Долгая дорога домой

— Эй, Фредди, кажется, этот еще жив.

— Так пристрели его, — сказал Фред, шутки напарника никогда не отличались оригинальностью.

— Я серьезно, он дернулся, когда я комм с него начал снимать.

— Да не может быть, он же как решето, крови вон сколько натекло, — но все-таки подошел к телу паренька из банды. Пошевелил его носком ботинка, стараясь не испачкаться.

— Ты не пил сегодня Марк? А то смотри, еще раз из-за тебя я врать начальству не буду.

— Да нет же, ты же знаешь, я завязал. Вот, смотри, — сказал он, начав расстегивать крепление комма, и рука парня и вправду дрогнула.

— Черт, и вправду живой, — удивленно сказал Фред. — Столько наших положили, а ему теперь скорую вызывай.

— Так может, ну его, — воровато огляделся Марк. — Пусть подыхает.

С некоторых пор Фред не слишком доверял напарнику, тот начал выпивать, а пьяным не держал язык за зубами, кто знает, не сболтнет ли тот об этом где-нибудь в баре. Поэтому он принял решение.

— Вызывай, как положено по протоколу. Хотя, я думаю, парень все равно не жилец.

— …Согласно со статьей номер 195 часть 4 Федерального Уголовного Кодекса Панамериканской Конфедерации, убийство двух и более лиц, частью 3 статьи 197, покушение на жизнь сотрудника полиции, находящегося при исполнении, части 7 статьи 145, незаконное владение оружием, части….

Сергей спокойно слушал вынесение приговора. За время, проведенное в камере предварительного заключения, он успел со многим смириться, и очевидное решение суда уже не вызывало в нем сильных эмоций. Тогда, выбежав вслед за Гэтом, он хотел только одного, забрать с собой побольше копов, наверное, они были неплохими парнями и просто выполняли свой долг, а он сам себе проторил путь к такому концу, связавшись с бандой, но в ту минуту он их по-настоящему ненавидел, вместе с длинной очередью выплескивая на них всю ту бурю эмоций, которые кипели у него в душе. Сергей был готов к смерти, он почувствовал ее, когда пули полицейских рвали его тело, и все же что-то не дало ему умереть. Океан боли сменился тьмой, но какая-то тонкая ниточка словно дергала его за руку, связывая с миром живых, не давала ему с головой уйти в черное болото, которое засасывало его, нашептывая обещания вечного покоя. С того момента, как он очнулся в больничной медкапсуле, под охраной двух полицейских готовых, казалось, убить его взглядами, и до оглашения приговора, он о многом успел передумать. Кто-то бы решил, что это покойные родители вытянули его с того света, не дав ему бездарно закончить бездарную жизнь, Сергей же, будучи сугубым прагматиком, иначе на улице не выжить, по крайней мере в одном с ними бы согласился, в оценке своих прожитых лет. Другой бы подумал, что это незаконченные дела не дали ему уйти в небытие, и с ними он также был бы согласен, такие дела у него явно были. Во-первых, надо было выяснить, куда подевался Пыр, хотя, в общем-то, все было ясно, непонятно было одно, почему он их подставил, и, во-вторых, была Лиз, которой Сергей обещал вернуться. Хотя надежды на последнее практически не было.

В тот же день его перевезли в лазарет федеральной тюрьмы Сан-Квентин, которая находилась в трехстах километрах от города, где он и провалялся почти три недели. Посетителей к нему не пускали, приходил только государственный адвокат, молодой парень, всего года на три старше его самого. Тот с опаской глядел на своего подзащитного. «Скорее всего, профессию ему купили родители, как только стукнуло восемнадцать, и до последнего времени он учил базы и работал помощником адвоката», — подумал тогда он. На прямой вопрос парнишка, именно так называл его Сергей про себя, хотя тот и был старше, ответил, немного покраснев, что только сдал на сертификат адвоката 4 категории, и это его первое самостоятельное дело.

