Страница 24 из 99
Единственное чувство, которое Мэтт, кажется, был способен удовлетворить, это ее неистребимое любопытство. Он, наконец, сподобился выдавить из себя некоторые детали, касающиеся его семьи.
Темпл подвинула свой нож так, чтобы он лежал точно напротив вилки Мэтта.
— Он хороший отчим или плохой? — спросила она осторожно.
Мэтт снова выдохнул — короткий, зажатый выдох.
— Возможно, в глазах некоторых людей — нормальный. В моих глазах — плохой.
Она кивнула, нисколько не удивившись.
Зайдя так далеко в своих признаниях, Мэтт, должно быть, решил теперь сорваться во весь опор. Его взгляд уперся в скатерть, а пальцы бессмысленно перекладывали приборы, в то время как его рот поспешно выдавал все новые факты, перескакивая с одного на другое.
— Мой настоящий отец… такое старомодное выражение, да?… он бросил нас, когда я был грудным младенцем. Я не знаю, почему. Я никогда не спрашивал мать об этом, а она сама не рассказывала. Я запомнил ее матерью-одиночкой, вечно занятой весь день на работе и вечно тревожной и нервной по вечерам. Думаю, найти мужчину, который бы о ней заботился, было для нее решением половины проблем… Они поженились, конечно. Я мечтал, чтобы этого не случилось… тогда бы он не был законным, мой поддельный папочка. Но они поженились. Никакой пышной свадьбы, только венчание в церкви. Замужество кое-что значило для прихожанок церкви Святого Станислава, даже не так давно — в шестидесятых, при их начинающейся свободе нравов. Жизнь матери-одиночки или сожительство во грехе все еще были тогда для католички равносильны выходу на панель. Так что она с ним обвенчалась, и мы оказались связаны навсегда. Навеки.
— Ты же ушел, — заметила Темпл.
— Ты хотела сказать, сбежал. Да, ты права. Сначала я сбегал на улицу, так часто, как только мог. Потом, позже — в школу. И, наконец — в семинарию.
— Что он тебе сделал?
— Он пил. Мама сначала говорила: это же всего лишь пиво. Но «всего лишь пиво» может утопить даже завязавшего алкоголика, а он хлебал его непрерывно. Это то, что делали все мужчины в бедных рабочих кварталах Чикаго: они пили. Они и сейчас пьют. А он очень быстро перешел на крепкие напитки.
— У тебя есть братья или сестры?
Мэтт мотнул головой коротко и резко, как будто передернулся. «Слава Богу, нет», — говорил этот жест.
— После того, как мой настоящий отец ее бросил, мать больше не беременела. Я думаю…
Темпл ждала, начиная понимать, каково было католическим священникам в старые времена в их темных исповедальнях выслушивать признания и думать, когда вставить слово, а когда промолчать.
Мэтт поднял голову, его взгляд был одновременно злым и отчаянным.
— Я думаю, что, когда моя мать поняла, за какого человека вышла замуж, она… позаботилась о том, чтобы больше не иметь детей. — Он зажмурился. — Конечно, это был грех. Смертный грех. После того, как он появился в нашей жизни, она не часто ходила к исповеди.
— Твоя мама… она жива?
— Конечно, — он явно удивился ее вопросу, что было естественно, поскольку все, о чем он говорил, казалось горькими обрывками давно прошедших дней. — Она осталась верной прихожанкой. Вышла на пенсию. И теперь регулярно ходит на исповедь. А он ушел, много лет назад. А потом я. Она… была очень красивой женщиной.
— Сколько лет прошло? Сколько тебе было, когда он…
— Когда он ушел? — Рот Мэтта на несколько секунд сжался в тонкую линию. — Шестнадцать. Это было как раз перед тем, как я поступил в семинарию. Я бы никогда не оставил ее с ним одну.
— И почему ты… хочешь его найти сейчас?
Мэтт потряс головой.
— Я был тогда еще пацан. Может быть, я и сейчас… в чем-то пацан. Во многих вещах. Я… не понимаю. Мне нужно разобраться во всем этом, чтобы понять… — его бледные пальцы распростерлись над освещенной мягким светом скатертью, точно бессознательно благословляя нечто невидимое. — Понять вот это.
— То, чем ты являешься сегодня? — уточнила она.
На этот раз его улыбка была ироничной, почти интимной и совершенно неотразимой.
— То, чем я был до сегодняшнего дня. Но я пригласил тебя сюда не для того, чтобы рассказать, почему я его ищу. Мне нужен совет, как это сделать. Я пытался своим неуклюжим способом подавать какие-то запросы, но ничего многообещающего не выудил. Я думал, ты мне подскажешь парочку каких-нибудь идей. Ты умеешь разруливать ситуации.
