Страница 16 из 73
— Вы не находите, что через меня смотреть неудобно? Может быть, вы подойдёте со стороны?
— Почему неудобно? — засмеялась она и тихо шепнула — Мне так нравятся ваши булыжники и вы.
После того как Лиденька преподнесла Белоглазову ветку сирени, она не то в шутку, не то всерьёз стала интересоваться геологией и довольно решительно ухаживать за ним, посмеиваться над его неловкостью.
Толька наконец разыскал очки и, надев их, осторожно обернулся.
— Лидия, если вам и удобно, то я для себя этого не нахожу.
— А что я сделала? Подумаешь. — Она выпрямилась. — Сидит, как колдун, над своими камнями — и не притронься. Да и сам как булыжник. — Она дёрнула за угол простыни, перемешав всю коллекцию.
Лицо Тольки вытянулось, губы сжались.
— Лялина, уйдите! В дальнейшем рекомендую с булыжниками знакомиться на мостовой.
Лиденька, расстроенная, выбежала из трюма.
— Толька! Краснов ждёт нас в каюте парторга, — крикнул Колосов, перегнувшись через перила.
Белоглазов поднялся на палубу и попал в объятия Юрия, который сразу стал допытываться:
— Что это с такой поспешностью Лиденька из трюма выскочила?
— Кто бы мог подумать, что любовная лодка разобьётся о простой булыжник? Ну ладно, пошли, — уклонился Толька от дальнейших объяснений.
Валю и Матвееву они нагнали у каюты парторга. Краснов разговаривал с группой ребят из первого твиндека. Когда они вошли, он поднялся и показал на диван.
— Прошу извинить, мы сейчас заканчиваем. Рассаживайтесь. Значит, Краевский организует шахматный турнир, а в итоге проведёт с победителями сеанс одновременной игры на нескольких досках. — Он посмотрел на Могилевского. — За тобой, Миша, струнный оркестр.
— А доски и инструменты? — спросил какой-то парень.
— Это уже моя забота. А теперь давайте договоримся о самодеятельности, — кивнул он в сторону Матвеевой и, поднявшись, открыл иллюминатор. Ветер подхватил со стола исписанные листы бумаги и разметал их по полу. Колосов и Краевский одновременно наклонились и стукнулись головами.
— Как, выдержала? Для знакомства неплохо. Значит, сойдёмся, — схватился за голову Краевский.
— Если твоя выдержала, то о моей и спрашивать нечего. Тебя я уже знаю. Слышал, как ты отчитывал эту красивую мещаночку.
— Женю, — подсказал Игорь, — Странная. Будто все эти годы пролежала в мамашином сундуке с салопами и кружевами.
Краснов уже договаривался с женщинами о самодеятельности. Валя согласилась петь и, уходя, задела Колосова. Он обрадовался: значит, что-то хочет сказать,
— Юра, ты обеспечишь выпуск сатирического листка, безобразий на пароходе много. Согласен?
— Да-да! Можно идти? — спросил он торопливо и посмотрел на дверь.
— Ну раз согласен, иди.
Он выбежал на палубу и разыскал Валю,
— Ты хотела мне что-то сказать? — спросил он.
— Я-а? Ничего. Почему ты решил, что говорить должна я?
— Мне показалось.
— Тебе ещё что-нибудь может показаться. Так пусть не кажется. — Она отвернулась.
Подошёл Толька.
— Пойдём, Юрка, выпускать газету. Шатров и компания пьянствуют. В трюме не знают отдыха преферансисты, неполадки с раздачей пищи. Краснов просил срочно подготовить номер.
Валя схватила Толю за руку и стала восторгаться свечением моря, громко смеяться. Это обидело Колосова.
— Пошли, Толька! — хрипло проговорил он и, не оглядываясь, направился на нижнюю палубу.
— Юра! Юра, постой! — окликнула его Валя.
Ему очень хотелось вернуться, но он не остановился.
На нижней палубе собралась толпа. Пьяный Шатров размахивал гаечным ключом. Он был страшен, и даже собутыльники не решались к нему подойти.
— Володя, брось! — хотел было один из них утихомирить пьяного, но над головой Шатрова уже взметнулся тяжёлый ключ.
— Не трожь!
— Сколько мужчин, а с пьяным не могут справиться, — раздался из толпы женский голос.
— Пошли за матросами. Те быстро его успокоят.
Пароход покачивало. Шатров, стараясь удержаться, шагнул. Народ бросился в разные стороны.
Из трюма поднялся невысокий, широкоплечий паренёк.
