Пробуждение

Алсуфьев вытер платком мокрый лоб и после небольшой паузы продолжал:

— А ведь невеста моя, Наташа, тоже была на демонстрации. И, оказывается, шла совсем близко от меня. Когда я зашел к ним, Наташи еще не было дома. Она пришла позже…

Ночью, лежа в постели, я перебирал в памяти события дня. «Невеста моя тоже была на демонстрации», — не выходило из головы. Скрытая гордость прозвучала в словах, сказанных мичманом. И я позавидовал его ясной, бездумной смелости и легкости, с какой он смотрел в завтрашний день.

В среду контр-адмирал Иессен назначил секретное совещание. Для меня оно было совсем некстати. Я мог не успеть на свидание с Викой. В белоколонном зале Морского штаба собралось человек тридцать командиров военных судов и сухопутных частей, расквартированных в крепости. Ждали командующего.

В высокие окна со стороны Адмиральской пристани били косые лучи солнца. Над Эгершельдом красным пламенем полыхало низкое зарево, охватывая скалистую землю и домики. По белым стенам зала пробегали розоватые тени.

Моряки, заняв три четверти помещения, сидели слева, сухопутные офицеры в серо-зеленых мундирах — справа, у затененной внутренней стены. Выделяясь среди остальных, картинно восседал командир канонерской лодки «Маньчжур», капитан первого ранга барон Раден, плотный сорокалетний мужчина с острым, выдвинутым вперед подбородком. Из-под стекол золотого пенсне остро поблескивали глаза, когда он поворачивал коротко остриженную голову. Возвышалась в кресле длинная, сгорбившаяся фигура командира «Бодрого», капитана второго ранга Куроша. Клином торчала его черная цыганская бородка. Смуглое испитое лицо его изрисовано вязью красно-синих жилок. Хищно посматривал Курош по сторонам черными, по-рысьи настороженными глазами.

В самом углу, в тени, устроился заведующий отрядом миноносцев капитан второго ранга Балк. Неподвижно покоилось в кресле его крупное, нескладное тело. Серое, невыразительное лицо иссечено множеством глубоких морщин. Длинные, с крупными ладонями руки тяжело и неудобно лежат на высоких коленях.

Назимов, Штер и незнакомый молодой подполковник сидели в первом ряду и о чем-то тихо беседовали. Я нашел незанятое кресло рядом с командиром «Тревожного» лейтенантом Оводовым. Я знал его еще гардемарином. Мы были с ним приятели.

— Как чувствуют себя жена и дочь, Николай Николаевич? — спросил я после приветствия.

— Привыкают, — с довольной улыбкой ответил Оводов. — Только жена вот никак не может освоиться со здешней жизнью, все питерскую вспоминает. А дочурка просто в восторге от моря, сопок, неба.

— Привыкнут, — вздохнул я, подумав о своем: «Через час Вика придет в сквер и будет ждать. За час совещание не кончится. Не дождется. Уйдет».

— Дочурка каждое утро просится ко мне на миноносец, — продолжал Оводов, — да все как-то не до нее…

— Господа офицеры! — раздался голос капитана первого ранга Радена.

В зал быстрым молодецким шагом входил военный губернатор Флуг в сопровождении адмирала Иессена. Генерал-губернатор и командующий сели за председательский стол. Моложавое лицо генерала с рыжеватыми бачками было озабоченно. Иезуитски скорбная маска командующего, обрамленная на висках завитками седых волос, непроницаема. Иессен походил на Победоносцева в картине Репина «Государственный совет». Волосы, поворот головы, вкрадчивый, насквозь проникающий взгляд — все, как у обер-прокурора Святейшего синода.

— Господа офицеры! — обратился к командирам Иессен. — Я собрал вас по чрезвычайно важному делу.

Тихий, без оттенка властности, голос адмирала звучал ровно, словно не желая оскорбить тишину зала, стиснутого белыми стенами.

— Факт самого совещания и все, что услышите здесь, должны содержаться в строжайшей тайне. — Иессен умолк, наклонил голову, обдумывая что-то.

— На флоте зреет мятеж! — неожиданно громко заговорил Иессен. — На военных судах и в частях орудуют агенты социалистов. Гарнизон крепости — накануне восстания, — голос Иессена звучал тревожно. — Настроение на кораблях и в полках — неблагонадежное. Нижние чины предъявляют коменданту через своих выборных неосуществимые требования… Опасное брожение в массе нижних чинов с каждым днем усиливается. На миноносце «Сердитый» вследствие скверной каши, поданной на обед, нижние чины выразили претензию. На «Бравом» имелся случай вооруженного нападения на офицера. На многих судах имели место отказы от заступления на вахту.

Тридцать второй полк два дня отказывался занимать караулы. Скоро некому станет нести охранную службу. — Иессен вздохнул. — Позорные беспорядки, коими в недавнем прошлом имели несчастье омрачить себя некоторые судовые команды, могут повториться…

Владивостокские агитаторы и тайные подстрекатели для достижения своих мятежных целей стараются воздействовать на возбужденные умы нижних чинов, и главным образом стремятся вызвать недовольство офицерами. Это происходит не стихийно. Нам доподлинно стало известно, что в городе действует тайное сообщество, именующее себя «Владивостокская военная организация». Цель тайного сообщества — изменить силою оружия установленный основными законами образ государственного правления.

От верных наших людей нам стало известно, что тайное сообщество имеет широко разветвленную сеть агентов на военных судах, в полках и близких к Владивостоку гарнизонах…

«Адмирал, а занимается шпионством, нанимает филеров на службу», — подумал я, испытывая брезгливость.

— …Агенты социалистов ведут преступную агитацию среди нижних чинов на судах и среди солдат. Если верить сведениям, дело идет к вооруженной междоусобице, к восстанию в крепости.

До сих пор я, как командующий, противодействие мятежному духу заключал только мерами внимательного присмотра, осторожности и такта. Я не сторонник преждевременного применения крайних мер. Но… наступает время, и нужен не калач, а кнут.

Некоторые меры я принял… Крейсеры «Россия», «Жемчуг» и «Терек» в случае восстания представили бы собой громадную разрушительную силу… Я отправил их в море.

Считаю долгом своим обязать вас, господа офицеры, с твердой верой исполнять свой долг в трудные для отечества дни. Необходимо в случае угрозы бунта снимать на ночь ударники от орудий. Замеченных в провокаторской агитации нижних чинов и мастеровых отправлять под охраной в крепость.

Во всех предприятиях надобно придерживаться осторожности, — голос адмирала стал еще тише, — стараться не вызывать недовольства… Разрешаю выдавать нижним чинам водку два раза в день. От этого они становятся не злыми…

«Иессен остается Иессеном, — усмехнулся я. — Чувство осторожности и расчета не покидает адмирала».

— Да сохранит бог государя нашего императора и род его на веки вечные, — закончил Иессен.

Из-за стола неслышно поднялся генерал Флуг. Зорко оглядел офицеров, по-барски небрежно уронил холеную белую руку и начал:

— Положение в крепости и гарнизонах Приморской области, на мой взгляд, серьезнее, чем обрисовал свиты его величества контр-адмирал Иессен. Брожение в войсках и на флоте принимает чрезвычайно опасный оборот. Наступает новая фаза массовых беспорядков в крае и губерниях Российской империи… Суть не в отказах заступать в караулы и на вахту и не в претензиях нижних чинов по поводу дурной каши, — жестко и звонко падали слова военного губернатора области. — Это лишь первые предупредительные вспышки вулкана, готового начать извержение. Пока это стихийный протест. — Отчеканивая каждое слово, Флуг продолжал: — Развращенные пропагандой, нижние чины не ждут, когда к ним придут организаторы бунтов. Они сами ищут себе руководителей. Связь между штатскими подстрекателями и нижними чинами на судах и в войсковых частях хорошо налажена…

Третьим жандармским отделением замечены и пресечены попытки судовых команд объединиться для совместного организованного выступления. Вот что докладывает по этому поводу жандармский подполковник Заворицкий.

Генерал взял со стола лист бумаги и, придерживая ее кончиками пальцев, принялся читать: