Страница 60 из 61
— Нет! — возразил Дюк, обнимая ее за плечи. — Роб прав, Барби. Пока всего семь, считая и нас с ним. А вот, когда мы вас обеих научим стрелять, хотя бы в первом приближении, да погоняем немного по местным лесам и болотам, действительно будет девять. Но это, любовь моя, не одного дня дело!
Ближе к вечеру пошел дождь. Несильный, медленный и мелкий, но, наверняка, затяжной. Из тех, что незаметно начинаются и не прекращаются затем по два — три дня. Ни грома, ни молнии, одним словом, не гроза. Только тяжелое низкое небо, и водяная пыль, повисшая в воздухе. Быстро стемнело, что не странно: в северных широтах осень наступает рано, и дни, соответственно, становятся короче. Тем более, в дождь.
Аве Кройтер как раз ехал по Диагонали, когда включилось уличное освещение. Впрочем, большинство водителей, — как и сам Абе, — включили фары еще раньше. Так надежнее.
Он миновал мост через Малый канал, объехал по большому кругу площадь 1837 года, и свернул на Датскую улицу. Проехал почти до конца и у церкви св. Николая ушел вправо, на Крепостную, проложенную на месте бывшей городской стены. Здесь движения почти не было. Тихая неширокая улица, застроенная невысокими двух- и трехэтажными домами под крутыми черепичными крышами. Ни одного магазина или кафе. Никаких офисов и контор. Одни лишь особнячки и дома на две — три квартиры. Хорошее место, но и цены соответствующие. Зато «чужие здесь не ходят».
Немного не доезжая до своего дома, Абе притормозил, плавно свернул на подъездную дорожку, поднял командой с дистанционного пульта металлическую штору и въехал на подземную стоянку. Ворота стали закрываться, но свет на парковке так и не зажегся. Плохой признак. В чудеса Кройтер не верил, и в такой странный отказ автоматики тоже. Но отреагировать на опасность не успел. Вернее, успел, но времени, чтобы хоть что-нибудь предпринять у него не осталось.
Выстрелов Абе не услышал, но не отреагировать на то, как лопаются и осыпаются лобовое и боковые стекла не мог. Услышал, увидел, среагировал, закрывая глаза рукой. И все, собственно.
— Руки на руль! — приказал знакомый голос.
— Добытчик? — удивился Абе, но руки на руль все-таки положил.
— Да, ты не волнуйся, Гном, — сказал с другой стороны салона Георг Рафн, по кличке Курок, — здесь все свои.
— Ребята… — начал, было, Абе, но его перебил Роберт Хелш.
— Не выкручивайся, Кройтер, — попросил он. — Мы говорили с твоим братом, и у нас к тебе всего один вопрос. Неужели деньги дороже совести?
Ему нечего было им ответить, потому что Абе и сам знал ответ на вопрос Ходока. Для него, Абе Кройтера, по кличке Гном, деньги оказались важнее. Для ребят из Третьей Тактической, нет.
— Извини, Гном! — сказал Никлас Сирк сухим, «равнодушным» голосом. — Все очень личное, как ты понимаешь, и никакого бизнеса…
«Что ж, — констатировала Лиза, неторопливо двигаясь сквозь еще не успевшую сплотиться толпу, — Харт умеет „покупать и продавать“. В этом ему не откажешь!»
Она шла по Цепной улице по направлению к Ратушной площади. Слева и справа от нее расположились ярморочные павильоны. И хотя, на самом деле, это была никакая не ярмарка и даже не субботний базар, настроение праздника все эти сырные и колбасные лавки создавали ничуть не меньшее. Пахло копченой рыбой, жареными сосисками, подгоревшим маслом и дымом от сгоревшего древесного угля. И еще цветами и яблоками, все-таки осень на дворе. Цветов было много, особенно тюльпанов, яблок тоже. Зеленых и красных, золотистых… В общем, на любой вкус. И погода не подкачала, словно, Харт и в этом случае знал, сколько и кому заплатить. После трех сумрачных дождливых дней, на чистом, нежно голубом небе, ярко — вполне по летнему, — светило солнце.
