О, Путник!

Музыка закончилась, я сделал знак ПОЭТУ, он торопливо выключил проигрыватель. Я включил верхний свет. Все в один голос ахнули.

— Господа, приглашаю приступить к трапезе! Чем богаты, тому и рады, так сказать, — весело произнёс я.

Столы ломились от всяческих блюд. Всевозможные салаты, бутерброды с икрой, маринованные и солёные овощи, фрукты, Мундир-Фиш, Пьяная Свинина, золотистые перепёлки в каком-то белом соусе, портвейн То-То, красные и белые вина, и, конечно же, Его Величество ЗВИЗГУН! Начался пир духа и тела!

Я встал, все немедленно последовали за мною. Воцарившуюся тишину нарушали только едва слышные порывы утихающей бури за окном и слабый, прерывистый свист ветра в оконной раме.

— Господа, я вдруг вспомнил одну притчу из «Эллинских сказаний». Да, да ШЕВАЛЬЕ, ваши любимые греки… Они самые. Так вот, как-то один путник спросил мудреца, задумчиво сидящего на краю дороги: «Далеко ли ещё до Мегары?». Мудрец ответил: «Иди!». Путник в недоумении посмотрел на него. «Иди!», — повторил мудрец и, увидев, КАК тот идёт, сказал: «К вечеру ты будешь в Мегаре!», — я усмехнулся и посмотрел на БАРОНА. — Как вам эта притча, сударь? В чём её суть?

— Сир, она великолепна и полна глубины, — серьёзно ответил мужчина. — Для меня её суть заключается в том, что прежде чем ставить перед собой какие-либо цели, необходимо здраво оценить и рассчитать свои силы.

— Браво, браво! — восторженно захлопала в ладошки МАРКИЗА. — Тот муж более всего достоин славы и любви, кто умён и зрел! БАРОН, вы никогда не бывали на Второй Планете, которая вращается вокруг солнца по имени Глизе 581? Там такие чудные места: белоснежные пляжи, изумрудные пальмы и сапфировый океан. Приглашаю вас туда после того, как мы покинем этот мерзкий остров, как его…

— Хоккайдо, сударыня, — БАРОН подошёл к МАРКИЗЕ, слегка наклонился к ней и чувственно поцеловал её тонкую нежную ручку. — А вообще-то, я не бывал нигде, кроме Островов и пары-тройки мест на планете Земля.

— И что же вас привлекло на ней? — МАРКИЗА решительно взяла БАРОНА под локоть и усадила его рядом с собой.

— Меня заинтересовали Великие Пирамиды в Гизе, Тибет и пустыня Сахара. Знаете, честно говоря, не люблю путешествовать. Я классический домосед. Меня полностью поглощают простые и понятные во все времена занятия: чтение книг, охота, рыбалка, созерцание восходящего и заходящего солнца на фоне нереальных и призрачных гор, сбор грибов и ежевики, турниры, битвы, дуэли, изучение флоры и фауны Океана, развешивание пиратов на реях, полночные философские беседы под треск камина, любовная маета до утра.

— О, мой друг, меня так заинтересовали два аспекта вашей насыщенной и бурной жизни! — воскликнула МАРКИЗА, не выпуская своей изящной ручки из лапищ БАРОНА.

— Каковы же они?! — сухо, негодующе и насмешливо спросил ПОЭТ.

— Безумно хочу увидеть процесс развешивания на реях пиратов и вникнуть в суть любовной маеты до утра!

— Ваше Сиятельство, но пираты истреблены все до одного, — вежливо вмешался в разговор ШЕВАЛЬЕ. — Боюсь, что первый аспект не подлежит выполнению по этой простой и бесспорной причине.

— Эх, что значит молодо-зелено, — ухмыльнулся БАРОН. — Нельзя до конца уничтожить зло, ибо оно бессмертно! Злачно место пусто не бывает, мой юный друг!!!

— Боже мой, как хорошо сказано, как тонко подмечено! — МАРКИЗА прильнула к плечу БАРОНА. — А у вас есть замок?

— Ещё какой! Не замок, а конфетка! Произведение фортификационного искусства! Шик, блеск, красота! — я решительно встал и поднял рюмку со Звизгуном на уровень глаз. — За наших прекрасных дам! Виват!

— За дам! Виват, виват, виват!!!

— Господа, кушайте, кушайте! — весело произнёс я. — Остывшее блюдо и передержанный салат подобны женщинам бальзаковского возраста. Вроде бы всё при них, но явно не хватает жара и свежести!

— Сир, гениально сказано! — воскликнул ПОЭТ, смело опрокидывая в себя бокал, до верху наполненный Звизгуном. — Цитатник пополняется и переполняется!

