Предместье

- Три недели хозяина в доме не было.

Варенька принялась прибирать в комнате; потом сбегала на скотный двор, принесла парного молока.

- Да ну его! - Цымбал отстранил кувшин с молоком. - Детская пища.

- Вы в таком состоянии, когда детская пища вам в самый раз. Поправляться надо, Виктор!

Варенька хлопотала долго и ушла только тогда, когда наступило время вечерней дойки. По дороге ее встретила Маргарита Николаевна и спросила:

- Вернулся?

- Вернулся. Слабый очень, ты бы поухаживала за ним.

- Не захочет. - Маргарита Николаевна вздохнула. - Ворчать начнет.

- Что ты, ворчать! Я, например...

- Ты другое дело, - перебила Маргарита Николаевна. - Тебя, такую глупенькую, и волк в лесу встретит - не тронет.

Она охватила тонкой своей рукой смуглую шею Вареньки, привлекла девушку к себе и поцеловала у нее за ухом. Вареньке стало щекотно, она засмеялась.

- Сходи все-таки! - крикнула вслед уже удалявшейся Маргарите Николаевне, - И тебя, может быть, не съест.

Заглянул к Цымбалу и Ушаков. Они поговорили о только что закончившихся боях, о том, что планы гитлеровцев опять надолго расстроены. Ушаков сообщил, что хотя мастерская и загружена ремонтом боевых машин, но теперь он снова может помочь МТС.

Через несколько дней, к величайшей радости Вареньки, ее коровенок освободили от пахоты, распущены были и "мобилизованные землекопы" - в поле на смену им всем вышли три трактора. Для Цымбала наступила такая же беспокойная пора, как и весной. Трактористы старались, конечно, но машины по-прежнему то и дело выбывали из строя; с ними могли сладить только разве водители самой высокой квалификации, а таких не было и не предвиделось.

Прихрамывая, бродил Цымбал по полям, ругался и грустил. Возле остановившегося трактора его однажды застал Долинин.

- Кажется, Яков Филиппович, из этой дохлой техники, прямо скажем, уже взято все!

- Может быть, еще выжмем. Съезжу-ка я в дивизию. У них снова теперь тихо. Вообще весь фронт притих.

- А что слышно о нашем отряде? - спросил Цымбал.

- Возможно, скоро вернутся.

- Эх, отпустили бы вы меня с ними!

Долинин понял его и, зная, что отвечать ничего не нужно; смотрел, как Цымбал крутил толстую цигарку, и - кажется, впервые в жизни - жалел о том, что не научился курить: до чего же хорошо и основательно этим деловитым скручиванием, пусканием дыма заполняются тягостные паузы в разговоре, до чего быстро нехитрое это занятие сближает собеседников, помогает им лучше понять друг друга.

Через день, на рассвете, проснувшись с головной болью оттого, что поздно лег, и раздумывая - вставать или еще полежать немного, Цымбал услышал во дворе голоса. За окном, поднимаясь кверху, плыли клубы синеватого махорочного дыма и слышались голоса.

- Конечно, Василий Егорович, - говорили за окном, - и у народа есть вполне научные приметы для предсказывания погоды. Вот, скажем, курицы в пыли купаются, - значит, к дождю.

Цымбал обрадовался: это же Козырев с Бровкиным! Значит, снова съездил Долинин в дивизию и снова попросил полковника Лукомцева прислать этих друзей в помощь трактористам.

Директор МТС стал быстро одеваться, ему было приятно вновь увидеть веселых спорщиков. А разговор за окном продолжался, говорил теперь Бровкин:

- За куриц, Тишка, не поручусь. Но вот, помню, во время оно хаживал по Александровскому рынку старичок. Продавал он волшебные палочки. Наставление покупателю было такое: вывесь ее, палку эту, с вечера за окно на веревочке, и, если утром она мокрая, стало быть, идет дождь.

Наступило молчание, потом Козырев спросил:

- Все? Можно смеяться? Это же анекдот, Василий Егорович! И такой же, извиняюсь, бородатый, как вы. Еще мой дед моей бабушке рассказывал.

- Эка ты, взоржал!.. - Бровкин обиделся.

- Взоржешь, Василий Егорович: есть хочется. Интересно,

Лукерья еще готовит здесь "бланманже"? Освоить бы горшочек.

Затягивая ремень на гимнастерке, Цымбал направился к выходу. Он был уверен, что знатоки "катерпиллеров" и "аллисчалмерсов" помогут ему и с ремонтом и с пахотой; от их грубоватых, не добродушных шуток, казалось, и головная боль уже утихает.

Глава седьмая

- Тяжело, очень тяжело, - говорила Маргарита Николаевна, расхаживая с Долининым по берегу. - Кажется, начинаю не справляться. Надо бы другого председателя избрать, а мне бы свое дело делать - агрономическое.

- Другого избрать? - Долинин спросил это с хитрецой. - Мужчину, конечно?

Маргарита Николаевна вспыхнула:

- Я понимаю, о чем вы говорите. Понимаю! Но это неправда! Вовсе не в том дело, совсем не в том! Просто нужен человек с большими, чем у меня, организаторскими способностями.

На берегу громоздились вороха картофеля. Розоватые крупные клубни, обдутые, обсушенные ветром, согретые осенним солнцем, поблескивали, как тугие мячи. Казалось, возьми такую картофелину, ударь оземь, и она подпрыгнет. По дощатым, прогибавшимся до самой воды мосткам, между берегом и широкой, осадистой баржей, парами ходили женщины. Они работали с рассвета, таскали корзину за корзиной, но картофель едва прикрывал дно баржи. Тракторы и кони подтягивали с поля новые вереницы телег, и вороха на берегу не только не убывали, но все росли и росли.

- Имейте в виду, Яков Филиппович, - продолжала Маргарита Николаевна, это только картофель, а морковь и свекла - еще не тронутые, в поле. На днях капусту рубить надо будет. Что же прикажете делать?

- Прикажу радоваться! - Долинин сорвал длинную метелку осоки и принялся очищать ее от сухих листьев. - Вот ведь вы какая, Маргарита Николаевна! Не первый раз слышу от вас: "не могу", а поглядишь - дело-то в конце концов сделано. Это разве маленькое дело?

Он указал метелкой в сторону картофельных ворохов.

- А есть и такие деятели, которые, не задумываясь, говорят: сделаю, это мне пустяк... И ничего не сделают!

- Вот именно!

- Ну, хорошо, я тоже скажу: сделаю, это мне пустяк - собрать и погрузить в баржи несколько сот тонн овощей. А справиться не смогу, и вы меня тоже причислите к таким деятелям и прогоните.

- А ну, скажите!

- Да как же я это скажу! - Маргарита Николаевна возмутилась.

Долинин засмеялся: