Пробуждение

— Заявление городской думы беспочвенно. К тому же она распущена, и любые ее заявления не имеют никакой реальной силы.

— Американское правительство не признало Советской власти в России, и поэтому я, как генеральный консул Соединенных Штатов Америки, вынужден и впредь считаться с заявлениями городского самоуправления.

— Неужели вам ничего но говорит, господин консул, победа революции на огромной территории России?

— Мы не можем не считаться с тем положением, которое создалось в вашей стране и в городе, в котором я нахожусь, — ответил не сразу Колдуэлл. — Но проблемы высшей государственной политики, как правило, приходят в противоречие с помыслами и чаяниями дипломатов.

— В наших территориальных водах, в районе Чукотки, Командорских островов и в Охотском море, все чаще появляются американские рыболовные суда и промысловые шхуны. А факты хищнического лова рыбы и беспощадного уничтожения поголовья морских котиков на Командорах не могут оставаться вне внимания генерального консула Соединенных Штатов Америки!

— Мне очень трудно на таком огромном расстоянии следить за действиями отдельных капитанов, которые нарушают законы лова рыбы и охоты на морского зверя, — вывернулся консул.

«Дай время, не то еще будет на ваших Командорах, — мысленно усмехнулся Колдуэлл. — Да и останутся ли эти острова вашими?»

Не знал пока Суханов, да и не мог знать, о том, какой заговор готовила контрреволюция в Приморье, какие силы сколачивала она тайно во Владивостоке и какую роль во всем этом играл генеральный консул Колдуэлл.

От мистера Колдуэлла, не заходя в здание исполкома, Суханов отправился в японское консульство, чтобы потребовать от консула Кикучи вернуть деньги, которые передали ему на сохранение чиновники «Русско-Азиатского» банка.

У кирпичной ограды, которой была обнесена территория консульства, Суханова встретил худосочный японец-слуга в черном европейском костюме. Льстиво улыбаясь и низко кланяясь, он встретил председателя Владивостокского Совета словами:

— Заходите, Сухано-сан, гости будете. Консул ждет вас.

В коридоре Суханов столкнулся лицом к лицу с чиновником консульства, одетым в пестрый национальный костюм. Японец, с круглым лицом и маслянисто поблескивающими глазами, стал быстро пятиться назад, учтиво улыбаясь и отвешивая поклоны. Председатель Совета заметил через раскрытую настежь дверь комнаты сидевшую за пишущей машинкой молодую японку. Та была так увлечена своим делом, что даже не услышала шума, который произошел в коридоре и был вызван появлением иностранного посетителя.

Консул Кикучи был маленького роста, с сытым, лоснящимся лицом, на котором заметно выделялись черные, по-кошачьи растопыренные усы. Круглый и толстенький живот, который плотно облегал фрак, делал его несколько похожим на пингвина. Он давно и почти безвыездно жил в России, занимая консульскую должность то во Владивостоке, то в Хабаровске. Кикучи говорил по-русски правильно, почти без акцента, лишь делая слегка ударение на последнем слоге. Переводчик ему не требовался. Председатель Владивостокского Совета и японский консул оказались один на один в просторном кабинете, выходящем зеркальными окнами на Светланскую улицу. Оба какое-то время молчали: каждый выжидал, когда другой начнет первым.

— Изволите ли, господин консул, поддерживать знакомство с управляющим «Русско-Азиатским» банком Поповым и биржевиком Джабелло? — первым нарушил молчание Суханов.

— Да, господин Сухано-сан, эти названные вами два почтенных гражданина вашего города изволили недавно посетить меня в этом скромном моем убежище, — после непродолжительной паузы отвечал Кикучи. Консул знал, что председателю Совета все уже известно о передаче пятнадцати миллионов, рублей в его консульство, и не счел нужным хитрить и изворачиваться.

— Какова была цель визита у этих почтенных граждан, как вы изволили выразиться? — Суханов с трудом себя сдерживал, хотя отлично понимал, что в иностранном консульстве следует быть изысканно-вежливым и не подать даже виду, что все внутри клокочет от возмущения. Но ведь рабочие судоремонтного завода, железнодорожных мастерских и макаронной фабрики без жалованья остались! А у каждого из них семья!

