О, Путник!

— Прекрасно сказано! Да, ожидание любви всё-таки рано или поздно заканчивается страстной любовью, но она чаще всего неизбежно заканчивается привыканием, охлаждением чувств, равнодушием, стремлением к спасительной разлуке. Но есть исключения. Правда, встречаются они чрезвычайно редко. Очень жаль…

Мы помолчали, созерцая величественную и бесконечную поверхность океана. Волнение на нём с каждой минутой всё более усиливалось, волны бились о скалы уже не лениво, а решительно и мощно, обдавая нас при каждом ударе градом брызг.

— Ваше Величество, пора покинуть сие благословенное место, — осторожно произнёс ПОЭТ.

— Барон, а вы знаете истинную подоплёку моего поведения? — я исподлобья и печально посмотрел на спутника. — Мы же не просто так торчим на этом чёртовом и мрачном острове. Это отнюдь не моя очередная причуда.

— Сир, я подозреваю, каковы мотивы Вашего поведения, но не смею касаться темы, которой касаться не следует, ибо те, кто коснулся её, обычно плохо кончают. Так сказать: «И те далече…».

— Да, вы стали довольно осторожным и опытным царедворцем, — саркастически улыбнулся я. — Вы правы, всё дело в ИСЭ. Я пока ещё не готов ко встрече с нею, понимаете? Это не слабость, не малодушие, не трусость. Это нечто другое. Мой дух пока ещё не достиг того сакрального состояния, за которым следует осознание главных, глубинных истин. Достижение гармонии с миром и с самим собой требует определённого времени. И вообще, куда нам торопиться? Ведь мы с вами Бессмертны. Впереди, однако, вечность, друг мой!

— Сир, а если я сойду здесь с ума?! На хрен, извините, мне тогда вечность!? — поморщился мой спутник.

— Не сойдёте, — рассмеялся я. — Во-первых, я обещаю вам, что мы отныне будем пить не только саке и есть этот чёртовый рис. Во-вторых, я скоро действительно махну на Окинаву, а вам предоставлю отпуск. Но до этого дух мой должен быть просветлён!!!

— Сир, и когда же соответствующее состояние Вашего духа будет, наконец, достигнуто? — живо поинтересовался ПОЭТ.

— Тогда, когда я, наконец, пойму смысл! — печально ответил я.

— Извините, Ваше Величество, за дерзость, но Вы просто-напросто тянете время! Всего лишь…, — нервно произнёс ПОЭТ. — И осмелюсь заметить, что мы-то с Вами, конечно, Бессмертны, а вот некая дама — нет!

— Да, вы правы, мой друг, — я грустно посмотрел в серую туманную даль. — Это угнетает меня больше всего. Вечность не знает компромиссов. Вы понимаете меня?

— Понимаю, Сир, — мой спутник безнадёжно махнул рукой и мрачно глянул в тяжёлое свинцовое небо.

— Как у вас обстоят дела с МАРКИЗОЙ?

— Никак, Сир…

— Ясно…

— Ничего Вам не ясно, Ваше Величество! — горестно и с надрывом воскликнул ПОЭТ и подставил своё, вдруг запылавшее лицо, под ледяные брызги бушующего моря. — Как можно понять то, что понять невозможно! В любви можно предполагать, сомневаться, предчувствовать или долго гадать, но не более того! Невозможно объяснить или познать иррациональное! Любовь, любовь… Это область, где царствует Его Величество БЕЗУМИЕ, и ничего более! Сидит это существо на великолепном и сияющем троне, вечно пьяное, полное радости и восторга, преисполненное чувством глубокой гармонии с собой и со всем миром, и думает, что будет владеть им и править вечно. А в один прекрасный день вдруг с утра не удаётся ему опохмелиться, представляете такую неожиданную ситуацию? И длится это состояние до вечера и всю последующую ночь. И вот, когда на следующее серое и сумеречное утро трон оказывается пустым, то знайте, что любви больше нет! Остаются с вами, или с Вашей спутницей, или с вами обоими убогие, хромоногие, кособокие и дебильные отпрыски: усталость, привычка, мудрое равнодушие, терпение, скучное взаимопонимание, благодарность, тягостное взаимоуважение, взаимопомощь, память о прошедших годах, жалость и сочувствие! Тьфу! Тьфу!!!

Океан разбушевался не на шутку. Тяжёлый веер брызг, рождённый мощной и холодной волной, вдруг безжалостно окатил нас, остудив пылающие лица и кипящие мозги.

