Белый вепрь

— Спокойно, спокойно. Сейчас все будет в порядке.

В руку узника что-то впилось. Это была грубая веревка. Нижний, свободный ее конец болтался, верхний был завязан тугим узлом на шее и словно служил страшным напоминанием о том, что ждет его утром. Выругавшись, незнакомец ослабил веревки и просунул руку под разорванный воротник. Он ощутил прерывистое дыхание и окончательно убедился в том, что лежавший жив. Удовлетворенно хмыкнув, он прислонил узника к стене, затем поднялся на ноги и осветил комнату. Глаза его наткнулись на большую бочку с вином, стоявшую неподалеку. Налив до краев жестяную кружку, незнакомец опустился на колени и спросил:

— Пить можете?

Узник молча припал к кружке. Вино обожгло потрескавшиеся губы. Сделав пару глотков, он отвернулся. Незнакомец помог измученному человеку лечь на пол.

За бочкой показался выложенный из булыжника внутренний колодец. Незнакомец подошел к нему, смочил подол своей рубахи и вернулся к неподвижно лежащему пленнику. Он стер с его бледного как полотно лица засохшую кровь и грязь, перерезал веревки, стягивающие его руки и ноги.

— Ну вот, так-то лучше. Насколько я могу судить, кости целы, хотя вам, по всей вероятности, кажется, что внутри все переломано.

Узником был не кто иной, как Филипп. Его благодетель присел на корточки и поставил свечу так, чтобы они смогли хорошо рассмотреть друг друга. Губы его слегка изогнулись в какой-то странной улыбке.

— Меня зовут Николас Феррес, сэр Филипп. Боюсь, вы меня не помните.

— Феррес? — с трудом повторил Филипп. — Я знавал одного Ферреса. Он погиб при Босворте. Храбрый был человек.

— Нет, нет. Мы с ним даже не родственники. Мы с вами встречались несколько лет назад, и я до сих пор помню, как тепло вы меня, совершенно незнакомого человека, приняли и даже помогли достать лошадь. — Феррес откинул назад волосы и снова улыбнулся — на этот раз широко и открыто. — На купленной вами кобыле я добрался до Уилтшира, где и остался, последовав вашему совету. А вы тогда, если не ошибаюсь, поехали в Тьюксбери.

Филипп посмотрел на своего собеседника. Он вспомнил постоялый двор в Глостершире, где они когда-то останавливались с Фрэнсисом. Мрачный, грубый хозяин и парнишка, который едва держался на ногах от усталости и постоянно оплакивал несчастную судьбу Ланкастера и сына Маргариты Анжуйской.

— Теперь вспомнил, — сказал наконец Филипп. — И еще вы напомнили мне о существовании Генриха Тюдора. А то я совсем забыл о нем. Ваш новый повелитель заслуживает восхищения, Феррес. — Последние слова Филипп произнес с едкой горечью. — Этот человек времени зря не теряет.

— Ах, вы об этом? — Феррес указал на потолок. — Ну так приверженцы короля — не все на один аршин. Разве у короля Ричарда не было подданных вроде тех, кто сейчас наверху?

После недолгого молчания Филипп сказал:

— Извините, пожалуй, вы правы. Ваш начальник напомнил мне одного давнего знакомца. Мне иногда даже казалось, что он сумасшедший. — Филипп откинулся назад, прислоняясь к стене, потер онемевшие кисти рук. — Господи, да что это в конце концов такое — союз единомышленников или общее дело? Ни у союза, ни у общего дела нет единой души, о спасении которой надо заботиться, как нет и единого тела, которое могло бы дрогнуть под пытками. И за союзом и за делом всегда стоят конкретные люди. А каждый человек имеет свое неповторимое «я». Двух похожих людей не найдешь. Во Франции вам, пожалуй, скажут, что англичане рождаются с хвостами. — Филипп хрипло рассмеялся, но тут же умолк: каждое движение вызывало жгучую боль в груди. На его онемевших ладонях вновь выступила кровь. Левой рукой Филипп совсем не мог пошевелить: на нее наступил сапогом кто-то из солдат шерифа. Филипп обернул ее своей рубахой и снова изучающе посмотрел на молодого человека. — Спасибо, что пришли, Феррес. Эта ночь… она долгая. Разное приходит в голову — зачем человек живет, есть ли у него право оборвать собственную жизнь или нужно за нее бороться до конца? Интересно, таких, как Гилберт Секотт, посещают подобные мысли? Создается впечатление, что он отлично знает, чего хочет. Да вот только я никогда всерьез его не воспринимал, не считал нужным… — Филипп пожал плечами. — Кстати, вы помните хозяина постоялого двора в Глостершире? По-моему, он снова открыл свое заведение. Тоже забавный тип — вроде Гилберта, но эти люди, по крайней мере, получили в наследство землю.

