенко не показался вам взволнованным или, там, странным?

– Да нет. Как всегда… Я и видел-то его всего несколько секунд. Сказал ему: «Добрый день». Он что-то буркнул в ответ и – прошел к себе. А спустя буквально пару минут появился Игорь Васильевич и некий мужчина с ним. Молодой, лет двадцати пяти… в длинном черном пальто и вязаной шапочке, в серо-красных кроссовках.

– Вы хорошо его запомнили? Сможете опознать?

– Думаю, смогу. У меня память на лица крепкая. Я ведь на крейсерах служил, а там экипажи огромные. Как матросиков различать? Все в форме, все одинаковые – только в лицо… Запомнил я этого убивца. Да и вообще – трудно его не запомнить.

– Что? – встрепенулся Петрухин. – Приметы какие-то?

– Да нет, без каких-то особых примет. Нормальные, правильные черты лица… Но вот характер! Характер у мужика несомненно присутствует.

– А как вы это определили?

Черный задумался, потом сказал:

– Трудно объяснить… Но я убежден, что прав. Хребет у него крепкий. Я всю жизнь с людьми работаю, научился понимать кто есть кто. Знаете как бывает? Приходит на корабль молодежь, и сразу видно, кого замордуют и шестеркой сделают, а кого нет. Так что глаз у меня наметанный.

– Хорошо, – кивнул Петрухин. – А что дальше?

– Дальше? Они вошли. Игорь Васильевич поздоровался, а тот – второй – нет… И они прошли к кабинету Тищенко. Я вообще-то обязан всех посетителей фиксировать в журнале, но поскольку этот убивец пришел с самим Строговым, то…

– Понятно. Дальше?

Черный поднялся, прошел на кухню, принес пепельницу, пачку сигарет, закурил и, неожиданно сменив тему, заговорил о наболевшем:

– Раньше-то я в коридор выходил, чтобы не травить жену с дочкой, а теперь там от «понаехавших» не протолкнуться. Героином торгуют почти в открытую… И противно, и сделать ничего нельзя. За жену с дочкой страшно…

– И давно вы здесь обитаете?

– Да как в 2007-м в Питер из Мурмана перевели, вот с тех пор и…

– Понятно. А всякие там жилищные сертификаты для военнослужащих?

– Я вас умоляю! – скривился Черный. – На эти так называемые сертификаты лично я могу себе позволить максимум «однушку» где-нибудь в Сусумане.

– А где это?

– Понятия не имею, – улыбнулся кап-два. – Ладно, извините, что-то меня не в ту степь… на чем мы остановились?

– Они прошли в кабинет Тищенко, – напомнил Петрухин.

– Ну да. Они прошли к Тищенко, и через какое-то, очень короткое время – выстрел. И я сразу понял, что произошло.

– А как вы это поняли?

– Не знаю как, но понял. Вот как-то мгновенно осознал, что это не хлопушка, не петарда, а именно выстрел, и именно в человека. Я не знал, кто стрелял, из чего стрелял, но понял сразу, что произошло убийство.

– А звуки? Ссорились они перед выстрелом? Ругались?

– Что-то такое было – громкий голос, шум… А потом – выстрел – и тишина. Затем – другой… Выходят. Первым – Строгов. Второй сзади, сбоку. В руке – ружье… короткое, без приклада…

Черный говорил, а сам смотрел вдаль. Как будто всматривался в глубину коридора, откуда приближался человек с ружьем в руке… убийца, у которого крепкий хребет. День был нерабочий, в коридоре горело только дежурное освещение, из полумрака приближался убийца. Сквозняком тянуло кислый запах пороха.

– Я тогда подумал, что сейчас и меня тоже убьют… Они подошли… стоят… молчат… Потом Игорь Васильевич говорит: поедешь с нами. Он был очень бледный. Вот как будто вообще ни кровинки в лице. Десять минут назад вошел нормальный человек, с улыбкой. А стал – как покойник… Поедешь с нами, говорит. Поехали… У Строгова – джип, «опель-фронтера». С водителем. Мы сели, поехали. Я сзади сидел, рядом с этим… Господи, думаю, куда едем? Зачем? И сам себя ругаю, что даже не догадался в журнале запись сделать: Строгов, мол, был…

Черный вдавил сигарету в пепельницу. Вынужденно, через силу улыбнулся.

– В общем, честно скажу: никогда в жизни так не боялся… Едем, а я даже не смотрю, куда едем… На Петроградской оказались, притормозили… Строгов говорит: мол, забудь все, что видел и слышал, и ступай обратно. Пивка по дороге дерни. Можешь и водочки стакан зацепить… А вернешься в офис – звони в полицию. Скажешь, что выходил пива попить, а когда вернулся – нашел в кабинете труп. Понял? Я говорю: понял.