— Такое неустойчивое положение сложилось в русском Приморье, — издалека начал Кикучи. — Начались грабежи в городе. Управление «Русско-Азиатского» банка, посоветовавшись с членами биржевого комитета, приняло решение весь денежный запас передать на сохранение в наше императорское консульство.

— Эти деньги в сумме пятнадцати миллионов золотых рублей вам следует вернуть по принадлежности, господин консул, — негромко, но внятно произнес Суханов.

— Ка-ак! К-кому?! — опешил Кикучи.

— Владивостокскому Совету, представляющему собой единственную исполнительную власть на всем русском Приморье.

— А земская управа?

— Но вы же сами сумели убедиться в смехотворности этого оставшегося от старого режима и изжившего себя учреждения, — пояснил Суханов.

— Но правительство микадо не признало Советской власти в России! — пытался еще упрямиться Кикучи.

— Через два дня перед судом Революционного трибунала предстанут все управители «Русско-Азиатского» банка и члены биржевого комитета, принимавшие участие в присвоении народных денег! — объявил консулу председатель Совета. — И вам, господин Кикучи, тоже придется явиться в зал заседаний суда. Дело будет слушаться в Народном доме.

— А я какое к вашим делам имею отношение? — всплеснул короткими ручонками японский консул.

— Вы будете вызваны в трибунал в качестве свидетеля.

— Но как примет это наше правительство? И что подумает обо мне наш божественный микадо?

— Это их частное дело! — отрубил Суханов.

— А если мы сегодня же вернем эти деньги Владивостокскому Совету? — растерянно проговорил Кикучи.

— Если вернете, то вызывать вас в суд не станем, — ответил председатель Совета. — Так что решайте. И как можно быстрее.

— Я уже принял решение. Сегодня мы возвращаем вам ваши пятнадцать миллионов. Присылайте ваших банковских чиновников.

— С ними вместе будет находиться комиссар из исполкома Совета, — сказал Суханов и учтиво поклонился японскому консулу, дав понять, что задерживаться более не намерен.

Рано утром военный транспорт «Магнит» поднял якорь, снялся со швартовых и взял курс на выход из Золотого Рога.

В Японском море было спокойно, как бывает иногда в начале лета. И лишь плотные завесы молочно-белого тумана, которые приносило ветром откуда-то со стороны холодного течения Куросио, мешали благополучно начавшемуся плаванию. Не раз на транспорт наваливался такой плотный туман, что приходилось стопорить ход и ложиться в дрейф.

На ходовом мостике посменную вахту исправно несли штурман Дудников, заступавший обычно утром на вахту, сам командир, Николай Павлович Авилов и Соловьев.

В кают-компании им редко удавалось сойтись всем вместе. Но если такое случалось, то разговоры велись чисто деловые, служебные, касавшиеся плавания, очень сдержанные и лаконичные.

Авилову казалось, что со временем натянутость исчезнет и отношения между всеми, кто находится в командирской кают-компании, станут товарищескими. Яхонтов полагал, что нет необходимой доверительности из-за того, что его помощник никак не может привыкнуть к своему новому положению, но со временем все образуется.

Все на корабле, казалось, выглядело благополучно. Исправно несли вахту палубные матросы. Надежно действовала судовая радиостанция. Дежурный радист Иголкин поддерживал постоянную радиосвязь со штабом флотилии. Уверенно билось сердце «Магнита» — его котлы и главные машины работали безотказно.

Корабль малым ходом прошел через узкий Татарский пролив. Впереди простирались безбрежные океанские просторы.

Красный флаг реял на мачте военного транспорта. Свинцовые волны океана впервые видели краснознаменный корабль. Две стомиллиметровые пушки и четыре крупнокалиберных пулемета на палубе «Магнита» были грозным оружием для любого судна-хищника, промышлявшего морского зверя в чужих территориальных водах.