Искушение Данте

— Входите же! — крикнул он в сторону двери, из-за которой все время неслись шорохи. Из ее щелей пробивались лучи света от множества ламп, складывавшиеся на ее досках в огненные буквы смерти «IIICOE». Свет пробивался из всех щелей двери. Потом дверь распахнулась, и из нее вылетело огненное облако света. К постели Данте медленно приблизился выделявшийся на его фоне черный силуэт. Это была женщина, завернутая в просторную тунику из белого, зеленого и алого шелка. На фоне яркого света тело женщины было хорошо видно и под шелком. Она подошла к самой постели и наклонилась над Данте. Поэт почувствовал жар ее тела, когда она распахнула свои одеяния и обнажила перед его лицом свою плоть.

Данте с ужасом узрел прямо перед собой жуткую, кровоточащую, гниющую язву. Волосы женщины зашевелились вокруг ее лица, это извивались и шипели змеи, стараясь дотянуться до Данте. Поэт отпрянул, попытался сесть в изголовье кровати, вжался в стенку, лишь бы быть подальше от посетившего его исчадия ада.

Гниющие от проказы веки медузы Горгоны стали подниматься. Раздался душераздирающий вопль, оглушивший поэта как удар палицы.

Глава II

Аптека у фонтана

16 июня, около девяти часов

 Пробуждение было внезапным. Данте как будто вынырнул из своего сна. Он обливался холодным потом, в голове еще звенело эхо страшного вопля. Вместо кровавого света ламп из сна комнату заливали лучи солнца, которое взошло уже довольно высоко. Плохо понимая, что происходит, он с трудом поднялся на ноги. Потом — обхватил голову руками, стараясь прийти в себя. Данте казалось, что он только что вынырнул из морских глубин, населенных страшными чудовищами. Но голова у него больше не болела. Все его тело пронизывало необъяснимое блаженство. От боли не осталось и следа. Он прекрасно помнил все события прошедшей ночи, словно только что вышел из церкви, где свершилось убийство. У поэта перед глазами стояло изуродованное лицо художника. Казалось, он взывает к поэту, просит его отомстить так страшно, словно он был его родственником… Ведь это долг Данте как приора — найти и покарать убийцу! Надо действовать немедленно и беспощадно, прислушиваясь лишь к тому, что говорят ему его ум и совесть!

Данте высунул из двери голову туда, где под сенью аркады двери келий охранял стражник.

— Где секретарь Магистрата? Пусть немедленно ко мне явится! — приказал он.

Вместо того чтобы броситься исполнять приказ приора, стражник заговорщицки ему подмигнул.

— Приходил какой-то Манетто. Вы спали, и вас было не добудиться.

— Мессир Манетто? Что ему надо?

— Он вас искал. Злой был какой-то и раздраженный. Все бормотал о каких-то счетах. Сказал, что пойдет к вашему брату, если вы не заплатите.

Данте жутко разозлился. Проклятый ростовщик! Явился к нему прямо сюда! А наглый стражник смотрит и ухмыляется!..

— Выполняйте приказ! — рявкнул Данте и проводил возмущенным взглядом стражника, который с недовольным видом поплелся нога за ногу к лестнице.

Вернувшись к себе в келью, поэт сел за стол и стал ждать. Тут взгляд его упал на бумаги, с которыми он работал вчера ночью, пока загадочное преступление не отвлекло его от любимого занятия.

Он работал над трактатом, который назывался «О воде и земле». Данте собирался подать его ученому совету Падуанского университета по истечении своих полномочий в качестве приора. Данте уже завоевал лавровый венец как лучший из поэтов, а этот трактат должен был прославить его как ученого.

В нем Данте защищал богохульную и абсурдную теорию, утверждавшую, что воды могут затоплять землю в любой точке земного шара, а в южном полушарии может быть не только вода. Многие считали, что эта теория — полная чушь, но было и немало сторонников, приводивших в качестве доказательства горные источники. Защищать ее было все равно что утверждать, что где-то вода может течь вверх. На столе по-прежнему стоял кувшин и плошки. Данте хотел было повторить вчерашний эксперимент, но кувшин оказался пуст, и он раздраженно подумал, что слуг Магистрата следовало бы как следует наказать.

