Гравитация

Город успокоился. Вот уже почти месяц ничего не происходило, сводя на нет панику и нездоровое любопытство. Горожане занимались своими делами, мерное течение которых ничто не нарушало. Жизнь снова возвращалась в прежние берега стоячего болота, чья поверхность не омрачалась никакими событиями.

Мне же все это напоминало странное затишье перед бурей. Странные сравнения и непонятные, размытые образы проходили мимо, оборачиваясь ко мне, но так, что я всё равно не могла их различить. Этому способствовала и атмосфера, накалявшаяся все больше и больше.

Сестра узнала о том, что бывший хочет помириться, скорее всего – от него самого. И теперь меня осаждали долгими разговорами, в котором всё так или иначе сводилось к важности и желательности примирения. Обрывать ее или указывать, что со своей жизнью я разберусь как–нибудь сама, было так же бесполезно, как и учить глухого петь.

– Твоя манера строить из себя рака–отшельника приведет лишь к тому, Ивана, что однажды ты превратишься в абсолютно асоциальную личность, – казалось, что я сижу на приеме у врача, который так и сыплет терминами, от которых посетителю становится не по себе.

Поэтому я стала игнорировать телефон, словно он был неким источником зла. Уходила в гараж, разбирала многотонные завалы всякого хлама. Пыталась сама починить какие–то моторы, механизмы и прочую ерунду. Выходило еще хуже, чем в сломанном состоянии, но зато я чем–то занимала себя.

Трещины на стекле появляются незаметно, да так, что никогда не можешь сказать – что именно привело к первой из них. Было ли стекло уже готово к разрушению, или же сила извне помогла ему перестать быть единым целым, это остается вопросом без ответа.

Когда я поднялась наверх, разыскивая вещи, которые было необходимо отправить в машинку, то отчетливо запомнила вдруг, что на самой верхней ступеньке деревянной лестницы откололась тонкая, длинная пластина. Это так хорошо отпечаталось в мозгу, что я наверно пару минут размышляла о том, как же так могло получиться. Распахнув дверцы шкафа и придирчиво оценив полки, я принялась передвигать вешалки с тем скудным количеством костюмов и платьев, которые назывались моим гардеробом. Внизу, за парой коробок с обувью лежала свернутая комком тряпка. А ведь я знаю, что никогда не бросаю ничего просто так.

Недовольно ворча, я потянулась за вещью, подхватила ее за край. Она разворачивалась вслед за моим движением, словно некий флаг. Говорят, что время кажется замедленным в моменты шока. Нет, время не замедляется. Оно даже не обращает внимания на вас, равнодушно отмеряя секунды.

Мужская рубашка с засохшими кровавыми разводами лежала в моем шкафу, и, судя по состоянию крови, лежала достаточно давно. Я смотрела на нее огромными глазами. Я не могла бы вспомнить всех вещей бывшего, но он не носил такое. Она казалась мне смутно знакомой, эта светло–серая летняя рубашка.

Надо успокоиться. Надо еще раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы легкие не скручивало так, словно из них выбили последние остатки воздуха. Надо избавиться от этой вещи как можно скорей. Я смотрела на съежившиеся в огне остатки ткани, а в голове навязчиво вертелась мысль – если эта вещь оказалась в моем доме, не оказывается ли так, что убийца тоже находится неподалеку? Страх заползает острыми иголками под кожу, заботливо укрывая каждый миллиметр. И я долго ворочаюсь ночью, пытаясь уснуть, но все так же дергаюсь от каждого шороха.

Утром я медленно выбираюсь из постели, тоскливо оглядываясь и надеясь, что все это пройдет, и спускаюсь вниз. Пока лучше не думать ни о чем, не позволять себе впадать в удушающую панику, которая еще сильней сковывает тебя цепями.

Кухня молчит, словно ожидая моих действий. Я протягиваю руку за стаканом с водой, будто издали замечая, что пальцы мелко дрожат, и остановить эту хаотичную пляску никак не получается. Я подтягиваю стакан к себе, осторожно и медленно. Глоток холодной воды позволит немного придти в себя, несмотря на то, что в голове всё просто гудит. Затем направляюсь к двери на улицу.

От нагретых досок поднимается тонкий, еще не выветрившийся запах далекого леса, в котором они были когда–то цветущими деревьями. Прислонившись к столбу, подпирающему козырек над дверью, на ступенях сидит Гаспар, как большая горгулья, сторожащая вход на запретную территорию. Мне следовало бы удивиться, но я не удивляюсь. Я неуверенно делаю несколько шагов и опускаюсь на ступени рядом с ним.

Что–то мягкое оказывается поверх плеч, создавая ощущение укрытия, кокона, внутри которого царит безопасность. Гаспар поправляет свою рубашку, которую накинул на меня, оставшись в одной светлой футболке с короткими рукавами. Он сидит рядом, позволяя мне молчать столько, сколько я хочу. Глаза полуприкрыты, словно Гаспар дремлет, но это ощущение обманчиво. Проходит пять минут, а может и все полчаса, когда он поднимается со своего места и поднимает меня, уводя в дом.

Гаспар неторопливо наводит порядок, заваривает чай. Садится напротив, ненавязчиво, но бдительно присматривая за каждым моим движением. После третьего глотка я чувствую, как запахи и тепло проникают под кожу, разливаются по сосудам, вытесняя туман и возвращая голове ясность.

– Почему ты не позвонил? – наконец спрашиваю я, пробуя свой голос как старый заброшенный рояль.

– Я зашел узнать – как у тебя дела, а заодно сказать, что мне придется уехать на несколько дней.

Гаспар чуть наклоняет голову, пристально следя за мной. Обычно уверенное и спокойное выражение его лица сейчас куда–то исчезло, он напряжен и обеспокоен, это читается в его взгляде. Невозмутимый Гаспар явно принимает творящееся со мной близко к сердцу.

– К счастью, ты вовремя вышла на крыльцо, – Гаспар осторожно улыбается, явно пытаясь успокоить меня.

Голова снова начинает болеть, да так сильно, что в глазах плывут зеленые круги. Я стараюсь не подавать виду, но, очевидно, это так заметно, что Гаспар резко поднимается. Он явно сильно встревожен, губы сжаты в одну линию. Гаспар что–то говорит, негромко, но почти ласково, словно стараясь успокоить меня, усаживается рядом и придерживает за плечи, очевидно боясь, что я совершенно не в себе. Тепло его тела окутывает и успокаивает, он проводит рукой по моей голове, явно пытаясь хоть как–то отвлечь и вернуть меня назад, в адекватность. Сильные пальцы погружаются в мои волосы, массируя кожу головы и заставляя кровь вернуться в привычный ритм.