Страница 76 из 99
Мэтт никогда раньше не замечал за Темпл такой нервозности. Предпремьерный мандраж, по-видимому, уходил корнями во времена ее юношеского увлечения любительским театром. А может, в дни работы перед камерой, в бытность телерепортером.
Сегодня вечером от нее просто било током — так она была наэлектризована, и ее с трудом сдерживаемое возбуждение заставляло Мэтта дергаться. Он думал, что Макс Кинселла, должно быть, вполне разделял эту лихорадку премьеры, что они отлично понимали друг друга и подходили друг другу… тогда как сам он чужой на этом празднике жизни, неловкий самозванец на сцене, с которой совсем незнаком.
— Ну, где, скажите на милость, этот Луи?
Темпл выбежала из спальни, безуспешно пытаясь вдеть сверкающую длинную сережку в мочку левого уха.
— Тут его нет. Икорка тоже где-то гуляет. У тебя что-то не получается?
— Ай!.. Ох, я… вообще какая-то растяпа… сегодня! Я редко надеваю эти дурацкие бирюльки. И теперь не могу найти дырочку.
— Я даже не знал, в смысле, не замечал, что у тебя проколоты уши.
— Это потому, что на голове у меня ржавая мочалка. Она всех отвлекает.
— Я бы попробовал помочь, если бы сумел, — отражение Мэтта во французской двери неуверенно протянуло руки.
— Просто посмотри и скажи мне, куда совать.
Темпл подошла к нему и предъявила покрасневшую мочку, не переставая тыкать в нее сережкой, точно отбойным молотком.
Мэтт сморщился от вида этой операции и быстро протянул руку:
— Давай! Вот, похоже, гвоздь вошел в стенку.
— Отлично, — Темпл застегнула миниатюрный замочек и улыбнулась, вытянув из-под локтя маленькую серебристую сумочку, усыпанную стразами: — Надеюсь, я ничего не забыла. Совершенно не привыкла к этим лилипутским вечерним ридикюльчикам… кстати! Ты потрясающе выглядишь!
— Ты так думаешь? — Мэтт снова одернул рукава смокинга. Торчащие рубашечные манжеты ему по-прежнему не нравились.
— Идеально, — Темпл поддернула его рукава на два сантиметра вверх. — А как я? Ничего лишнего?
Ему вдруг представилась супружеская чета, привычно оглядывающая друг друга перед выходом в свет, и эта мысль заставила его нервничать еще больше.
— Идеально, — повторил он, как попугай, не придумав ничего лучшего, но его тон был не слишком уверенным. Платье Темпл было очень тонким и коротким, усыпанным стеклярусом, с бусинками по подолу… Вроде бы, бесформенное, но одновременно облегающее, оно струилось и серебрилось, точно поток ртути.
— Как тебе последняя модель Стюарта Вейзмана? — она повертелась перед ним, демонстрируя икры в светлых прозрачных колготках. — Мои первые вечерние туфли на шпильках после знаменитого двойного сальто с лестницы в «Хрустальном фениксе».
Мэтт честно изучил черные замшевые туфельки с ремешком на щиколотке. Их изогнутые линии напоминали скульптуру Бранкуши[98], а стальной каблук был усыпан стразами.
— Произведение искусства, — заключил он с видом знатока.
Темпл вздохнула с плохо скрытым волнением:
— Ну, что, пошли?
Мэтт посмотрел на часы — дешевенький «таймекс», который смотрелся убого на фоне арендованного смокинга, который его вынудили надеть.
— У нас осталось всего двадцать минут.
— Я знаю! — Темпл бросилась в прихожую и тут же остановилась, но вовсе не затем, чтобы он открыл перед ней дверь. Ее лицо с умело наложенным незаметным макияжем омрачилось: — Луи неизвестно где шляется все последнее время. Где он может быть? Это не похоже на него — покинуть меня в трудную минуту.
— Ты думаешь, что шоу будет настолько ужасным?
— Я не знаю! Я же автор — автор не в состоянии смотреть со стороны. Ты посмотришь и потом мне скажешь. Я вряд ли осмелюсь даже взглянуть на сцену.
Мэтт рассмеялся и все-таки открыл перед ней дверь.
Темпл уж точно умела себя накрутить как следует.