В разных концах улицы играло сразу несколько маленьких оркестров, — рок, джаз, фольк, — перекрикивалась, бросаясь шутками, разноцветная, во всех смыслах, молодежь. Кто-то смеялся, а кто-то другой подпевал фольклорной группе, и громко зазывали попробовать все «девяносто девять сортов народного пива» пивовары со всей округи. При всем своем патриотизме, Лиза готова была признать, что их пиво, возможно, и уступает бельгийскому, но уж точно лучше датского. Впрочем, сидр в Королевстве делают никак не хуже пива. Даже если сравнивать с немецким апфельвайном. А уж грушевый пуаре…
Лиза не удержалась, купила бутылочку крапенского грушевого сидра и сразу же сделала глоток, и другой, и третий. Пуаре был великолепен.
«Ну, вот как у них такое получается? — подумала она, с удовольствием отхлебывая из бутылочки. — И почему именно в Краппе?»
Между тем, она прошла Цепную насквозь до Воротной башни и, пройдя сквозь нее, через прохладный темный туннель, вышла на Ратушную площадь. Здесь было еще веселее. Торговые павильоны и палатки жались почти к самым домам, оставляя на просторной площади достаточно места для гуляющей публики. А около Новой ратуши на временной сцене неистовствовала рок-группа «Черные папарацци» во главе со своим неизменным лидером — полуголой дивой — Диди Фирст.
«Ну, девушке есть что показать!» — мысленно пожала плечами Лиза, медленно продвигаясь к сцене, и вдруг едва не залилась хохотом, вспомнив прошлогодний скандал с вываленным в интернет порно в исполнении брутальной, и к слову сказать, натуральной блондинки. Впрочем, если не ерничать, Диди была красивой девушкой, писала неплохие стихи и пела более чем хорошо. «И татушки у нее клевые!», как сказал однажды о Диди Фирст Абель Стиг — ведущий раскрученного ток-шоу «В полночь с Абелем».
«Татушки клевые…» — задумчиво повторила Лиза, рассматривая портрет себя любимой, на фоне которого и выплясывала сейчас что-то ужасно зажигательное шикарная блондинка.
Фотографию для Лизиного портрета взяли какую-то совсем ей не знакомую, но следовало признать, «покойная» адвокат Веллерт выглядела на ней совсем неплохо. Красивая, энергичная, устремленная вперед…
«Весьма!» — признала Лиза, именем которой сегодня должны были назвать комплекс очистных сооружений «Коппер Консолидейтед».
«Назвать или наречь?» — задумалась она, выходя к сцене и сдвигаясь вдоль нее вправо. Туда, где на ступенях ратуши беседовали в ожидании начала церемонии «отцы города».
«А что! Клоака имени Лизы Веллерт! Звучит!»
— Высокий, худой, — подсказала прямо в ухо Барбара, — серый костюм, очки в тонкой оправе, и морда, как у мерина…
— Да еще и сивый! — хохотнула Бабс где-то за Лизиной спиной и на два — три этажа выше. Где-то там, откуда она рассматривала площадь в не бликующую военную оптику.
Лиза как раз обогнула сцену и сразу же увидела Хенка Баркампа, стоящего на ратушной лестнице чуть ниже и несколько в стороне от оживленно беседующих Филиппа Харта и мэра Ульхарда.
«Я невидима! — объявила Лиза со всей силой, на которую была способна. — Меня здесь нет, и вы меня в упор не видите!»
Разумеется, на видеокамеры ее «приказы» не действовали, — ими занималась Барбара, — но народ вокруг Лизы внезапно и, что называется, демонстративно потерял к ней всякий интерес. Она шла, а люди уступали ей дорогу, но смотрели при этом куда угодно, только не на нее.
«Доктор Баркам! — позвала она, подойдя к ступеням лестницы. — Спуститесь вниз. Нам нужно поговорить!»
Баркамп вздрогнул и — не в силах отказать Лизе в «любезности», — посмотрел на нее.
«Ко мне!» — приказала она, и Баркамп послушно спустился вниз и встал перед Лизой.
— Узнаешь, тварь? — улыбнулась ему Лиза и увидела, как расширяются от ужаса зрачки личного секретаря Филиппа Харта. — За все нужно платить, доктор Баркамп. Вы согласны?
— Вы?..
— Я, — вздохнула Лиза, которой вдруг расхотелось «творить правый суд».
Но делать нечего, и сделанного не воротишь, не правда ли?
«Роб все равно выстрелит… Так или иначе…»
— Ты сейчас умрешь, умник, — сказала она вслух, — но ты бессилен это предотвратить. Я приговариваю тебя. Лично! Ты ведь мог и не выполнять приказы этого психа! Или тебе и самому хотелось посмотреть?