Год лошади

А тут в понедельник у меня - отгул. Ну, думаю, высплюсь сразу за все авралы да сверхурочные! Конец квартала только что был, горячка - сами понимаете. Будильник я специально не завел, но на всякий случай - в ящик, под белье, сунул: а вдруг, черт его знает, в нем какая-нибудь автоматика сработает?!

Ну, сплю это я, значит, тороплюсь на всю неделю вперед отоспаться. Но и во сне - а какие у меня сны? Сплошные производственные отношения с комплексной механизацией! И во сне, говорю, чувствую, что на работу иду. Мимо этого самого памятника. Герою, стало быть. И вдруг чудится мне: позвали. Это с утрянки-то!

- Послушай, браток... Оглядываюсь, вокруг - никого. А это - сам памятник заговорил:

- Браток... - таким тихим, но довольно отчетливым голосом Герой это сказал, а внутрях у него что-то звякнуло металлически, - как бы заготовки сгружают. - Можно тебя на минуточку?

- Чего тебе? - бурчу я в ответ, да не слишком-то вежливо, потому как и во сне словно бы на работу спешу, и в то же время со стороны-то соображаю, что такой разговор может быть только во сне. - Закурить, что ли, хочешь?

- Нет... - он усмехнулся, вроде бы со значением. - Некурящий я. Вернее сказать - курил в войну, да теперь-то... При моем нынешнем положении... Давно, браток, бросил. Завязал...

- А чего тогда не стоится? Ты что - Всадник Медный из одноименной поэмы А Эс Пушкина?

- Проходили в школе... - снова звякнул Герой. - Да какой из меня Всадник? И лошади у меня нет. По штату не положено. А жаль... Было бы с кем поговорить... Знаешь... - и этак довольно прямо легко согнулся он в своей металлической пояснице. - Застоялся я. Тяжелое это дело, оказывается - эмблемой работать...

Тут я ничего сказать не мог. Помолчали, да вдруг он как врубит:

- Ты как думаешь - грибы в лесу сейчас есть?

- Грибы?! - я чуть не поперхнулся. А потом - остыл, дошло: ничего, вполне нормальный вопрос.

- Растут... - отвечаю. - Куда им деться? В прошлую субботу ездил.

- Не за Михалево? - тихо так спрашивает Герой, я бы даже сказал - с грустинкой.

- Ну, за Михалево, - согласился я, а потом с ходу спохватился:

- Слушай, а ты-то сам откуда эти места знаешь? И на него смотрю уже чуть ли не с подозрением. Как на конкурирующую фирму...

- Случалось бывать... - отвечает. - В положенное по уставу время. Теперь-то, поди, и мест тех не узнаю. Слушай, земляк... А не махнуть ли нам с тобой по грибы? Вот прямо сейчас, а? Будь другом - возьми меня с собой!

И так он попросил, что - не поверите! - враз уговорил меня, дурака. У меня даже в носу защипало...

- А как же это самое... Служба твоя? - поинтересовался только да и то - больше для порядка.

- Ничего, - отвечает и глазом подмигивает. - Не спохватятся...

Я домой мигом смотался, сбегал, благо недалеко, я уж поминал - всего три автобусных остановки. Разыскал на антресолях корзинку ивовую плетеную, сапоги натянул. Резиновые, с портянками, как полагается, - места там сыроватые. Надо же - портянки... Это во сне-то! Принес корзинку к памятнику. А Герой, между прочим, меня ждет: сидит этак аккуратненько на нижней ступеньке своего гранитного... этого... пьедестамента. И в руке живой цветок вертит. Осторожненько так. И не понять, то ли и впрямь нюхает, то ли рассматривает. Корзинке он обрадовался - трудно сказать, как! На ладони своей бронзовой подкинул, поймал, засмеялся и на согнутый локоть повесил. Ну, пошли мы с ним. Разговариваем о том, о сем. Я и ухом не веду, что иду по своему родному городу не один, а с памятником, да еще Герою... Шутка сказать! Правда, хоть и во сне, а окружающую обстановку секу четко - на выезде из города я его мимо поста ГАИ все же стороной обвел, на всякий, знаете, пожарный случай, мало ли чего. Еще прицепятся... Скажут, что памятник увел в личных целях, на продажу за рубеж в виде сырья цветного металла. Потом не отскребешься...

В автобус-то с моим корешем не больно влезешь: и пол проломить может, да и не ясно, сколько за его полный металлический вес оплаты спросят: тут ведь одним талоном не отделаешься!

