Страница 65 из 122
Такие формулировки, даже с поправкой на известную долю риторики, встречаются постоянно. Обличая политический курс, авторы часто аргументируют это тем, что, по их мнению, действительное положение, в котором оказались люди, наверху не известно, и что они уверены, что центр может что-то предпринять. Так, несмотря на содержащуюся в них резкую критику, некоторые письма все же подписаны настоящими именами. Это случается в основном, но не всегда, в начале изучаемого периода. Так, крестьянин из Одесской области на следующий день после публикации статьи «Головокружение от успехов» пишет письмо, где дает следующую категоричную характеристику генеральному секретарю партии:
«Тов. Сталин, с момента своего выступления, является мощным орудием в руках враждебного нам лагеря. Это значит, что стоящий во главе коммунистической партии, быть может, помимо населения, но все же сделается вождем кулацких элементов. Мне кажется, что каждый сознательный гражданин нашего союза, а именно тот, кто вынес на своих плечах тяжести революции не даст зажать себе рот никаким Сталиным, если они будут разрушать готовое.
Я надеюсь, что тов. Сталин признает свое заблуждение и повернет на правильный путь»{693}.
Другие авторы, однако, проявляют больше тонкости в своей критике советской политики. Так, например, крестьянин из Горьковской области в 1933 году обращается к Сталину, чтобы спросить, как тот предполагает добиться поставленной им самим в одном из своих выступлений цели «сделать всех колхозников зажиточными и все колхозы большевистскими»[223]. В длинном, подробно обоснованном письме он точно указывает на все противоречия в политике режима. Его письмо — и это исключительный случай — подписано; автора нашли, и он не отказался от своих слов{694}.
Подобный ход мыслей объясняет, почему так распространена критика «местных властей». Большинство порицающих не прячутся за анонимность и часто беспощадно высказываются по поводу промежуточных уровней власти.
Доносы: выявление темных мест
На противоположном полюсе находятся собственно письма-доносы, более ожидаемые. В отличие от большинства писем, входящих в исследуемый корпус, эти письма обычно короткие: несколько строк, редко больше страницы. Часто такие письма подписаны, но делать серьезные обобщения нельзя. Так, в 1937–1938 годах Молотов получает целый ряд анонимных писем в несколько строк:
«Известно ли Вам, тов. Молотов, что государ. арбитр Голощенкин является лучшим другом Рудзутака, Любимова, Коган и других врагов народа»{695}?[224]
Они отличаются от остальных исследованных писем тем, что затрагивают непосредственно только лицо, о котором идет речь, как таковое, и очень мало что сообщают о нем, кроме фактов, которые ставятся ему в вину. Основная часть подобных доносов сообщает о скрываемом от властей предосудительном социальном происхождении (в частности в период с 1928 по 1934 годы[225]), или о недостаточной политической благонадежности (в конце исследуемого периода, в основном начиная с 1935 года).
Эти письма изо всех сил стараются скрыть возможный «интерес» их автора. Скупость выражения и краткость — предпочтительные стилистические средства. Чаще всего доносчик ограничивается тем, что сообщает имя того, на кого доносит, и то, в чем его обвиняет. Читая газету «Известия» от 1 января 1938 года, крестьянин из села Максимовка Воронежской области обнаруживает, что некто В.С. Тюков был назначен заместителем руководителя Госбанка{696}. Он тут же пишет Молотову о том, что в его деревне вплоть до 1925 или 1926 года жил богатый собственник Степан Никитович Тюков. У него было два сына: Валентин Степанович Тюков и Виталий Степанович Тюков, которые являются, таким образом, тезками нового руководителя Госбанка. Этот-то факт и заставляет автора написать Молотову с просьбой проверить «не может ли случится такого случая, что к нам в аппарат пролезли классовые и враждебные нам люди»[226].
Эти доносчики хотят произвести впечатление добросовестных граждан, которые, случайно узнав о том или ином нарушении, немедленно сообщают о нем государству[227]. Характерная черта — незамедлительность реакции на факты после их обнаружения[228]: доносчики подчеркивают это, используя формулировки типа «я только что узнал» или «у меня только что был…»{697} 28 августа 1932 года А. К., житель Нижнего Новгорода, встречает в банке своего бывшего односельчанина. Этот человек, сын кондитера из Шарьи, разговорившись, рассказывает, что работает в одной из администраций города. В тот же день А.К. спешит донести эти сведения до бюро жалоб{698}.