— Да, кое-что им досталось, — спокойно ответил Феррес, — кроме наживы, их ничто не интересует.

Феррес поднялся, подошел к окну и задумчиво поднял голову. Окно находилось высоко. Для того чтобы выбраться наружу, надо было встать на чьи-нибудь плечи. Постояв немного, он искоса посмотрел на бочки с вином. Одна оказалась почти пустой, и Феррес легко подкатил ее к подоконнику. Забравшись на бочку, он убедился, что достает рукой как раз до задвижки. Он дернул за крюк, все получилось как надо. Феррес спрыгнул на пол и лаконично пояснил:

— Для объяснения сойдет. У стены вас ждет лошадь, сэр. Верхом ехать можете?

Словно отказываясь верить ему, Филипп спросил:

— Вы… вы даете мне бежать?

— А иначе что мне здесь делать? Буду откровенен с вами, сэр. Мой король отнял у вас и ваших друзей земли. За это я не могу его винить. Иначе как ему себя обезопасить? Но из всех приверженцев Ричарда Глостера вы, с моей точки зрения, меньше всех заслуживаете… — Феррес бросил беглый взгляд на веревку, — этого. Что ж, такова жизнь. Впрочем, я не философ. Одно только знаю — участвовать в казни я не хочу.

— Но вы ведь можете поплатиться за это!

— Сомневаюсь. — Феррес уже довольно долго тер обрезанные им концы веревки. Решив, что хватит, он критически оценил результаты своего труда и отбросил веревку в сторону. — Ну вот. Не следовало бы, конечно, отпускать вас одного в таком состоянии, но тут уж ничего не поделаешь. Да, кстати: я бы на вашем месте не стал искать приюта у старых друзей. Люди, знаете ли, меняются. У вас в запасе есть шесть часов, пока люди шерифа не хватятся и не кинутся в погоню. По-моему, вам стоит двигаться в сторону побережья — там найдете какую-нибудь посудинку и переправитесь через пролив. Ну, как вы?

Филипп пошевелился и с трудом поднялся на ноги. Ему пришлось немного постоять, прислонившись к стене, — перед глазами все плыло.

— Порядок, — наконец произнес он и пошел к колодцу.

Смочив виски, он опустил в воду тряпку — клочок своей рубахи, — выжал ее и тщательно обвязал покалеченную ладонь. Феррес приблизился к двери, бесшумно открыл ее и выглянул наружу. Было абсолютно тихо. Он подождал Филиппа, проверил, не оставил ли каких-нибудь следов, задул свечу и закрыл дверь.

Стараясь не шуметь, они медленно направились к лестнице. Феррес шел впереди. Дверь из гостиной вела во двор. За кустами виднелась приоткрытая калитка. Светила полная луна, заливая двор бледным светом. Феррес и Филипп шли тихо, осторожно прижимаясь к стенам, где было совсем темно. Филипп остановился — идти мешала страшная слабость. Но свежий воздух, который показался ему особенно бодрящим и приятным после спертой, удушливой атмосферы погреба, помог Филиппу быстро прийти в себя.

Гнедая кобыла, уже оседланная, ждала Филиппа в близлежащей рощице. На ее спине красовалась толстая попона. Рядом лежали вино, немного еды и ворох одежды.

— Все это похищено из вашего собственного дома, — ухмыльнулся Феррес, помогая Филиппу разложить одежду. Тут было все: рубаха, рейтузы, башмаки, камзол и теплый плащ. Филипп неловко — работала только одна рука — натягивал это на себя. Феррес отстегнул от пояса кошель.

— Деньги вам не помешают, — сказал он, — придется ведь заплатить за переезд через пролив. Боюсь, что люди шерифа уже изрядно пошарили у вас по углам. Так или иначе — пусть это будет моей запоздалой платой за ту клячу, которую вы купили мне на постоялом дворе.

— Вы и так уже со мной слишком щедро рассчитались. — Слегка покраснев, Филипп все же взял дар Ферреса. Он обернулся, посмотрел на дом и добавил неуверенным голосом: — Совсем забыл, Ник. Мне еще кое-что надо взять с собой. Смотрите, как вам лучше — здесь подождать или, может быть, вернуться к себе в постель.