Несмотря на задержку, они прибыли в «Хрустальный феникс» достаточно рано, чтобы у нее еще оставалось время на лазанье по подвальным помещениям. Она привела Мэтта к лифту, который опустил их вниз бесшумно и плавно, как по волшебству. Мэтт не мог не подумать о шкафчике фокусника, войдя в который, люди исчезают и появляются вновь по мановению его руки. Несмотря на то, что лифт, казалось, вообще не двигался, стальные двери раздвинулись перед ними этажом ниже, в просторном пустынном помещении, похожем на ангар — антитеза классическим декорациям наверху.
Мэтту пришлось выдержать новый шквал цокота шпилек по твердой поверхности — на этот раз, по цементу, новый приступ премьерной лихорадки, а также вид множества хористок и самодеятельных актрис разной степени раздетости, отчего уши у него запылали. Он всего восемь месяцев был обычным гражданином, когда бы он успел пресытиться простыми проявлениями этого мира, подчеркивающего, а не отвергающего контакты мужского и женского начал?
Разумеется, Темпл гордо знакомила его со всеми вокруг: он же был ее официальным спутником, и это была ее Великая Ночь! Гораздо более «взрослый» выход, чем их импровизированная вечеринка, и Мэтт это очень быстро почувствовал, изнывая от вынужденного пребывания в центре внимания публики. Участницы шоу, сестры Темпл по профессии, вздымали сценически накрашенные брови и всячески ворковали. Участники-мужчины изучали его с некоторым налетом скрытого соперничества во взглядах, что было ему совершенно в новинку, а Дэнни Голубок носился вокруг, точно Мэтт был Иисусом Второго пришествия.
— Ну, разве она не лапочка, наша мисс Темпл? Ее ничем не прошибешь! И, между прочим, пишет со скоростью света. Где вы играете? — взгляд Дэнни был оценивающе-острым, но, судя по его блеску, оценка была явно очень высокой. — Ну, вы же играете?.. Разве вы не актер?
— Нет, — отказался Мэтт. — Я… что-то вроде психотерапевта.
— О-о-о!.. Берегитесь, мисс Темпл! Он вас разберет по кусочкам с помощью психоанализа и уложит на кушетку, не успеете глазом моргнуть!
И, под фанфары собственного заливистого смеха, Дэнни упорхнул прочь, инспектировать дальше свое пестрое хозяйство.
— Ты явно понравился Дэнни, — заметила Темпл, очень довольная. — Он так трясется надо мной, что обычно смотрит на моих сопровождающих, как викторианский папочка на дочкиных ухажеров. Братья Фонтана для него — вечный источник раздражения.
— Он… какой-то странный.
— Ну, он гей. И, если бы ты был не со мной…
— О, Господи!.. — Мэтт содрогнулся, осознав еще один аспект театральной жизни.
— Успокойся. Он никогда не станет приставать к натуралу. Но смотреть — смотреть будет. Он, кстати, очень хорошо ко мне относится, не говоря уже о том, что он — лучший режиссер, которого я встречала.
— Лучше режиссеров в «Гатри»? — недоверчиво спросил Мэтт.
Темпл вздохнула:
— Не хуже, но в другом роде.
— В очень-очень другом, — пробурчал Мэтт, стараясь не смотреть на сильфид, облаченных только в блеск и прозрачные шифоновые шарфы, то и дело снующих из одной гримерки в другую.
— Не удивляйся, — Темпл заметила его неловкость. — Все люди театра очень легко относятся к формальностям. Эта прогулка среди наших актеров пойдет тебе на пользу. Ты слишком замкнулся в своей раковине.
— Я знаю. Но мне и твоего платья хватило бы для первого раза.
Она остановилась, очень удивленная:
— Мое платье?.. Да это модель «юная дебютантка»! Оно вовсе не такое уж открытое.
— Да, но… оно… хм… очень интересно… колышется.
Темпл вскинула бровь:
— Я сражена. Ты заметил! Бедняга Дэнни повержен в прах.
— Это не смешно. Я просто не могу поверить, как много вещей я просто не замечал, не обращал внимания. Неудивительно, что в семинарии мы не могли даже заподозрить наличия сексуальных девиантов среди нас. Нас воспитывали так, чтобы мы были совершенно невинны.
— Что ж, вместо этого ты стал и совершенным, и невинным, — сказала Темпл. — Это еще лучше. Ладно, здесь все под контролем, настолько, насколько вообще может быть все под контролем за сценой, и я не вижу ничего похожего на Кроуфорда Бьюкенена. Дэнни вчера сказал, что он смылся в канализацию, где ему самое место.
98
Константин Бранкуши (Бранкузи) — французский скульптор-авангардист.