Страница 13 из 26
НА: — …уму не постижимо! Вот так взять и — и — а еще и девочка! Вы на него не смотрите! Нет, это тоже кошмар, конечно, но там! Там!! — С ним физрук, (на чей–то вопрос) скорую уже вызвали, да, (подвывает) бедный мальчик, я же его учииила!.. С пятого класса, такой хороший был мальчик! (Кто–то в ужасе: «Был?») Не знаю! Все может быть! Как он лежал! Как он лежал! В каком виде! А она — стоит себе и..! Это надо же ведь! И вот просто так, взять и — и избить! Без тормозов совершенно, налетела на них, вот Дима говорит, он кричал, а она — да мы слышали, как он кричал, товарищи, это просто ужас что такое, это же — вот, говорила мне Любовь Борисовна, когда дела передавала, предупреждала, что она на лечении! Это же психопАтия какая–то! Это же ненормально — тем более, для девочки!! Таким место — я не знаю, где!.. — и далее в том же духе душераздирающие подробности про двух зверски избитых ни за что ни про что пацанов, один из которых, между прочим, сын самого Иван Иваныча… Постепенно Оля совсем приходит в себя, но как на все это реагировать, соображает еще плохо. Физичка останавливается, чтобы набрать воздуху, чем пользуется Елена Васильевна:
ЕВ: — Оля, это правда?
НА: — Да что вы её еще спрашивать будете!.. — И по второму кругу, с диагнозами вроде той же психопАтии, наложившейся на острую нимфоманИю, а также прорицаниями скорого суда и малолетней колонии или кащенки.
Оля в это время пытается успокоиться и ответить что–то типа «Да, правда, вмазала за дело», но опять ловит взгляд завуча. Кроме нее на него никто не смотрит — и его лицо мгновенно преображается. Маска всегдашней невозмутимости превращается в трагедийную: брови домиком, углы губ сильно вниз, одна выпячивается, выражение совершенно несчастное. Оля чуть было не прыскает, но тут его обычный покер фейс возвращается на место, только в прищуренных глазах читается напряженный немой призыв: давай, мол. Он настолько силен, что Олю как будто что–то подхлестывает. Его рот опять начинает кривиться, на этот раз она в точности копирует его выражение — и все встает на место:
О: — Ыхыыыыы! Ыыыыыхыыыыы!!! — сначала она действительно притворяется, что плачет, и притворяется хорошо — все аж замерли — но, к ее удивлению, притворные рыдания немедленно сменяются настоящим потоком слез. Теперь уже она виснет на растерявшейся физичке и разражается водопадом — как словесным так и реальным, со всеми положенными рвущими душу всхлипами и пароксизмами:
О: — Ыхыы, ой, я не знаю, что ж это такое делается, мамочкиииии… Как накинутся на меня, а я за тачкой шла, а там они, и давай, ыыы… Так страшно было, так страшно!.. Схватили, а потом…! А… И такой ужас, и не помню ничего уже, что делалааа… Отбивалась, как могла, от них… Один держит, другой подошел и… За тачкой пошла… Аж сердце запрыгало… Ой, господи, кошмар какой, ы-хыыы…
ЕВ: — Оля, ты хочешь сказать, что они первые полезли? Что они с тобой делали?
Оля может только то кивать, то трясти головой. Пострадавший пацан по имени Дима, явно не страдающий избытком ума, не выдерживает и выпаливает: «А я ничего не делал! Я только держал! А вот Санёк-!» — и тут же затыкается. Повисает зловещая тишина, которую не может перебить даже тихое физичкино: «Что ж теперь говорить Иван Иванычу… А ведь, наверняка, сама их спровоцировала…»
СН: — Марьиванна, закройте, пожалуйста, дверь.
Медсестра, которая уже успела отстраниться от пострадавшего с видом «Всё с тобой ясно», закрывает дверь учительской перед носом у зевак. Учительница географии Галина Сергеевна передает Оле стакан воды.
СН: — Спасибо. (с обычной расстановкой, но звучит почти как Кащей из старых фильмов) Подводя итоги: Не подлежит сомнению, что по показаниям двоих участников происшедшего установлен факт нападения и факт самообороны. Нинель Андреевна, донести до родителей вам предстоит следующее: Если они не будут предъявлять претензий по поводу состояния здоровья их отпрысков, то на последних не будет заведено дело о попытке изнасилования (все съеживаются). В противном случае им предстоит суд и все сопутствующие ему неприятные моменты, как–то пятно на биографии и детей, и родителей — вне зависимости от исхода дела. Все понятно? И вам (пострадавшему), N-ский, надеюсь, тоже. Теперь прошу освободить учительскую — Нинель Андреевна, пойдемте встречать скорую (с улицы доносится татю–тата).