— Никакого переполнения! Истинная мудрость всегда стремится в бездонный сосуд! — нравоучительно произнёс я и подошёл к ГРАФИНЕ.

— Солнце моё, я приглашаю тебя на тур вальса. ПОЭТ, пожалуйста, поставьте вальс из «Метели», или из «Маскарада», или из «Моего ласкового и нежного зверя». Это мои любимые мелодии, знаете ли….

— Что, Сир? — замялся и смутился Глорианин.

— Господи! Никакой музыкальной культуры! Что значит молодо-зелено! Сейчас организуем, Ваше Величество, — пророкотал БАРОН.

Он зашёл за барную стойку, что-то сердито бормоча себе под нос. Его пальцы лихо запорхали над сенсорными клавишами проигрывателя.

— Ну и наглец! — возмутился ПОЭТ. — Это мне-то молодо-зелено!? Тому, которому тысячи лет!? И этого индивидуума я лелеял, оберегал и холил, носил на руках!? И из этого мелкого невежественного феодала я сделал цивилизованного человека!? Да, никакой благодарности!

— Успокойтесь, БАРОН. Что такое вальс, Ваше Величество? — робко спросила меня ГРАФИНЯ.

— Самый прекрасный танец на планете Земля, моя радость.

— Но я не умею танцевать вальс, — смущённо произнесла девушка.

— Я вас научу, это не так уж и сложно, — улыбнулся я.

— Благодарю Вас, Сир.

— Это я должен благодарить вас, моё солнце, за то, что имею честь до сих пор созерцать ваше прекрасное лицо, тонуть в ваших волосах и касаться вашей нежной руки! — улыбнулся я.

— Но учтите, она крепка и сильна. Вы же знаете, Милорд, что мои кинжалы всегда при мне? Не дай Бог, я узнаю об измене! Я уже чувствую её сладкий, терпкий и волнующий запах. Осталось только найти то место, откуда он исходит.

— Какая измена?! О чём это вы!? Она невозможна! От мыслей о ней меня удерживают отнюдь не кинжалы! — совершенно искренне возмутился я и бросил мимолётный взгляд на МАРКИЗУ, которая насмешливо, пристально и нервно наблюдала за нами.

— А что же Вас удерживает от неё, Государь?

— Моя безумная любовь к тебе, моя девочка!

— Дай Бог, дай Бог!!!

Музыка заиграла внезапно, громко и мощно. Великолепная, волшебная, плавная и тревожная мелодия вальса заполнила всё вокруг. Мы с ГРАФИНЕЙ встали, вышли на середину зала. Я отошёл от девушки на один шаг, поклонился, потом протянул ей одну руку, другой взял её за талию и осторожно стал водить за собой в такт музыки. ГРАФИНЯ освоила все движения на удивление быстро, и вскоре мы радостно закружились в безумном вихре танца. Мы кружились и кружились, сливаясь друг с другом и растворяясь друг в друге, мы счастливо и весело смеялись, с восторгом утопая в волшебных звуках вальса, мы были единым и нераздельным целым. Как хорошо, как невероятно хорошо!

К нам присоединились БАРОН и МАРКИЗА. Они танцевали мастерски, легко и непринуждённо. Глаза мужчины счастливо и добро сияли, глаза МАРКИЗЫ горели безумным всепоглощающим огнём бушующих в ней страстей и желаний. Вальс, вальс, вальс… Этот танец мог длиться вечно, но, увы, всё когда-нибудь проходит и заканчивается. Музыка плавно ушла в никуда. Сначала в зале царила тишина, а потом прогремели дружные аплодисменты. Я и БАРОН поклонились благодарной публике, ГРАФИНЯ и МАРКИЗА сделали в её сторону изящные реверансы.

— За прекрасных дам! — КОМАНДОР поднял бокал с рубиновым вином.

— За дам!!! — дружно прогремело в ответ.

Все вновь принялись за еду. Из динамиков полилась тихая, печальная и плавная фортепьянная музыка.

— Что это за инструмент? На клавесин совершенно не похоже. Как хорошо! Кто это сочинил, Сир? — ГРАФИНЯ жадно впитывала в себя грустную мелодию.

— БАРОН меня сегодня удивляет, — усмехнулся я в ответ. — Вот вам и наш суровый вояка-простак! Ишь, ты! Он у нас, оказывается, и философ, и библиофил и биолог. Да ко всему тому ещё и меломан!

— Что такое меломан, Сир?

— Страстный любитель музыки, Миледи…

— Понятно, — девушка задумчиво посмотрела на своего вассала, а потом закрыла глаза и некоторое время наслаждалась мелодией, невесомо стелющейся по залу. — Сир, но, всё же, кто этот композитор, что это за инструмент, кто на нём играет?