Денег на услуги адвоката такого уровня, который мог бы смягчить ему приговор, у Сергея все равно не было, поэтому он не слишком расстроился таким ответом, тем более, что тот оказался вполне толковым законником. Он объяснил Сергею, что судить его будут как взрослого, что он обвиняется в нескольких тяжких и особо тяжких федеральных преступлениях, поэтому его и перевели в эту тюрьму, и судить его тоже будут не местные, а федеральные власти. Что в доступе посетителей ему отказано, могут навещать только родственники, на последних его словах Сергей усмехнулся, а парнишка опять покраснел. Так же он сообщил, что они могут подать в суд на полицию города Нью-Далласа, так как те сначала посчитали его мертвым и не своевременно вызвали ему парамедиков. Они даже официально объявили его убитым, и, пока не разобрались, что к чему, он несколько дней числился мертвым. На вопрос, а что это даст, тот честно ответил, что только возможность потянуть время перед судом.

Сергей подумал было, что через него можно будет связаться с Лиз, но, хорошенько все взвесив, не стал обращаться к адвокату с этой просьбой. Лиз наверняка думает, что он мертв, так не стоит воскресать, что бы опять уйти навсегда, решил он. Потом Сергей надумал попросить того передать весточку в банду о Пыре. Но адвокат решительно отказался, сообщив, что это запрещено, и что он не хочет потерять лицензию. Сергей даже предложил ему деньги, все, что у него были на анонимном счете, почти 6000 кредов, но молодой принципиальный парнишка отказался, да и не слишком большие это были для него деньги.

Из лазарета его, как особо опасного преступника, перевели в одиночную камеру, в которой не было ничего, кроме койки, приделанной к стене, небольшой раковины и утилизатора в углу. Все это было сделано из мягкого, но прочного белого пластика, стены обшиты каким-то упругим материалом, тоже белого цвета, чтобы заключенный не смог причинить себе вреда. Самому Сергею обрили голову и, после принудительного дезинфекционного душа, ему пришлось надеть белую робу. Свет в камере не выключался никогда, в ночное время лишь немного уменьшалась его интенсивность.

Поначалу Сергей не мог поверить, что все это происходит с ним. Он каждое утро, просыпаясь, надеялся, что, открыв глаза, окажется в своей съемной квартире, или даже в приюте, черт с ним. Но видел он всю ту же камеру, которая не менялась день за днем. Эти белые стены и постоянный свет начали его бесить, он изливал свою злость на скудных предметах обстановки. Как-то попробовал сломать кровать, но не смог, несмотря на ее относительную мягкость, он ничего не смог с ней сделать, от сильных ударов пластик только прогибался, и принимал свою форму обратно.

Несколько раз приходила следователь, чернокожая женщина средних лет. Сергей сразу же отказался давать показания, ссылаясь на пятую поправку, которая действовала уже сотни лет. Следователь напирала, что если он расскажет, как было дело, то ему смягчат условия содержания, переведут в обычную камеру с нормальным соседом, чтобы ему было с кем поговорить, и обещала другие мелочи, которые могут скрасить его пребывание в тюрьме. Единственное, что он мог им прояснить, это личность пятого нападавшего, но Сергей не хотел ареста Пыра, он надеялся передать весточку Турку, что бы тот разобрался с предателем по своим законам. Такая возможность у него могла появиться во время или после суда, да и так воспитали его улицы.

Потом перестала приходить и следователь. Единственными развлечениям, которые хоть как то разбавляли его существование, были походы в душ, раз в неделю. Заключенных особого режима водили в душ по очереди, и перемолвиться хоть словом с кем-то было невозможно. На Сергея накатила депрессия, проскакивали мысли о самоубийстве, он даже отказывался от еды, которую ему приносили дважды в день. Через двое суток к нему в камеру молча вошли трое надзирателей, скрутили его и вставили трубку в горло, по которой пустили жидкую пищу. После этой процедуры Сергей решил, что лучше уж питаться самостоятельно.

Как ни странно, это происшествие помогло ему избавиться от депрессивных мыслей, он вспомнил, что у него в этом мире еще есть долги, хотя надежды отдать их практически не было. Он смирился с тем, что его ждало, и пообещал себе, что если каким-то чудом отсюда выберется, то кардинальным образом изменит свое отношение к жизни, и цели, которые он будет перед собой ставить в своей новой жизни, непременно будут достойны того, чтобы оказавшись в камере смертников, не сожалеть о бездарно прожитых годах. Он начал есть, ходил в душ раз в неделю, занимался упражнениями на развитие интеллекта и пси, отжимался, приседал, качал пресс, ходил на руках. В общем, как мог, скрашивал свое незавидное существование.