Реквием по сердцу

- Он не станет этого делать, - говорю я, - и он не мой, - снова повторяю эти слова.

- Да? Тогда почему ты не оттолкнула его? Почему стояла и позволяла целовать себя? Может, ты думаешь, что вот она - твоя любовь? Твоя грёбанная идеальная любовь? Так вот, не хочу тебя расстраивать, но это не так...Я не позволю этому случиться. Кем бы ты меня не считала - другом, знакомым или вообще, психопатом, но одно тебе придётся запомнить, - он смотрит мне прямо в глаза, и, выделяя каждое слово, говорит, - Ты - моя.

- Это не так, - опять повышаю голос, - ты для меня никто. Ты просто бесишься, что я могу выбрать Антона... - договорить я не успеваю, он притягивает меня к себе и целует с настойчивостью, присущей только ему. Я пытаюсь ударить его, но он ловит обе мои руки и, поднимая их над моей головой, одной рукой прижимает их к стене, не давая мне вырваться, а второй рукой начинает задирать моё платье. Я брыкаюсь и кусаю его за губу, но он держит крепко и продолжает также неистово меня целовать. По щекам катятся слёзы, но больше я ничего не могу поделать. И тут он отрывается от меня, и, поднимая на руки, несёт в сторону моей комнаты.

- Отпусти меня, - кричу я, - грёбанный псих, оставь меня в покое.

Но он будто бы и не слышит, толкает в сторону кровати и одним движением руки сдирает с меня платье через голову. Я остаюсь в одном белье. Он опять меня целует и укладывает на кровать. Я снова пытаюсь вырваться, но он наваливается на меня всем телом, и не позволяет этого сделать. Я даже не заметила, когда он успел снять рубашку. Не отрываясь от моих губ, одной рукой он вдавливает мои руки в кровать, а второй расстёгивает ремень. Меня с головой накрывает ужас. Он перемещается поцелуями к шее, а потом к груди. Расстёгивает лифчик, но чтоб полностью его снять, ему приходится освободить мои руки. Я прикрываю грудь руками.

- Пожалуйста, - умоляю я, - прекрати. Не делай этого.

- Тебе больше нравится делать это со своим адвокатом? - усмехается он, избавляясь и от своей одежды, и снова накрывает мои губы поцелуем. Хочу сказать ему, что он ошибается. Я не сплю с Антоном, но он не даёт мне такого шанса. Он возвращает мои руки на место, зафиксировав своей ладонью. Второй рукой поднимается выше по бёдрам и просто срывает на мне трусики и пытается раздвинуть мою ногу, но я не позволяю. Но он намного сильнее меня. Завтра там будут синяки. Он отрывается от моих губ и утыкается в изгиб шеи, а потом резким движением оказывается во мне.

От ужаса я дёргаюсь и закусываю до крови губу, чтоб не закричать. Слёзы льются так сильно, что я уже почти ничего не вижу. Он поднимает свой взгляд, но он будто затуманен. Начинает осыпать моё лицо короткими поцелуями, стирая слёзы, но они продолжают идти от этой новой боли...Его движения стали чуть менее грубыми. Руки блуждают по моему телу, сжимая грудь и спускаясь всё ниже. Я исцарапала ему всю спину, но он кажется, даже не замечает этого. Зато меня боль не покидает ни на минуту. Он словно разрывает мне всё внутри своей плотью. Я не знаю, как долго это продолжается, слёзы на моих щеках уже высохли, и я просто лежу и тупо смотрю в потолок, надеясь, что скоро это прекратится...И это прекратилось, его тело дрожит, и он со стоном делает последние движения, а потом покидает моё тело, и ложится рядом. Единственное, на что у меня хватает силы - это прикрыться простынью и свернуться в клубочек. Он обнимает меня сзади, но я дёргаюсь, и он оставляет меня в покое. Моя кровать не такая большая, её вряд ли можно назвать двуспальной, не знаю, как он на ней помещается. Но плевать. Я просто хочу, чтобы он ушёл и оставил меня в покое. Я засыпаю и думаю только о том, чтобы сейчас не пришёл Тимурка

Глава 23

Когда я открываю глаза, за окном ночь. Горло пересохло и ужасно хочется пить. Пытаюсь встать, но тело отзывается болью, и мне приходиться обратно лечь.