А за городом мы КРАЗ подцепили. Шофер ничего, не удивился: я eму на бутылек подкинул, ему с утра-то все равно кого везти, хоть черта, хоть памятник. А за вечер зато у него голова уже спокойна...

Ну, доехали мы с Героем до одного моего заветного местечка. Грибов там! Но хоть убейте, где это - не скажу. Производственная и коммерческая тайна...

И вот что удивительно: напарник-то мой, грибник новоявленный, - бронзовый же весь, тяжеленный, а ступает по подстилкам моховым, по кочкам болотным да по тропкам травянистым так, что ни хруста, ни шороха. Сучок не треснет, ветка не шевельнется. Птицу с куста не спугнет! Я ему об этом заикнулся. Он кивнул, сказал только коротко:

- Разведка... Она всему научит.

Выходит, он-то со мной по грибы, а я с ним - вроде как бы в разведку пошел... Вот уж не гадал, не думал, что такое случиться может! Да еще в относительно мирное время. Сон, скажете... Чего с него взять? Сон - он сон и есть. Так-то оно так... Да только вот - проснулся я: запах в комнате свежий, лесной. И в углу - корзинка с грибами стоит... Не верите? Одни боровики отборные да рыжики!

КОЛЬКА БРЯНЦЕВ И НЕОПОЗНАННЫЙ ЛЕТАЮЩИЙ ОБЪЕКТ

Ночью навозоподборочный транспортер на ферме безнадежно прихватило. Ударил неожиданно сильный утренник и навозная жижа замерзла, сковав агрегат, такой нужный в хозяйстве! Да еще Лешка на своей пахучей цистерне запил и не откачал вовремя навозосборник... Доярки пошли на Кольку чуть ли не с кулаками - но что он мог сделать? Линию он проверил, и подозревал, что перегорела первичная обмотка трансформатора, но навоз-то оставался навозом! Его производство было поставлено на поток самой природой, и чистить ферму пришлось вручную... Вручили вилы и ему - в порядке трудового убеждения.

- Да налажу я вам транспортер, бабоньки, завтра же налажу! - отбивался Колька от рассвирепевших доярок, планомерно отступая к воротам.

Чтобы отдышаться от вынужденной и быстрой ретирады перед лицом явно превосходивших его женских и девичьих сил, Колька завернул на заветную поляну и пригрелся спиной к большой надежной скирде.

Думы у него были невеселыми. На хлипких плечах совхозного электромеханика, коим по штату числился Николай Брянцев, лежала персональная ответственность за две дальние фермы, на которых все, что крутится и вертится в современных электроприборах, должно было по его милости крутиться и вертеться безостановочно или хотя бы - бесперебойно... Но... На Федоскинской ферме давно надо было менять барахливший генератор. Здесь, того и гляди, откажет электронасос. Опять надо доставать щетки... Два электродоильника приказали долго жить. Уплотнителей не допросишься... А этот распроклятый транспортер? Пропади он пропадом!

Колька с силой вздохнул и затосковал.

Сено пахло летом, но было в нем еще что-то тревожащее, сладкое. Николай засопел и повернулся. А, вот она - сморщенная и привядшая земляничина, случайно прихваченная косилкой на опушке вместе с июльским разнотравьем... Он взял ягоду на хрупком сухом стебельке и медленно, со вкусом разжевал... Сено уютно шуршало, попискивали в нем бойкие мыши-полевки, а невысоко поднявшееся солнце ласково согревало весь мир, скирду, недальний лесок и самого Кольку...

Нет, он не мог бы сказать, в какой момент он понял, что происходит. Почти прямо в центре поляны, со стороны темного леска, плавно, внушительно и бесшумно опустилось нечто, похожее на огромных размеров крышку от алюминиевой кастрюли... По ее гладким отполированным бокам скользили солнечные блики и искаженно отражались зеленые тени кустов и деревьев. Колька оторопело и загипнотизированно смотрел, как из днища выдвинулись три телескопические опоры и коснулись лужайки... После чего откинулась прямоугольная дверца люка, изнутри на которой оказались ступеньки, и приспособились так, что по ней можно было спуститься на землю, как по самолетному трапу. Какое-то время вырез люка чернел глубокой пустотой, и туда даже залетела быстрая любопытная ласточка. "Ласточки-то... Еще не улетели... - как-то очень спокойно про себя подумал Колька. - А пора бы им..." И вдруг вскочил, словно подброшенный катапультой, потрясенно соображая: