Пробуждение

— Меня смущает другое, Анатолий Николаевич, — потупился Шаров. — Ведь нашей дружине до сих пор не удалось добиться решающего успеха. Насколько мне известно, у генерала Ракитина дела обстоят не лучше. Несмотря на неимоверные усилия, мужество и стойкость дружинников, взять Якутск нам не удалось. И даже пришлось оставить освобожденный от большевиков Нелькан.

— К великому нашему неудовольствию, дела наши обстоят именно так, — подтвердил Пепеляев. — Хуже того, я не вижу перспективы на улучшение в ближайшие месяцы… Приток восставших против большевиков таежных жителей прекратился окончательно. Трудно ожидать подкреплений из Владивостока даже с приходом весны, когда Охотское море освободится ото льда. Дитерихсу туговато приходится. Войска красных под командованием Уборевича накатываются, будто огненный вал. Генералам Молчанову и Лоховицкому все труднее отбивать его натиск. Бои уже идут за Спасск, и неизвестно, чем все это кончится. Потому все, что есть у него под руками, Михаил Константинович направляет по железной дороге в осажденный красными Спасск… Гибнут освободители великой России сотнями. Их трупами устлан весь путь от Хабаровска.

— Похоже, сам господь бог нас оставил, — печально промолвил Шаров. — И главное, народ не с нами, а с ними, с большевиками.

— В этом, видать, и кроется корень всех наших неудач, — стукнул кулаком по столу Пепеляев.

— Да, народ не с нами, и этот решающий фактор никто не в силах изменить в нужную нам сторону.

— И что же остается?! — безнадежно развел руками Шаров.

— Пока есть хоть какая-то возможность, поддерживать, а тем более поднимать боевой дух дружинников, — не сразу нашелся Пепеляев.

— Уж лучше умереть здесь и покоиться в своей земле, нежели скитаться в чужих государствах! — выдавил Шаров.

— А может, одумаются, наконец, русские люди и дружно начнут бить комиссаров и большевиков, — в помутневших от волнения глазах Пепеляева вспыхнул огонек надежды.

В свои тридцать два года генерал-лейтенант Пепеляев был полон жизни и верил, что удача и счастье еще могут повстречаться на его пути. Коли придется оставить Русскую землю, он, Пепеляев, собирался уходить не с пустыми руками. Конфискованное у горной артели золото и всю накопившуюся пушнину генерал не намерен оставлять большевикам. Он надеялся увезти с собой в трюме «Святого Михаила» все ценности, которые накопились в Аянском банке и в лабазах купца Киштымова.

«А если случится такое, что «Святой Михаил» не подоспеет ко времени? — уколола генерала внезапная тревога. — Могут же оказаться неисправными двигатели, либо что другое помешает Соловьеву подойти к Аянскому причалу?» Возникнув однажды, тревога не давала покоя Пепеляеву. Он думал об этом и днем и ночью, когда оставался один в пустой комнате. «Что же делать в таком случае? Бежать в тайгу, бросив накопленные богатства? Но оставить большевикам такой подарок — это же верх безрассудства!»

После долгих размышлений Пепеляев пришел к мысли: надо строить парусно-моторное судно, способное пересечь океан. Это занятие отвлечет дружинников от пагубных мыслей, а работа с топором в руках, на чистом воздухе пойдет на пользу господам офицерам.

Посовещавшись с командирами батальонов, которые поддержали его идею, Пепеляев отдал приказ по гарнизону: «Начать постройку двухмачтового судна…»

В углу Аянской гавани находилась старая, полуразрушенная судостроительная верфь. Еще в давние времена на ней были заложены и спущены на воду несколько пакетботов. Строились и после этого мелкие парусные суда. Но за годы войны и революции верфь пришла в полное запустение.

По распоряжению генерала Пепеляева начались поиски умельцев в припортовом поселке. Все молодые судостроители давно призваны в армию. Многие погибли на фронте. Оставшиеся в живых еще не успели вернуться домой с гражданской войны. Но все же нашли двоих старых мастеров. Привели под конвоем к начальнику гарнизона.

— Суда морские приходилось строить? — вежливо обратился Пепеляев к бородачам.

— В молодые годы строили на здешней верфи, было дело, — отозвался один из умельцев. — Но прошло столько времени с тех пор, как в остатний разочек пришлось держать лекало и циркуль в руках.

— Так ты не простой, выходит, плотник, а ученый умелец? — в радостном удивлении проговорил Пепеляев. — А как зовут тебя, старче?

— Тихоном Ерофеичем, бывало, величали.

— По какой части числился в прошлые времена на верфи?

— В модельной мастерской, старшим мастером прозывался, — горделиво произнес мастеровой человек, волею обстоятельств отрешенный от важного дела.

— Я хочу просить тебя, Тихон Ерофеевич, возглавить строительство двухмачтового судна, — начал Пепеляев подкладывать мостки для задуманного в тишине спальни серьезного начинания.

— Как это вдруг меня и — в главные судостроители? — удивленно развел руками Тихон Ерофеевич. — А где я возьму людей, знакомых со строительством судов? Где взять нужный материал?

— Дерева в тайге — тьма-тьмущая: девать некуда, — простодушно ответил генерал, весьма далекий от дел судового строительства.

— Дерева подходящего в тайге нашей достаточно, но требуется распилить его на брусья и доски, а лесопильный заводик братьев Ухановых, что поставлял нужные материалы верфи, вот уже восьмой годочек как бездействует.

— Надо все сделать, чтобы он заработал!

— Трудное это дело — наладить лесопилку, ваше превосходительство, — почесал старый мастер свой сивый затылок.

— Трудное, а запустить ее в работу следует пренепременно, Тихон Ерофеевич! — настойчиво потребовал Пепеляев.

Мастер-судостроитель не знал, как объяснить холеному генералу в меховой безрукавке и оленьих унтах, какое это хлопотное и многотрудное дело — восстановить заброшенный лесопильный заводик.

В результате долгой беседы в генеральском кабинете Тихона Ерофеевича и другого умельца, молчавшего, будто не было у него языка, зачислили мастерами на неработающую верфь.

Потом объявили набор специалистов из числа дружинников, имевших хотя бы какое-нибудь отношение к судостроению. Удалось выискать десятка полтора человек, некогда работавших на частных судостроительных и судоремонтных предприятиях. Среди офицеров оказалось несколько потомственных петербуржцев, состоявших членами яхт-клуба. Эти люди тоже имели кое-какие понятия по строительству малых парусных судов.

Таким образом, генералу Пепеляеву удалось сколотить артель судостроителей. С помощью нескольких бывших рабочих завода запустили в работу лесопилку братьев Ухановых. А вскоре задымила котельная судостроительной верфи.

Из столетней лиственницы выпилили брус. В кипящей воде согнули форштевень и ахтерштевень. На киль с криками «Ура!» стали надевать шпангоуты. На них дружно крепили с помощью медных поковок длинные брусья-стрингеры, изогнутые по начерченной схеме. Все делалось по миниатюр-модели судна, которую сконструировал Тихон Ерофеевич.

После вынужденного безделья артельные дружинники работали охотно, проявляя в труде присущую русским людям удаль и сноровку. Генерал Пепеляев чуть ли не каждый день наведывался на верфь. Он торопил Тихона Ерофеевича и полковника Шарова, осуществлявшего контроль за строительством корабля. Зима шла на убыль, по утрам в солнечную погоду вызванивала капель, и все говорило о приближении долгожданной весны. А как только очистится бухта от льда, можно спустить судно на воду. К концу апреля оно уже белело свежевыструганной дощатой обшивкой. Посоветовавшись с батальонными командирами, Пепеляев надумал окрестить судно именем — «Святой великомученик Фока».

Когда устанавливали мачты на судне, солнце уже припекало вовсю, а по охотской бухте тянулись в разные стороны извилистые трещины в толстом льду. Местами чернела вода, дымясь белесым паром в ясные, солнечные дни. Порой с гулом пушечной пальбы трескался лед вблизи берегов.

«Что принесет весна? — размышлял Пепеляев, любуясь новопостроенным судном. — Быть может, повернутся наши дела к лучшему на главном участке фронта, и тогда пришлет сюда подкрепление Михаил Константинович Дитерихс?! А «Святой великомученик Фока» станет выполнять функции посыльного корабля между Аяном и Охотском. Мы сможем в случае необходимости оперативно маневрировать резервами». Ему временами казалось, что еще не все потеряно. И хотя генерал давно уже не верил ни в какие чудеса, но надежда на лучший исход задуманного в Харбине похода не оставляла его.