Возмездие

— Я бы осталась с ними до самого конца! Я бы старалась запечатлеть каждую минуту их жизни! Я бы постаралась, чтобы они были счастливы!

— Разве может человек, зная о своей скорой гибели, быть счастливым? — девушка опустила глаза, а ученый погрузился в свои глубокие мысли. Там, в глубине его подсознания, все еще присутствовали слабые воспоминания о давно минувших днях…

— Милый. Милый, подойди сюда, — совсем молодая девушка, двадцати-двадцати пяти лет лежала в больничной палате. Ее повсюду окружал девственно-белый цвет: стены, потолки, кафельный пол, простыни, даже кровать — все было белого цвета. Мертвенно-бледная кожа практически позволила ей слиться с этим фоном. Со дня родов Фелия находилась под капельницей. Во время беременности ей не могли провести лучевую терапию — это бы убило ребенка, а этого она никак не могла позволить. Стоило врачу перерезать пуповину, как ее повезли туда. Однако было слишком поздно. Слишком долго пришлось ждать, болезнь развивалась и неизбежное удалось отсрочить лишь на незначительный срок. Ей осталось жить всего сутки. Голова, которую некогда украшали роскошные длинные волосы, теперь была лыса, однако даже сейчас мужчина не мог назвать девушку прекраснее ее. Фелия была любовью всей его жизни. Сейчас очень редко случается так, что тот первый и особенный, кого мы полюбим, до конца наших дней будет для нас всем, но в случае с ними, все было действительно так. Печально то, что и этой сказке уготовлен самый, что ни на есть несчастный конец.

С трудом подняв печальный взгляд, мужчина пошел к кровати. Нежная рука, куда меньше его собственной легла ему на ладонь.

— Где она? Где наша доченька? Я хочу подержать ее, — он кивнул, с трудом сдерживая всхлип.

— Конечно. Конечно, любимая, я принесу ее, только подожди. Если почувствуешь что-то, хоть что-нибудь, зови медсестру, хорошо? Я скоро…

Но он не был единственным, кто поглощен раздумьями.

— Может… — сказала она тихо, почти неслышно. Это заставило ученого вернуться к реальности, оторваться от прошлого.

— Что? — не сразу понял он.

— Человек может быть по-настоящему счастлив, даже если ему осталось совсем немного, если его окружают хорошие люди! Друзья, семья, те, кто нам по-настоящему дорог! Когда тебя поддерживают, когда ты видишь, какие хорошие люди останутся после твоей смерти, ты действительно счастлив! — ученый вздрогнул и замер, как от удара.

— Вот так, солнышко, — сказала Фелия, играясь с ребенком, — Все будет хорошо. Мама уйдет, но у тебя всегда будет твой папа. Папочка тебя защитит. Пока он рядом, ты всегда будешь в безопасности. Мы всегда-всегда будем любить тебя…

Пошатнувшись, ученый сделал несколько неосознанных шагов назад, упершись в стену, затем схватился за голову, сползая на пол.

— Нет… Фелия… — произнеся это, старик издал душераздирающий крик, больше похожий на вопль. Это так напугало девушку, что она не решалась даже подойти к нему, чтобы забрать ключ из кармана. Вместо этого Вена отошла как можно дальше, в другой конец комнаты, подыскивая что-нибудь, что могло бы ее защитить.

Глава семнадцатая «Человек без имени»

Девушка не понимала, что произошло. Ни с того, ни с сего обезумевший старик столкнулся со столом, с него слетело несколько колб. Послышался звон битого стекла. Их содержимое разлилось, смешиваясь в непозволительных пропорциях. Казалось, он что-то слышал, но глухую тишину лаборатории нарушал только душераздирающий вопль ученого. Его руки сдавливали уши, словно намереваясь раздавить черепную коробку, как грецкий орех. Она могла только догадываться о том, что творится в его голове.

