Страница 99 из 106
Все ребята начали говорить, что я ложный друг, а Володя сказал:
— Давайте после уроков соберёмся, ребята, и поговорим обо всём.
Мы решили собраться после уроков, но, как только занятия кончились, Ольга Николаевна подозвала меня и Шишкина и сказала:
— Костя и Витя, зайдите сейчас к директору. Он хочет поговорить с нами.
— А о чём? — испугался я.
— Вот он вам и расскажет о чём. Да вы идите, не бойтесь! — усмехнулась она.
Мы пришли в кабргает директора, остановились на пороге и сказали:
— Здравствуйте, Игорь Александрович!
Игорь Александрович сидел за столом и что-то писал.
— Здравствуйте, ребята! Заходите и садитесь вот на диван,— сказал он, а сам продолжал писать.
Но мы сесть боялись, потому что диван стоял очень близко возле директора. Стоять возле дверей казалось нам безопаснее. Игорь Александрович кончил писать, снял очки и сказал:
— Садитесь. Чего же вы стоите?
Мы подошли и сели. Диван был кожаный, блестящий. Кожа была скользкая, и я всё время съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нём как следует я не решался. И так я мучился в продолжение всего разговора — а разговор получился длинный! — и от такого сидения устал больше, чем если бы всё это время стоял на одной ноге.
— Что это, братец, у тебя на всё один ответ: «Не знаю».
— Ну, расскажи, Шишкин, как это тебе пришло в голову стать прогульщиком? — спросил Игорь Александрович, когда мы сели.
— Не знаю,— замялся Шишкин.
— Гм! — сказал Игорь Александрович.— Кто же об этом может знать, как ты думаешь?
— Н-не знаю,— снова пролепетал Шишкин.
— Может быть, по-твоему, я знаю?
Шишкин исподлобья взглянул на Игоря Александровича, чтоб узнать, не шутит ли он, но лицо у директора было серьёзное. Поэтому он снова ответил:
— Не знаю.
— Что это, братец, у тебя на всё один ответ: «Не знаю». Уж если разговаривать, то давай разговаривать серьёзно. Ведь я не просто из любопытства спрашиваю тебя, почему ты не ходил в школу.
— Так просто. Я боялся,— ответил Шишкин.
— Чего же ты боялся?
— Я боялся диктанта и пропустил, а потом боялся, что Ольга Николаевна спросит записку от матери, вот и не приходил.
— Почему же ты боялся диктанта? Что он, такой страшный?
— Я боялся получить двойку.
— Значит, ты плохо готовился по русскому языку?
— Плохо.
— Почему же ты плохо готовился?
— Мне трудно.
— А по другим предметам тебе тоже трудно учиться?
— По другим легче.
— Почему же по русскому трудно?
— Я отстал. Не знаю, как слова писать.
— Так тебе подогнать надо, а ты, наверно, мало по русскому занимаешься?
— Мало.
— Почему же?
— Ну, он у меня не идёт. Историю я прочитаю или географию — и уже знаю, а тут как напишу, так обязательно ошибки будут.
— Вот тебе и нужно побольше по русскому заниматься. Надо делать не только то, что легко, но и то, что трудно. Если хочешь научиться, то должен и потрудиться. Вот скажи, Малеев, — спросил Игорь Александрович меня,— ты ведь не успевал раньше по арифметике?
— Не успевал.
— А теперь стал лучше учиться?
— Лучше.
— Как же это у тебя вышло?
— А я сам захотел. Мне Ольга Николаевна сказала, чтоб я захотел, вот я и захотел добиться.
— И добился-таки?
— Добился.
— Но тебе ведь сначала было, наверно, трудно?
— Сначала было трудно, а теперь совсем легко.
— Вот видишь, Шишкин! Возьми пример с Малеева. Сначала будет трудно, а потом, когда одолеешь трудность, будет легко. Так что берись за дело, и у тебя всё выйдет.
— Хорошо,— сказал Шишкин,— я попробую.
— Да тут и пробовать нечего. Надо сразу браться, и дело с концом.
— Ну, я попытаюсь,— ответил Шишкин.
— Это всё равно что попробовать,— сказал Игорь Александрович.— Вот и видно, что у тебя нет силы воли. Чего ты боишься? У тебя есть товарищи. Разве они не помогут тебе? Ты, Малеев, ведь друг Шишкина?