Дважды никого приглашать не надо — как забирают второго потерпевшего и главное — насколько он все–таки жив, — хочется посмотреть всем, поэтому учительская мгновенно пустеет — остаются в ней только Оля и Елена Васильевна, которая наконец–то усаживает ее на стул, подливает ей воды и придвигает второй стул себе. Олю все еще слегка потрясывает, она лязгает зубами о стакан, но старается правильно дышать.
ЕВ: — (шипит) У, скоты, слов на них нет приличных… (спохватываясь) У тебя болит что–нибудь? Ты в порядке вообще? Ну, это…
О: — Нет–нет, они ничего такого не успели, вы не волнуйтесь.
ЕВ: — Не хватало еще, чтобы успели… А Сергей Николаич тоже хорош со своими угрозами, (передразнивает завуча) «если будут претензии, то мы тогда…» (воинственно) Сразу надо в суд на них подавать, и дело с концом, тем более что один уже раскололся при свидетелях. А теперь будет ходить, как будто ничего не было — и вот так всегда!..
О: — Да ничего, Елена Васильевна, так все–таки, наверное, лучше. Мне вот рассказывали, знакомая одна пыталась в суд подавать, так пока показания снимали, пока то–се, сто раз успела пожалеть — как будто, говорила, опять изнасиловали, причем многократно и по кругу. Извините. В общем, как раз угроза мне тут кажется действенней.
ЕВ: — (мрачно) Будем надеяться.
О: — И к тому же, все равно выходит по–честному. Я имею в виду, (смущенно) свое–то они уже в любом случае получили.
ЕВ: — Оль, что ж ты, действительно, со вторым–то сотворила?
О: — Не знаю. Правда — не помню. Да не могла я его чисто физически прямо уж так изувечить, ну, куда мне? Нет, отбиваться, уворачиваться — это да, умею, но вот так чтобы-Дверь открывается — в учительскую возвращаются завуч и учительница географии Галина Сергеевна.
ГС: — (без предисловий) Ольга, ты мне только скажи — как ты его смогла так уделать?
СН: — Галина Сергеевна, это называется — состояние аффекта.
ЕВ: — Господи, как он там? А то ведь таки засудят…
ГС: — (бодро) Живой, голубок, и практически здоровый. Вроде ничего не отбито–не сломано, синяки обработали, домой отправили. А валялся из–за болевого шока. (хмыкает) Вот за детородную функцию доктор нам не мог стопроцентно поручиться, да. Но скорее всего, и она не пострадала.
ЕВ: — К сожалению, — одновременно с завучем, тот, правда, тут же поджимает губы.
ГС: — Нет, ну, Оль, правда! Вырваться от одного — и обезвредить, потом ухандокать, пардон, другого — как тебе это удалось, а? Аффект–то он, понятно, но это ж надо уметь.
О: — (чуть смутившись) Это эээ гимнастика такая, восточная, там учат немножко обороняться. Вин–чунь, вариант кун–фу. Но я не думаю, что это была она, то есть, вырваться — это да, а остальное — скорее все–таки аффект…
ГС: — …О! Вот! Так я и думала про что–то подобное! Как в том фильме, да, — обращается к завучу, который угрожающе хмурится, но на географичку это не действует, — ну, который на дне рождения–то смотрели, Сереж? (Завуч только что не пыхтит) У моих–то, Коровушкиных? (к англичанке и Оле) Там еще один такой, как же его звали, уложил человек писят одного за другим — красивый такой китаец-ЕВ: — Брюс Ли, небось?
ГС: — Точно! (завучу) Вы ж еще с моим Генкой–то поспорили — ну, что «Галя» (на беззвучное завуча), тут все свои! — Генка–то сразу рот разинул, вот, мол, нашего Сашку бы такому научить, это вам не самбо, а ты ему, что это мол все фальшивка подстроенная и не может быть такого эффекта от этого балета — вот, вот! (торжествующе) Видел теперь? Одна в два счета уложила двух бугаев — это, по–твоему, балет? Гони теперь Генке — на что вы там поспорили?
СН: — (сквозь зубы) На «Столичную». И это еще совершенно ничего не доказывает…