Тем временем, где-то на границе между этим и соседним государством проходило, вероятно, важнейшее собрание всех времен. Собрание, исход которого решит судьбу всего человечества…

— Мы и так слишком ждали, Ринго. Все зашло слишком далеко, — говорил высокий мужчина с чемоданом, он явно куда-то торопился. Его тревожные мысли молниеносно преобразовывались в слова. В нем читалось ясное желание поскорее разобраться с тем, что может помешать его дальнейшим планом. Его собеседник, напротив, был спокоен, почти равнодушен.

— Если ему удастся, все затраты окупятся. Глупо избавляться от него прямо сейчас, — пожилой человек сидел за столом, неспешно попивая кофе. Аромат забивался в ноздри, будоражил легкие, заставляя пустой желудок скручиваться в тугой узел. От волнения Сэмюэл не ел несколько дней. Усталый вид и бледное лицо выдавали его.

— Мы не можем так рисковать.

— Мой дорогой друг, мы знакомы с тобой много лет и за это время я давно научился определять, когда тебя что-то тревожит. Не хочешь поделиться со мной?

— Мальчишка. Его так и не нашли, — Ринго поставил чашку на стол, переплетя пальцы рук. Взгляд его выражал задумчивость и глубокую мудрость. Ни одна морщинка, ни одна черта его лица и исхудавшего тела не могла указывать на вещи, которые он делал. Страшные вещи.

— Думаешь, он опасен? Он ведь всего-лишь подросток. Любой на его месте воспользовался бы случаем и сбежал, спасая свою жизнь. И не смотри на меня так. Это безусловный рефлекс любого живого существа. Чужая жизнь не может быть важнее собственной. Человек, который считает иначе, не просто заблуждается — он умирает.

— У меня плохое предчувствие. Не думаю, что он один из тех, кто легко сдается. У нас и так слишком много проблем. Гражданские задают слишком много вопросов по поводу пропавших. Мы не можем их и дальше просто игнорировать, — старик расплылся в странноватой улыбке. Честно говоря, Сэмюэл никогда особенно не понимал его, поэтому научился не замечать подобных деталей. Со стороны казалось, что Ринго заинтересован.

— Правда? И что же ты предлагаешь, мой друг? Браво, мне очень интересно послушать твои изречения по этому поводу.

— Нужно опередить его. Нельзя оставлять лабораторию. Эксперементы, жертвы, лекарство, ученые — все это нужно уничтожить. Конечно, так мы утратим часть данных и значительные результаты, однако в противном случае все наши дела могут придать огласке. В таком случае мирового скандала не избежать. Нас просто уничтожат. У нас не осталось выбора, — мужчина выпалил все, как на одном духу и остановился, задержав дыхание. Его глаза выжидающе следили за поведением собеседника. Ринго молчал. Сэмюэл был готов поклясться, что сейчас он взвешивает факторы риска. Вероятно, так и было.

— В твоих словах есть логика, мой друг, — вздохнул старик, — Действительно. Не стоит рисковать всем, чего мы достигли только ради какого-то лекарства. В конце концов, ни один из нас не болен и не нуждается в нем. Это не последняя возможность. До тех пор, пока есть расходный материал, мы можем пытаться снова и снова, — если бы обычный человек услышал этот разговор и догадался бы о его содержании, он пришел бы в ужас. Для этого старика, давно перешедшего порог пятидесятилетия, человеческие жизни значили не больше, чем мусор на дорогах. Словом, так он и рассуждал, сравнивая всех, кто ниже его по рангу — с мусором, и тех, кто выше — с Богом. Он был христианином, убивающим без зазрения совести. Ринго убивал чужими руками и, без сомнений, если бы ему предоставилась такая возможность, сделал бы это и сам. Он мог восхвалять тех, кто сумел его впечатлить и стереть с лица Земли неугодных себе. В его бесконечной цепочке действий была своя ужасающая философия. Он думал о многом и насмехался над всем. Порой Ринго даже ловил себя на том, что насмехается над Богом и тут же корил себя за это.