— Ну и нарезался же ты, — сочувственно покачал он головой. Палуба накренилась, Шатрова бросило к борту. Он ударился о поручень и замычал.
— А вы что смотрите? Хлопец разбиться может, — проворчал парень и двинулся к Шатрову.
— Куда ты, Аркашка? Видишь, озверел человек. Не лезь, прибьёт, — пытался удержать его мужчина, но он только отмахнулся.
— Да ну, прибьёт. А если зашибётся или за борт вылетит?
— Не подходи! Убью! — снова взревел пьяный и занёс над головой ключ.
— Ну, ну, вояка. Дай ключ, а то и верно оглоушишь кого, — невозмутимо проговорил Аркадий и схватил его руку с ключом.
— Убью! — заметался тот, стараясь вырваться из рук парня, но Аркадий держал его крепко.
Шатров попробовал стряхнуть руку, но вдруг обмяк и послушно пошёл к трюму, продолжая бормотать и всхлипывать:
— Браток, братишка, меня не тронь.
— Здоровый малый. Чистый медведь. Кто он? — посыпались вопросы.
— Это тракторист Аркашка Глушков. Их тут целая комсомольская бригада сибиряков.
«Совет» прошёл пролив Лаперуза. К вечеру в бархат тёплого ветерка ворвались струи прохлады. Ветер как будто не усилился, но волны выросли и сердито бились о борт парохода.
Утром море уже бушевало. «Совет» вздрагивал, на какой-то миг замирал, а потом проваливался. Порой страшный грохот сотрясал железные стенки твиндеков, казалось, корабль бороздит боками подводные камни и вот-вот в пробоины хлынет вода.
— Плавающие льды, — сообщил мужчина, спускаясь по трапу.
С палубы через люк трюма лился синеватый свет наступающего дня. Пассажиры не вставали. То и дело доносились стоны. У Анатолия был вид как у человека, проглотившего муху. Нина закрывала рот белым платком. Валя укуталась с головой в простыню. Колосов вылез из-под одеяла и стал одеваться. Пол уходил из-под ног. Радист Николаев спал через несколько коек. Увидев, что Колосов встал, он тоже поднялся.
— Ну как, держимся? — спросил его Юра.
— Ерунда! — Он хотел улыбнуться, но вдруг отвернулся и, прикрыв рукой рот, выбежал на палубу.
— Нина Ивановна, Валя! Может быть, покушаете что-нибудь?
— Юра, не говори о еде, не надо. — Нина отвернулась к стенке.
К вечеру ветер стих, но мёртвая зыбь безжалостно швыряла пароход.
Колосов пробрался на корму. Корма то вздымалась, то падала так стремительно, что сразу пропало желание испытывать свою стойкость. У борта он увидел скорчившегося Николаева.
— Что ты тут делаешь? Здесь тебя совсем укачает.
— Ну и пусть укачивает. Может тогда скорее привыкну. А то просто стыдно, — с отчаянием пролепетал он.
Утром Колосова снова разбудил несмолкаемый грохот и гул. Льды, — догадался он и выбежал на палубу. Море было спокойно. По его глади тянулись ледяные поля. Но вот за кормой показалось солнце. Лёд заискрился. Вода между льдинами стала зелёной. Впереди показалась еле заметная тёмная полоска.
— Колыма, Колыма! — кричал радостно кто-то.
«Совет», раздвигая корпусом льды, снова вышел на голубые поляны чистой воды. Оставшиеся за кормой льды сомкнулись.
Серая линия берега была похожа на грозовую тучу, выползающую с запада.
Только вечером «Совет» вошёл в бухту Нагаева. Полукольцом чернели сопки. Скалистые берега были суровы и молчаливы. Пароход дал длинный гудок, и тучи встревоженных птиц взметнулись над скалами. Скоро можно было различить несколько домиков и горы груза. Пароход развернулся и стал на рейд. Загремели якорные цепи. Из трюмов потянулись пассажиры с вещами и заполнили палубу.
У белой кромки прибоя взлетали и рассеивались облачка: жители Нагаево салютовали первому пароходу, открывшему навигацию тысяча девятьсот тридцать второго года.
Скоро показалась, прыгая на волнах, маленькая моторка. За ней шёл катерок с небольшой баржей на буксире. Матросы спустили трап, и на палубу поднялась группа людей. Впереди высокий человек в болотных сапогах, кожаной куртке, с аккуратно подстриженной прямоугольником бородой. Он внимательно посмотрел на пассажиров и вместе с сопровождающими прошёл к капитану.