- Тимур, - зову я, но выходит только хриплый звук, - Тимур, - чуть громче зову я.

- Я думал, что ты спишь, - говорит брат, заходя в комнату. - Ты болеешь? Обычно, ты так рано никогда не ложилась, - обеспокоено спрашивает Тимка.

- Сколько сейчас часов? - тихо спрашиваю я.

- Два часа ночи.

- Почему ты сам до сих пор не спишь?

- Играл в видео-игры, - признаётся он.

- Ложись спать.

- У тебя кровь на губе, - замечает он.

- Во сне наверное, прикусила, - говорю я и он идёт в свою комнату.

Делаю ещё одну попытку встать, и игнорируя боль иду в ванную. Там скидываю простынь и с отвращением осматриваю своё тело. На запястьях синяки, на шее и груди отвратительные засосы, на талии тоже синяки. И кровь на ногах. Мне хочется заплакать, но кажется, я уже выплакала все слёзы. Включаю душ и с остервенением начинаю тереть тело губкой, пытаясь стереть все следы. Но не выходит. Мне придётся жить с этим напоминанием ещё несколько недель. В первый раз в жизни, я испытываю отвращение к своему телу, к своей бледной коже, на которой всё отчётливо видно.

Через пару часов нужно собираться в Университет. Я не буду прогуливать. Я не настолько слабая, чтобы это сломало меня.

Сворачиваю окровавленную простынь и выбрасываю в мусорное ведро. Надеваю банный халат, и иду в свою комнату. Каждый шаг и движение рук причиняют мне боль, но я не обращаю внимания. Достаю джинсы и тёмную рубашку с длинным рукавом - их и одену сегодня. Даже смотреть противно в сторону кровати, поэтому иду в зал и там сворачиваюсь на кресле. Мне кажется, что я прикрыла глаза на минутку, но оказывается, что уже 7 утра. Надеваю приготовленную одежду, и иду будить Тимура.

- Тим, доброе утро, вставай.

Он просыпается и идёт умываться. После завтрака я вижу как он начинает собирать свою спортивную сумку и говорю:

- Нет, ты больше не вернёшься в этот зал. Мы найдём тебе другой, но позже. Сейчас ты пойдёшь со мной.

- Но Ислам сказал... - при упоминании его имени внутренности сжимаются, словно в кулак, и я кричу:

- Мне плевать, что сказал Ислам, ты больше с ним не увидишься.

Видя его удивлённое лицо, мне становится немного стыдно, но я ничего не говорю. Дальше он молча собирается. Оба надеваем куртки, я оставляю волосы распущенными, чтобы скрыть синяки, и мы выходим.

По дороге в Универ, я жалею, что не вызвала такси, даже десятиминутная прогулка причиняет невыносимую боль и если бы не Тимур, я бы давно легла на какую-нибудь лавочку и больше не двигалась.

Почти ни один преподаватель ничего не сказал про маленького гостя, и я была им благодарна. Зато Катя не отставала:

- Почему он не на тренировках?

- Он больше не будет туда ходить, - коротко отвечаю я.

- Мы обязательно об этом поговорим после, - говорит она, и продолжает записывать лекцию.

После занятий Катя тащит меня в свою комнату в общежитии, даёт Тимке ноутбук с наушниками и заставляет меня всё ей рассказать. К концу моего рассказа она плачет так сильно, что мне становится стыдно, что я не соврала ей. Она ведь такая ранимая и любую боль человека пропускает через себя.