— Да,— говорю я.
— Ну, так помоги ему подтянуться по русскому языку. Он очень запустил этот предмет, и ему одному не справиться.
— Это я могу,— говорю,— потому что сам был отстающим и теперь знаю, с какого конца нужно браться за это дело.
— Вот-вот! Значит, попробуешь? — улыбнулся Игорь Александрович.
— Нет,— говорю,— и пробовать не буду. Сразу начну заниматься с ним.
— Хорошо. Это мне нравится,— сказал Игорь Александрович.— У тебя общественная работа есть?
— Нету,— говорю.
— Вот это и будет твоя общественная работа на первое время. Я советовался с Ольгой Николаевной, и она сказала, что ты сумеешь помочь Шишкину. Уж если ты сам себе сумел помочь, то и другому поможешь. Только отнесись к этому делу серьёзно.
— Я буду серьёзно,— ответил я.
— Следи, чтоб он все задания выполнял самостоятельно, вовремя, чтобы всё доводил до конца. За него ничего делать не надо. Это будет плохая помощь с твоей стороны. Когда он научится работать сам, у него появится и сила воли и твоя помощь ему уже будет не нужна. Понятно это тебе?
— Понятно,— сказал я.
— А ты, Шишкин, запомни, что все люди должны честно трудиться.
— Но я ведь ещё не трудюсь… не тружусь,— пролепетал Шишкин.
— Как так не трудишься? А учёба разве не труд? Учёба для тебя и есть самый настоящий труд. Взрослые работают на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах, строят электростанции, соединяют каналами реки и моря, орошают пустыни, насаждают леса. Видишь, как много дел!.. А дети учатся в школах, чтобы в будущем стать образованными и, в свою очередь, принести нашей Родине как можно больше пользы. Разве ты не хочешь приносить Родине пользу?
— Хочу.
— Вот видишь! Но, может быть, ты думаешь, достаточно сказать просто «хочу»? Надо быть стойким, упорным, без упорства ты ничего не достигнешь.
— Я буду теперь упорным.
— Вот хорошо,— сказал Игорь Александрович.— Надо быть честным. А разве ты честен? Ты обманывал мать, обманывал учительницу, обманывал своих товарищей.
— Я буду честным теперь.
— Постарайся,— сказал Игорь Александрович.— Но это ещё не всё. Надо любить своих товарищей.
— Разве я не люблю их? — удивился Шишкин.
— Где же любишь! Бросил их всех и решил без них обойтись. Разве это любовь?
— Но я ведь скучал по ним! — чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Шишкин.
— Ну хорошо, что хоть скучал, но будет ещё лучше, если ты будешь чувствовать, что без товарищей тебе не прожить, чтоб даже в голову не приходило бросать их.
— Я буду больше любить,— сказал Шишкин.
— Что же ты делал, голубчик, пока не ходил в школу? — спросил его Игорь Александрович.
Мы рассказали, как учили Лобзика считать, Игорь Александрович очень заинтересовался этим и подробно расспрашивал, как мы это делали.
— Да разве же можно научить собаку считать, как человека? — сказал наконец он.
— А как же считала та собака в цирке?
Игорь Александрович засмеялся:
— Та собака вовсе не умела считать. Её выучили только лаять и останавливаться по сигналу. Когда собака пролает столько раз, сколько нужно, дрессировщик даёт ей незаметный для публики сигнал, и собака перестаёт лаять, а публике кажется, что собака сама лает, сколько нужно.
— Какой же сигнал даёт дрессировщик? — спросил Костя.
— Ну, он незаметно кивает головой, или машет рукой, или потихоньку щёлкает пальцами.
— Но наш Лобзик иногда считает правильно и без сигнала,— сказал Костя.
— Собаки очень наблюдательны,— сказал Игорь Александрович.— Ты сам незаметно для себя можешь кивать головой или делать какое-нибудь телодвижение как раз в то время, когда Лобзик пролает столько раз, сколько нужно, вот он подмечает это и старается угадать. Но так как твои телодвижения очень неуловимы, то он и ошибается часто. Для того чтобы он лаял правильно, приучите его к какому-нибудь определённому сигналу, например щёлкайте пальцами.