Страница 71 из 136
В чем это отставание сказывается? Прежде всего, есть ли это отставание?
О следствии и агентуре
Мы говорим, определяя свою роль, что НКВД является органом борьбы с контрреволюцией. Но так как известно, что контрреволюция у нас не действует открыто, контрреволюционеры не ходят по улицам, не бьют стекол и не носит знамен, легально не существуют, не издают своих газет, а наоборот, существуют нелегально в своеобразных условиях нашего советского строя, то, прежде всего, мы должны быть органом политического розыска. Если мы орган политического розыска, то совершенно бесспорно, что агентура у нас должна быть основой основ.
Когда у нас начинают говорить об агентуре, то часто любят выражаться, что это наши глаза, наши руки, наши ноги и перечисляют все части нашего тела.
Я говорил еще на прошлом совещании[117] о том, что бывают разные глаза. У одних они бывают очень близорукие, а у других дальнозоркие; бывают также разные ноги и руки. Бывают разные уши: одни глуховатые, а другие наоборот. Дело не в этом. Дело в том, что основу основ нашей работы должна представлять собой агентурная работа, как рычаг политического розыска. Исходя из этого, казалось бы, что организационные вопросы, вопросы обслуживания агентуры, руководства агентурой должны были стоять в центре нашего внимания. Во всяком случае, орган розыска должен бы быть занят агентурой, по крайней мере, на 80–90%, если не больше.
А так ли у нас, товарищи, на деле?
На деле у нас организационные задачи поставлены с ног на голову, так как на 80 или 90% мы заняты не агентурной работой, а следствием.
За следствие мы награждаем людей, за следствие мы делаем поощрения, и за следствие охотнее всего у нас берутся. А вот агентурные комбинации, хорошая агентурная разработка у нас не всегда бывают, так как за это не награждают. Не всегда так бывает, чтобы чекист, встретившись с агентом, получил у него серьезные сведения, взял из них основное, дал им соответствующее направление, влез куда полагается.
Вообще, у нас нередко говорят, что агентура — это темное дело: «Ну, что я там буду делать с агентом, у следователя дело вернее: расколол, взял показания и кончено».
Вот, товарищи, какое соотношение получилось у нас между розыскной работой и следственной.
Агентурой надо руководить, направлять ее, придумывать всякие оперативные комбинации, словом, разворачивать всю огромнейшую уйму работы, которая стоит перед чекистом. У нас же эта работа была в загоне в то время, как следственные функции непомерно выросли. У некоторых наших чекистов создалась такая традиция: «Беру, — говорит, — его на раскол». Его спрашивают: «А материал есть?» — «Да нет, — говорит, — кое-какие зацепки имеются, думаю, что он расколется».
Если поставить эти задачи, исходя из той точки зрения, которую формулировал тов. Сталин — ликвидации отставания организационной работы от уровня политических задач, то применительно к руководству нашей оперативной и розыскной работой это будет выглядеть следующим образом:
Политические задачи розыска заключаются в том, что он должен выявлять врагов советского строя. Наш вождь тов. Сталин говорил о том, что, по мере роста наших успехов, по мере того, как мы крепнем, оголтелому врагу ничего не остается, кроме того, как прибегать к террору.
Тов. Сталин говорил о том, что могут ожить и зашевелиться и окраинные к.-р. националистические группы и меньшевики и эсеры.
Вот в этом политическом разрезе и надо рассматривать основные задачи, стоящие перед розыском.
Мы с каждым годом все ближе и ближе к войне. Иностранные разведки активизируются, развивают на нашей территории лихорадочную деятельность. Поэтому работа нашей разведки должна быть перестроена таким образом, чтобы мы могли успешно и вовремя вскрывать и ликвидировать врага. Как я уже говорил, у нас организационно получилось так, что следствие, несомненно, весьма важный участок нашей работы, является преобладающим элементом: тут мы проявляем все наши таланты, на этом деле у нас выявляются организаторы, здесь работают оперативники. А агентурно-розыскная работа находится на задворках.
Это и есть отставание организационной работы от уровня тех огромнейших политических задач, которые стоят перед нами на современном этапе.
Мне кажется, что это отставание и является в известной мере тем объективным фактором, который обусловил ряд наших провалов. Я говорю — объективным — не в том смысле, что есть какие-то объективные причины, которые мы были бы неспособны преодолеть. Я указал на объективную причину для того, чтобы не искать субъективной вины, потому что если мы будем искать субъективную вину, то мы докопаемся до очень многого. В частности, я сам за последние два года был очень близок к работе наших органов. Во всяком случае, я должен сказать, что у Вас не проходило ни одного серьезного политического дела, о котором бы я в той или иной мере не был информирован. Но дело не в этом.
О реорганизации ГУГБ
Теперь, товарищи, разрешите подойти к той реорганизации, которую нам утвердил недавно Центральный Комитет Партии.
Вы уже знаете об утвержденной ЦК схеме организационной перестройки ГУГБ. Я считаю, что это только начало, что, собственно, этим решением мы еще не задаваем всех вопросов коренной ломки нашей работы, а только делаем первый шаг. Почему именно так, я скажу дальше. Я не буду касаться отделов ГУГБ, которые не претерпели реорганизации, а только тех отделов, которые или вновь создаются, или ликвидируются.
О ликвидации ЭКО и организации КРО Прежде всего, о ликвидации Экономического отдела. Существование Экономического отдела было до тех пор оправдано, пока у нас были элементы для работы этого отдела. Это были следующие элементы: 1) то, что в товарообороте существовал частник, занимавший там довольно солидное место; 2) то, что в промышленности у нас также была некоторая прослойка частного капитала; 3) то, что у нас не была еще коллективизирована деревня, в которой имелись элементы роста капитализма, экономическая основа которой не была еще подорвана и откуда, как говорил Ленин, ежечасно, ежедневно, в массовом масштабе рос капиталист; 4) наконец, то, что государственный аппарат, я имею в виду, главным образом, среднее и низовое звенья государственного аппарата, — был в значительной мере не в руках наших специалистов, а специалистов старой формации.
Наличие таких объективных фактов, оправдывало существование Экономического отдела. Но так как у нас сейчас нет частника ни в товарообороте, ни в промышленности, так как деревня у нас коллективизирована и всякие основы для роста капитализма в деревне подорваны окончательно; так как государственный аппарат у нас в подавляющей своей части из наших людей, воспитанных при советской строе либо частью перевоспитанных, то изменившаяся обстановка, собственно говоря, привела давным давно к самоликвидации Экономического отдела. Те дела, которыми в последние годы занимался Экономический отдел, можно было отнести целиком к борьбе со всеми видами контрреволюции. Здесь ЭКО был силен и давал хорошие дела. Что же касается всех других дел, которые были характерны для предыдущего периода, то ЭКО в последние годы совершенно их не давал, так как почвы для этой работы не было.
Поэтому, мне кажется, что ликвидация Экономического отдела созрела, так как нет объективных предпосылок для дальнейшего существования Экономического отдела в том виде, в каком он существовал раньше.
Вот, собственно, причина ликвидации ЭКО.
Но это не значит, что мы ликвидируем этот отдел во всех его частях. Мы из ЭКО выделили функции борьбы с контрреволюцией, шпионажем и диверсией и создали новый отдел — Контрразведывательный.
Не знаю, нужно ли объяснять вам, почему мы назвали новый отдел Контрразведывательным. Это всем понятно.
В состав КРО вошла та часть ЭКО, которая вела борьбу с контрреволюцией, шпионажем, вредительством и диверсией, а также контрразведывательные отделения из Особого отдела.
117
См. док. № 2.