Между тем письма этого типа не ограничиваются такими точечными разоблачениями. Часто они представляют собой «донос на ближнего»: с их помощью жалобщики пытаются разрешить застаревшие личные конфликты, например, в письмах, касающихся взаимоотношений с родственниками. Такие письма, часто приводимые в пример как знак разрушения социальных связей[229], тем не менее мало представлены в доступных нам архивах[230]. Те, что можно найти, касаются в основном отношений двух типов: между мужем и женой, обычно после развода, или между родителями и детьми[231]. Во втором случае нельзя говорить о собственно доносе, поскольку речь идет, как правило, о том, чтобы постфактум отмежеваться, а не о том, чтобы сообщить властям. Случаи доносительства со стороны бывших жен представляются более документированными: Шейла Фитцпатрик нашла два примера, и статья в «Правде» от 8 июня 1938 года осуждает подобную практику{699}.[232] Обращение к государству для разрешения подобных конфликтов приобретает порой трагикомическую окраску. Так, двое бывших супругов пишут Калинину с жалобами друг на друга с интервалом в неделю (11 и 18 мая 1935 года){700}. Второй, по-видимому, не знает о письме первого. Брошенная жена обвиняет мужа в том, что он ее бил, тот же, в свою очередь, раскрывает Калинину сомнительное социальное происхождение бывшей супруги!
Чаще всего такова и природа доносов на соседей по коммунальной квартире. Причина этих писем — злость, рожденная поведением в быту, и таких писем тоже немного: так, один из соседей сообщает, что другой житель той же квартиры «дверью умышленно хлопает так, что у нас в только что отремонтированной квартире вся штукатура в прихожей облетела» и выражается «нецензурными словами». Регулярные стычки между этими двумя мужчинами происходят также при выяснении, по чьей вине возникает сквозняк{701}.
Лейтмотивом доносов на отдельных граждан остается тем не менее мысль, что те запятнаны. Запятнаны от рождения — из-за своего социального происхождения или запятнали себя сами неправильной политической позицией, или — и так бывает чаще всего — контактом с врагами. Эта мысль появляется ранее, но она характерна для конца тридцатых годов, особенно для периода репрессий 1937–1938 годов. За счет своеобразного капиллярного эффекта всякий советский человек, который тем или иным способом оказывается в контакте с источником «загрязнения», становится изгоем. Большевистское видение мира бинарное: существует невидимая граница, отделяющая «их» от «нас». Контакты между двумя лагерями очень часто дают повод для доносов.
223
Эта фраза является соединением цитаты из речи И.В. Сталина на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников 19 февраля 1933 («Наша ближайшая задача — сделать всех колхозников зажиточными». Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. М., 1951. С. 245) и цитаты из обращения этого же съезда ко всем колхозникам («сделать колхозы большевистскими». Там же. С. 393) (прим. пер.).
224
Я.Э. Рудзутак был арестован 24 мая 1937, И.Е. Любимов 24 сентября. См. также: ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 82. Д. 66. Л. 18 или Д. 65. Л. 185.
225
В особенности это относится к чисткам 1928–1930 годов.
226
Секретариат Молотова проверяет эту информацию, которая оказывается недостоверной.
227
Впрочем, именно такой потрет идеального доносчика в Италии эпохи Муссолини рисует М. Францинелли. Для такого типа доноса нет реальной разницы между СССР и другими авторитарными режимами тридцатых годов. См.: Franzinelli M. Delatori, spie e confidenti anonimi: l'arma segreta del regime fascista. Roma, 2001. P. 50.
228
См., например, случай со студентом, который обращается в КК-РКИ Горьковской области сразу после возвращения из своей родной деревни, где он был на каникулах, чтобы сообщить, что двое кулаков покинули деревню и нанялись на строительство железнодорожного моста (13 августа 1933 года // ГАНО. Ф. 5944. Оп. 1. Д.125. Л. 4–4 (об.)). Другой поразительный случай: добропорядочный гражданин видит на фотографии девочку, преподносящую букет цветов «отцу всех народов» и бросается в партийный комитет, чтобы заявить, что отец девочки — «бежавший от революции» крупный торговец из Великого Устюга (ЦХДМО. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1129. Л. 68).
229
См, например, рассуждения С.А. Королева, который, говоря о сталинском СССР, описывает страну, где «дети доносили на родителей, взрослые на детей, доносили в масштабах, которых человечество не знало, вероятно, даже в эпоху религиозных войн и истребления еретиков». (Королев С.А. Донос в России… С. 29).
230
Нельзя, однако, исключать, что основное их количество было получено политической полицией.
231
Можно найти также указания на доносительство между близкими родственниками (двоюродными братьями). См.: ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 82. Д. 56. Л. 161.
232
Мы присоединяемся к выводам Ш. Фитцпатрик, сделанным в этой статье. Как и она, мы не нашли примеров семейного доносительства типа «Павлик Морозов», ни доносов на аборты или касающихся нравственных вопросов или сексуального поведения. Особо следует отметить и отсутствие доносов на отправление религиозных культов.