— Да, Барон, как лихо закрутили вы, однако! Эх, МАРКИЗА, МАРКИЗА… Чёрт с ними, с бабами! — весело и беспечно заорал я, и мой голос с трудом прорывался сквозь грохот прибоя. — Предлагаю партию в бильярд или в покер! Напьёмся сегодня, а!? Барон, прошу вас, сгоняйте в Анклав за Звизгуном и всем остальным, передайте привет ТРАКТИРЩИКУ! Жду вас на нашем обычном месте, — в баре!

— Хорошо, Сир, скоро буду! — весело ответил Глорианин.

Бар «Одинокий трепанг» располагался в центре небольшого городка, на первом этаже гостиницы, где мы с ПОЭТОМ нашли себе временное, но довольно уютное пристанище. Мы сняли двухместный «Люкс», расположенный на втором этаже довольно большого по здешним меркам здания туристического комплекса.

Как уверял нас его хозяин, во время сезона он не знает отбоя от приезжих гостей. Особых достопримечательностей на полуострове Осима не наблюдалось, однако эти места манили туристов дикой, почти не тронутой природой, и хорошо организованной рыбной ловлей. Упомянутый мною бар соседствовал с вполне приличным рестораном, в котором посетителям предлагался довольно широкий выбор как японских, так и китайских, и корейских, и европейский национальных блюд.

Подъехав к гостинице на маленькой, взятой напрокат, машине, я быстро поднялся в номер, разделся, принял горячий душ, закутался в халат и упал в объятия мягкого и просторного дивана. Собственно, никакой надобности в каких-либо средствах передвижения у меня не было. Я мог в любое время по своему желанию телепортироваться в какую угодно точку Вселенной, но меня почему-то необъяснимо привлекали всевозможные существующие на Земле средства передвижения: велосипеды, мотоциклы, автомобили, поезда, катера, корабли, оленьи упряжки, снегоходы, лыжи и всё иное, подобное перечисленному. Единственное, что я не мог терпеть — это самолёты, вертолёты и космические корабли. В чём заключалась причина такой фобии, — мне было, в общем-то, понятно.

Как-то, во время морской рыбалки на акул, ПОЭТ и ПРЕДСЕДАТЕЛЬ осторожно задали мне этот вопрос, который их, видимо, очень сильно интересовал и интриговал. Мой ответ удивил их до такой степени, что они чуть не подавились несколько жестковатым мясом акулы, запечённым на открытом огне.

— Господа, — сказал я тогда. — Когда я соприкасаюсь с землёй и водой, то я абсолютно спокоен и уверен в себе. Когда я оторван от этих стихий и нахожусь в беспомощном и подвешенном состоянии между небом и желанной твердью, то я испытываю крайне негативные эмоции и лишаюсь душевного покоя. Представьте себе… А вдруг самолёт или космолёт упадут вниз в результате отказа двигателей? А если в них попадёт метеорит, ракета, энергетический луч или они будут уничтожены в результате взрыва бомбы, подложенной террористами!?

— Сир, — саркастически усмехнулся ПОЭТ. — Но, по статистике, наземные виды транспорта попадают в различные аварии и терпят крушения во многие разы больше!?

— Ну и что? — снисходительно ответил я. — Если я во что-нибудь врежусь на мотоцикле, или круизный лайнер, на котором я путешествую, потерпит крушение, то всегда имеется реальный шанс на спасение. Если мой самолёт будет взорван, да к тому же ещё и упадёт вниз с высоты в несколько тысяч метров, та такого шанса нет!

— Сир, но Вы же всегда, в любой, самой сложной и опасной ситуации, можете вовремя ускориться, ускользнуть, телепортироваться!? — недоумённо спросили меня собеседники. — А РЕЛИКВИЯ? Вы забыли о ней!

— А если я окажусь одурманенным, обкуренным, обколотым, опьянённым, загипнотизированным или просто по какой-то другой причине потерявшим сознание, то что тогда? — задал я встречный вопрос. — Из разбитой машины, или из потерпевшего крушение поезда я как-нибудь выползу, быстро восстановлюсь, а вот поможет ли мне моя ускоренная регенерация, если я шмякнусь о землю с высоты пяти или тридцати тысяч метров, или окажусь в космическом вакууме? Ну, а что касается РЕЛИКВИИ… А вдруг она по каким-то причинам откажет, даст сбой?!

— Сир, позвольте задать Вам закономерный вопрос: «А зачем тогда вообще путешествовать всеми упомянутыми выше видами транспорта, в которых Вас может поджидать опасность? — спросил ПОЭТ. — Не проще, всё-таки, пользоваться телепортацией, которая исключает все эти неожиданные факторы риска?».