— Это уж точно, — Темпл, в свою очередь, вздохнула. Как трогательно, что Мэтт считает ее квинтэссенцией организованности, непревзойденным ремонтником и спасателем. — Почему ты думаешь, что он здесь, в Лас-Вегасе?
Мэтт пожал плечами:
— Это всегда было его единственной заботой — отделаться от нас с мамой и потратить несколько дней и половину ее зарплаты в Лас-Вегасе. Я был благодарен этому городу, потому что он был чем-то вроде нашего персонального спасения. При всей репутации Содома и Гоморры, этот город держал его подальше от дома и наших с мамой шкур.
— Но, Мэтт, это было… — Темпл никогда не умела быстро считать в уме, так что возникла красноречивая пауза, во время которой она занималась подсчетами, а он следил за ее гримасами.
— Семнадцать лет назад, — наконец, закончил он за нее.
— Семнадцать лет, да. За это время многое изменилось в Лас-Вегасе, к тому же, появилась куча новых мест для азартных игр по всей стране. Твой отчим мог переместиться в Атлантик-Сити, или на эти новые теплоходы-казино на реке недалеко от Чикаго. Он даже, может быть…
— Умер, — закончил Мэтт. Его тон был мрачен, как могильный камень.
Она кивнула:
— Возможно, тебе лучше бросить поиски, если это так.
— Я брошу поиски, если узнаю точно.
— Можно, я задам… личный вопрос?
— Ты же все равно задашь.
— Почему бы тебе не поискать своего… реального отца?
Мэтт выглядел ошарашенным:
— Но он для меня нереален. Он никто. И он не был тем, кто…
Темпл ловила каждое слово, внезапно ощутив, что этот ответ был самым важным из всех предыдущих.
Мэтт, кажется, тоже это понял, потому что вдруг замолчал, оставив ее медленно вращаться в вакууме наступившей паузы с его неоконченной фразой в голове.
«Тем, кто…» Кто — что? Достал луну с неба? Убил курицу, несущую золотые яйца? Сделал юного Мэтта Девайна священником?
— Девайн — это фамилия твоего отчима?
— Нет. Моего родного отца. Мама вернулась к ней, когда отчим ушел. А я никогда и не носил его фамилию.
— Так это со стороны матери у тебя польская кровь?
— Ага. Казчковски. Клянусь Богом! — он улыбнулся. — А Девайн — кельтская фамилия.
Кельтская? Как и Кинселла? О, нет, только не это…
— Эй, — сказала Темпл, стараясь стряхнуть с себя ненужные мысли. — По крайней мере, твой родной отец оставил тебе произносимую фамилию. Это уже кое-что.
Он рассеянно кивнул, снова уходя в свои раздумья.
— Что касается твоего отчима, то, как я могу судить по здешним завсегдатаям, они всегда сохраняют верность старому городу. Ты искал по отелям и казино? Проверял?
— Ага, — Мэтт замялся. Темпл подозревала, что сейчас он выложит то, что его беспокоит — беспокоит даже больше, чем история его семьи. — Проверял. И… постоянно врал.
— Зачем?
— Как ты без кучи вранья вытянешь информацию из ничего не подозревающих людей?
Пока Темпл переваривала этот вопрос, официантка в такой короткой юбке, что она почти не прикрывала верхнюю часть колготок, подплыла к их столику, чтобы подать меню и принять заказ на напитки.
Мэтт немедленно уткнул нос в меню, спрятав глаза между строчками. Темпл отметила, что, стоит ему повернуть голову — и подол юбки официантки окажется как раз на уровне его носа.
Ее всегда волновал вопрос, почему, чем выше женщина, тем короче у нее юбка? Если бы Темпл нацепила эту черную штучку с узкой оборкой по краю, та пришлась бы ей где-то по колено.
Поглядев по сторонам, она отметила, что вся обслуга была одета в изысканной черно-белой гамме. Наверное, их всех прислали из Голливуда, с кастинга на массовку в ночном клубе сороковых годов. На мужчинах были смокинги, и у них у всех были усы шнурочком. Женщины были одеты в черное с тоненькими, как шнурочек, белыми кружевными рюшечками на всех правильных местах, от бюстье до юбок, включая даже черные шелковые шляпки-таблетки, лихо сдвинутые на правую бровь, как у коридорных в старые времена. «Ра-а-а-зрешите ва-а-ас пра-а-ава-адить?» Ча-ча-ча. Где пропадает Джимми Дюранте[33], когда он тут совершенно необходим?
33
Джимми Дюранте — известный американский актер и композитор, снимался в жанре мюзикла и комедии.