Страница 38 из 51
— Но это можно решить только совместно с начальником деревообделочного цеха. Завтра воскресенье, приезжайте к нам на дачу.
Прозвенел звонок. Делегаты поспешили в зал. Александра Захаровна бросила взгляд на ложу. Там уже мелькнули генеральские погоны. Она кивнула Самсонову и торопливо пошла наверх.
На конференции в президиуме сидел представитель ЦК профсоюзов. Никишов пришёл на конференцию впервые. Он недовольно покашливал. Выдвинули кандидатом в члены обкома/ седого молчаливого человека, представитель ЦК рассказал о нём как о серьёзном и опытном профсоюзном работнике. Никишову это не понравилось. Он вскочил и закричал:
— Чего вы нам экспортируете людей? Да что у нас, своих не найдётся? — Он обвёл глазами ряды делегатов. — Товарищи горняки, да неужто оскудела земля колымская? Найдём у себя подходящего председателя?
— Найдем, Иван Фёдорович! — прокатился гул по залу.
— Я тоже так думаю.
Представитель ЦК смутился и только развёл руками, когда все делегаты Единодушно отвели кандидатуру, рекомендуемую ЦК профсоюзов.
Неплохое место выбрал для дачи Никишов. Густой лес, речка, а невдалеке озёра. Тропинка тянулась леском. Самсонов перешёл мостик и оказался у крыльца никишовского дома. Из открытых окон доносились голоса, смех, звон посуды.
— Кажется, не время, — решил он и, закурив, пошёл обратно.
— Валерий Григорьевич? Да куда же вы? — окликнула Александра Захаровна.
— Надеялся попасть к вам до завтрака, да опоздал, видно. — Мидасова сбежала с крылечка, подхватила Его под руку и, не обращая внимания на возражения, ввела в дом.
— Знакомьтесь, мой подшефный — начальник прииска Самсонов, — отрекомендовала она и тут же распорядилась поставить Ещё один прибор.
За столом сидело несколько женщин в лёгких платьях, трое мужчин и Никишов.
— Ну что же, начальник прииска. Мы, кажется, с тобой Ещё ни разу не выпивали. Садись. Вместе работали и отдохнём вместе, — говорил генерал, наливая Ему полный фужер.
Самсонов сел.
— Оно лестно, Иван Фёдорович, да ведь пить-то я не очень.
— Рассказывай, рассказывай! Знаю я вас — горняков, — генерал протянул рюмку, чокнулся.
У Самсонова перехватило дыхание.
За столом просидели почти до обеда, и, когда Самсонов уже умоляюще поглядел на Мидасову, она, улыбнувшись, поднялась.
— Придётся сходить на завод с Валерием Григорьевичем, — проговорила она извиняющимся тоном.
Никишов бросил быстрый взгляд на Самсонова.
— Давайте. Только недолго.
Мидасова набросила на плечи косынку и сбежала с крыльца. Ёе звонкий голос уже доносился с речки.
Когда Валерий вышел, она стояла на мостках, опуская то одну, то другую ногу в воду и пытаясь обрызгать Самсонова.
Валерий отскочил.
— А, испугался? — захохотала она, протягивая руку. — Помоги выбраться. Здесь так круто.
— Пожалуйста! — сдерживая раздражение, проговорил Самсонов и подхватил ёе локоть.
Шурочка, всё Ещё резвясь, обняла Его за шею.
— Я тебе пообнимаюсь! — ошеломил Самсонова дикий крик. — Подлец! Марш отсюда! Марш из Дальстроя!
Ничего не понимая, Валерий поднял глаза. На крыльце топал ногами генерал.
— Вы это кому, мне? — удивился Самсонов.
— Тебе, негодяй. Чтобы и духу твоего не было в Дальстрое!
Мидасова взбежала на крыльцо и увела генерала в дом.
Тракторная колея на заброшенный участок разведки/ поросла лозняком. В глубоких выбоинах Ещё не просохли лужи, а в тайге уже зацвёл шиповник. Белоглазов переправился на двух брёвнах, сколоченных скобами, на другой берег Эмтыгея и, пройдя по гати, поднялся на терраску. Ещё пройти пролесок, повернуть по ключу вверх до дороги и через два километра — дом. Надо же было как-то узаконить их брак. Прошлым летом они ничего не сумели сделать. Потом нагрянула зима. Не просто было выбраться.
Белоглазов подошёл к обрыву и сел. Солнце просвечивало сквозь молодой лес, разбросав по траве жёлтые полоски. А внизу у голубоватой тени бился о камни Эмтыгей. Анатолий был счастлив, что у него Марина. А сложись по-иному жизнь, разве нашёл бы он такую?