Впрочем, вряд ли стоило что-то доказывать. Оппонентам было достаточно сослаться на авторитет Аристотеля, чтобы в пух и прах разбить любые теории Данте.

Какой же косной стала так называемая «наука»!..

Секретарь — абсолютно лысый мужчина средних лет — возник в дверях с огромным фолиантом под мышкой. Обложкой фолианту служили две деревянные доски с ликами святых.

— Вы хотели меня видеть, мессир Алигьери? Вас, наверное, интересует бюджет нашего города. Я захватил с собой…

— Благодарю вас, мессир Дуччо, — перебил секретаря Данте. — Это подождет. Скажите лучше, знаете ли вы что-нибудь о строительстве новых стен?

— Конечно. Но записи о них в другой книге…

— Кто реставрирует церковь Сан Джуда? И зачем?

Секретарь некоторое время рылся в ящичках своей памяти, а потом затараторил так, словно читал страницы невидимой книги:

— Церковь и служебные постройки принадлежали Августиноцам. Потом этот монашеский орден оттуда выселился. Они стояли заброшенными лет пятьдесят и, следовательно, перешли во владение города как res nullus — ничейное имущество. В прошлом году из Рима поступила просьба передать эти здания для нужд Studium — учебного заведения широкого профиля.

— Из Рима?

— Да. Римский сенат направил к нам гонца. Монахи монастыря Сан Паоло фуори ле Мура обратились к нам с просьбой. Они собираются открыть в церкви Сан Джуда университет. Папа Бонифаций желает, чтобы знания распространялись во всех городах христианского мира. В Риме он способствовал основанию учебного заведения Sapientia, собравшего в своих стенах всех римских ученых.

— Значит, Studium во Флоренции намеревается открыть сам Бонифаций? — встревоженно спросил Данте. — А кто пригласил сюда художника, выкладывающего мозаику?

— Мозаику заказали у мастера Амброджо, проживающего у монахов в монастыре Санта Кроче.

— А кто оплачивает его труд?

— Мы точно не платим. Думаю, платит коллегия будущего учебного заведения.

— Выходит, у этих ученых немало денег?

Секретарь пожал плечами:

— Некоторые из них очень знамениты в своих областях. Возможно, они хорошо зарабатывают своими знаниями или имеют другие доходы. Например, аптекарь мессир Теофило явно не бедствует. Еще бы! У этих проклятых аптекарей такие дорогие снадобья!..

Данте вскочил на ноги и шагнул к секретарю. Тот оробел и попятился, внезапно вспомнив, что и поэт — член гильдии аптекарей. Он прикусил язык и стал судорожно думать, как бы выйти из дурацкого положения, но Данте думал совсем о другом.

— Теофило? Вы говорите о Теофило Спровьери, у которого аптека рядом с Фонтаном Смерти? Он что, входит в состав коллегии Studium? — Поэт живо вспомнил умные глаза аптекаря, но теперь Теофило предстал перед ним в совсем другом — менее благоприятном — свете.

Выходит, этот аптекарь связан с папой римским — этим лицемернейшим из смертных!

Секретарь стал быстро листать свою книгу, а потом кивнул головой.

Данте молчал и думал. Наконец он вспомнил о присутствии мессира Дуччо, который по-прежнему прижимал к груди фолиант, как будто от того зависели его жизнь или смерть.

— Я вас больше не задерживаю, но вам придется предоставить мне подробный список членов коллегии Studium. Я хочу знать, кто они, откуда, их политические пристрастия, пороки, страшные тайны — все, что удастся обнаружить!

Секретарь кивнул и вышел.

Данте был озадачен. Его очень встревожила мысль о том, что Бонифаций оснует свой университет во Флоренции, а потом — с помощью своих приспешников — подчинит своему влиянию этот город. Только этого не хватало!

Поэт снова высунулся за дверь и властным жестом подозвал стражника, дремавшего у колонны во дворе монастыря. Стражника явно утомил предыдущий приказ приора. Он скорчил недовольную физиономию и пошел к поэту, еле передвигая ноги.