Страница 71 из 122
Довольно отчетливо преобладание городских жителей: «разоблачители» — это в основном «служащие», затем, в равных долях, — «рабочие» и «колхозники». Приблизительно каждое четвертое письмо (24,8% в феврале 1936 года и 28,7% в ноябре 1936) пришло из различных районов Горького. Кроме того, если, даже на основании имеющихся у нас фрагментарных данных попытаться проанализировать происхождение писем по районам, можно также заметить, что самое большое их число происходят из «промышленных» зон области с высокой плотностью городского заселения (Богородск, Балахна, Дзержинск, Бор, Вача). Сельские районы охвачены в гораздо меньшей степени. Также довольно отчетливо сказывается удаленность от центра. Жители далеких от Горького районов, таких как Кологрив, Пыщуг или Мантурово[256] на севере области, не пишут или пишут мало. Напротив, районы, преимущественно сельскохозяйственные, такие как Лысково или Дальне-Константиново, но расположенные километрах в шестидесяти к востоку от столицы области, пишут относительно чаще, чем промышленные районы. Похоже, что играет свою роль и транспортная доступность: города, расположенные вдоль железной дороги Горький — Киров, являются важными «отправителями», например, Семенов, Красные Баки, Урень и Шахунья.
Более тщательный анализ этого потока писем подтверждает, что есть особенности, связанные с тем, откуда идут письма: существует городской и сельский ритмы написания писем. Минимум писем, написанных колхозниками и крестьянами-одиночками, приходится на разгар лета (август), а интенсивная фаза — на весну. Во время страды земледельцы заняты полностью, и у них нет времени даже подумать о том, чтобы кого-нибудь разоблачить или на кого-нибудь пожаловаться. Напротив, зимой и весной — время сбора налогов и период, когда надо дожить до нового урожая, — благоприятны для жалоб, в этот период усиливается социальная напряженность. Сравнивая этот поток с общим потоком писем, получаемых газетой, можно констатировать, что доля крестьянских писем выше в первой половине года и резко снижается во второй его половине.
Данные о Центральном бюро жалоб, которыми мы располагаем, подтверждают эти выводы. Колхозники, составлявшие более 37% населения в 1937 году, составляют лишь 7,5% направивших жалобу в Центральное бюро в 1936 году{748}. Рабочие также жалуются относительно реже (32% населения, 7% жалоб), чем служащие (13,6% населения). Эти данные, вероятно, объясняются степенью владения письменной речью (крестьяне в своем большинстве остаются малограмотными) и незнанием инструментов, которые имеются у них в распоряжении, в то время как городские служащие достаточно решительно берутся за перо. Цифры для Горьковской области примерно такого же порядка{749}. Рабочие жалуются мало: от 5% (1932) до 14% (1937) в то время как служащие обращаются в бюро жалоб чаще (приблизительно 20%). На уровне собственно города Горький{750} можно получить результаты с более тонкими различиями. Высокая концентрация рабочих объясняет их высокую долю среди авторов жалоб (41%). Другая широко представленная социальная категория — это служащие (27,5%).
Сигнал, таким образом, является оружием, широко используемым в советском обществе. Однако следует провести целый ряд различий — в зависимости от уровня, на который письмо направлялось. Уже описанные нами центральные фигуры, к которым шли обращения, и наиболее широко распространявшиеся газеты становятся адресатами самых широких кругов населения, безотносительно к преградам, которые создают неграмотность и недостаток образования. Похоже, что крестьяне охотнее обращаются в «свою» «Крестьянскую газету» или к «своему» представителю во власти, М.И. Калинину. Они пишут также всем, кто обладает особой аурой: Сталину или, на областном уровне, первому секретарю партии[257]. Если же спуститься вниз по административной лестнице или по уровню престижа, то представляется, что к сигналам прибегает менее многочисленная, но лучше устроенная часть советских людей: скорее горожане, чем сельские жители, скорее служащие, чем рабочие. В полной мере свою роль играют и культурный капитал, и уровень грамотности.
Тем не менее статистические данные, имеющиеся в нашем распоряжении, не очень дифференцированы. Что скрывают под собой такие термины как «рабочий», «крестьянин», или «служащий»? Лишь содержательный анализ самих писем-доносов позволяет лучше понять, кто же были эти разоблачители.
Автопортреты
Авторы писем подчас описывают самих себя. Сведения, которые они в этом случае сообщают, не ограничиваются полом, социальной принадлежностью или указанием региона. Многие письма часто в изобилии содержат ценные факты, связанные с настоящим или с прошлым пишущего. Рассказывать о себе, как известно, было одним из традиционных упражнений любого большевика, от которого требовалось более или менее регулярно заполнять автобиографические анкеты, которые затем попадали в личные дела. Члены партии, а также ответственные сотрудники государственного аппарата должны были сообщать сведения о себе (прошлое, социальное происхождение, профессию, революционные заслуги, если таковые имелись), а также о своих близких. Автобиографические сведения и этапы жизненного пути являлись важнейшими моментами, на которые прежде всего обращали внимание во время чисток. Поэтому не следует удивляться сверх меры, что в наших письмах мы можем найти подробные автобиографические сведения.
Прежде чем начать их анализировать, необходимо уточнить, что работать с ними надо очень осторожно: как и ряд других, мы об этом еще будем говорить, автобиографические сведения являются частью стратегии убеждения, выстроенной автором сигнала. Их приводят, как правило, в начале или в конце письма. Понятно их назначение: речь идет о том, чтобы убедить читателя. Предосторожности методологического характера не должны, однако, стать препятствием для обсуждения этого ценного материала.
Попытка построить идеальный тип доносителя при помощи сведений, содержащихся в письмах, приводит нас к описанию советских людей, нашедших свое место при этом режиме. В обществе, которое провозглашает освобождение, пусть и относительное, женщин, остается все же во власти мужчин, именно эти последние составляют основную массу авторов сигналов: 68% из исследованного корпуса против 11% женщин и 8% коллективных писем[258].
То, что доносители сообщают о своем социальном происхождении, также свидетельствует о поддержке ими режима. Те, кто рассказывают о себе, стараются этим рассказом показать, что именно дала им советская власть. В этом смысле в письмах постоянно присутствует фигура отца, которая, похоже, является одним их наиболее эффективных средств дифференциации. Большинство авторов принадлежали к обездоленным при царском режиме социальным группам: рабочие, бедные крестьяне, батраки. Письма рассказывают своеобразную историю «золушек» на советский манер{751}, как, например, этот украинец, бывший председатель сельского совета, который начинает свое письмо словами:
«Я, Гражданин села Вендичан Могилев-Под р-на Винницкой области М. Степан Артемович, выходец из батрацкой семьи, отец мой умер в помещичьем коровнике…»{752}
Многие авторы (8%) выставляют на первый план свое несчастное детство:
«Я сын бедного лесоруба с. Виндрея Салазгорской вол. Б.-Демьянского уез. Пензенской губ. <…> До 13 лет воспитывается чужими щами, молоком и корками хлеба, ходил рваный и голодный»{753}.
256
У автора ошибка, эти города находятся в другой области (прим. пер.).
257
Например, в делах за 1933 год, содержащих жалобы на работу колхозов Горьковской области, хранятся письма, в основной массе направленные Жданову, Сталину, в «Крестьянскую газету», в ЦК партии. См.: ГОПАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2420, 2421 и 2422.
258
Остальные письма не имеют определенных авторов: причина их «анонимности» — как исходное отсутствие подписи, так и ее уничтожение теми службами, которые письмо передавали (так часто происходит, когда письма пересылаются газетой).