Анатолий поднялся, наломал охапку шиповника и зашагал к посёлку. Дома он поставил букет в банку. Подошёл рыбак с огромным куканом хариусов и заглянул в окно.
— Наша маленькая хозяйка Ещё не появилась? — Он прицепил верёвочку с рыбой к гвоздю. — Приедет, ужин сделаете.
Марину полюбили все. Одни называли Её маленькой хозяйкой, другие просто малюткой. Одна она тут женщина.
Анатолий приготовил салат из редиски (это Марина завела огород) и пошёл чистить рыбу.
Что бы Ещё сделать? Он впервые отпустил Её одну и не находил себе места. Всю дорогу в кузове, на перекладных. А как-никак больше двухсот километров.
— Толик! Толя!
Белоглазов бросился из дома.
— Мариша, мальчишка мой славный! — подхватил Её на руки Анатолий и понёс к дому.
Он помог Ей раздеться и поставил греть воду. Марина умылась, вошла в комнату.
— И стол накрыт, и салат приготовлен, и даже вино. Спасибо, родной. — И улыбнулась как-то жалостно. Анатолий заметил блеснувшие в Её глазах слёзы.
— Малышка, что произошло?
— Ничего. Была в Ягодном.
Анатолий заглянул в Её глаза тревожно.
— Я никогда не расспрашивал тебя ни о чем. Но теперь не могу, скажи, что случилось.
Марина обняла Его, уткнулась в грудь.
— Может быть, так и лучше, что мы оба на одном положении. И обвенчал нас заочно спецкомендант.
— Что ты говоришь?! — вырвался у Анатолия тихий стон.
— Да. Отдала паспорт и получила такое же удостоверение, как у тебя. Пусть будет так. Всё равно мы хоть и несчастливцы, но всех счастливее. Ничего, и здесь люди живут.
Кротов и поныне верил в светлое завтра. Судьба Его сложилась куда хуже белоглазовской: второй срок, а лет уже больше пятидесяти. Тяжёлая работа бурильщика. Пять горизонтов, десятки километров выработок на руднике/ Кротов знал вдоль и поперёк.
Перекликаясь по штрекам подземки, заливаются отбойные молотки, звуки затухают в тёмных норах выработок. Тускло мерцают фонари шахтёров в плавающем тумане, и кажется, что кровля движется. Тяжело вгрызаются буры в крепкое тело лавы.
— Э-ээ!.. Кончай!.. — докатился до Кротова далёкий голос десятника. Надо бы Ещё, да уже кто-то перекрыл воздух, и буровые молотки захлебнулись и смолкли.
Кротов собрал шланги, инструмент, вычистил буры. Напарник Его седой, хмурый и молчаливый человек, которого все звали лётчиком, видимо по военной специальности, сел на раму вагонетки и вынул кисет.
— Закури, морячок. — Он оторвал кусок газеты.
— Спасибо, давно бросил, — Кротов выколотил о вагонетку рукавицы и поднял защитные очки.
— Бросай, морячок, не бросай, — снова проговорил напарник, не замечая, что Кротов стоит рядом, — а видно, это подземное царство и станет могилой…
— Ну, не-е-ет!.. — засмеялся Кротов. — Я не собираюсь тут оставаться. Умирать надо дома, и только дома, да Ещё на перине, на которой спал с детства. Я столько выдержал за право жить, что не сдамся так просто. Вот Ещё продержусь несколько лет и вылезу на свет божий. А потом…
— Потом снова в эту же шахту, но в другую смену со ссыльными, — перебил Его лётчик. — Да-да, со ссыльными, да Ещё навечно. Только за что? Вот и надо собирать силёнки. Хотя бы под землёй хозяевами сделаться.
— Туманно говоришь. Для чего тебе силёнки? С кем бороться собираешься?
Лётчик насыпал махорки, послюнявил край газетки и неторопливо свернул папироску.
— Положим, не я, а мы, — значительно отрубил он и, взяв за руку Кротова, почти насильно потянул за собой в старый, заброшенный штрек.
В далеком углу, бедно освещённом двумя фонарями, за обвалами кровли стояли люди в защитных очках. Они окружили незнакомого Кротову бледного человека, который испуганно озирался.
Судят, догадался Кротов, наглядевшийся на камерные суды уголовников. Правда, тут было что-то другое. Один из трёх судей, сидящих за старым Ящиком из-под взрывчатки, глухо спросил: