Амгунь - река светлая

И бульдозерист Стрыгин подмигнул Денису красными своими глазами: мол, все верно. Для пущей заверительности добела сжал промазученный кулак. Монтажники справились с обедом и скоро пошли вон — лясы точить некогда. Но Лыкин подошел все же к Денису, опросил:

— Говорил тебе Харитон?

— Говорил.

— Вот. Значит, не беспокойся. Начальство доложит тебе про наше решение. Давай, — и протянул Денису одеревеневшую ладонь.

И Лешка Шмыков подошел к Дениске.

— Знаком? — осклабился хищно и показал на кулак, скосив зеленый глаз на Ирину. — Чтоб… Понятно?

Дениска усмехнулся грустно.

— Ты чего? — опросил Лешка.

— Ничего, — Дениска пожал плечами. — Дурак ты, Лешка.

— Че-че? — вмиг взвинтился тот.

— Я говорю, слепой ты, или ума у тебя нет. На нее лучше бы посмотрел…

— А что? — Лешка крутнул головой.

— А то, — грустно сказал Дениска, — что она в тебя… Я же вижу.

— Шмыков! — громыхнул от двери Карчуганов. — Ты чего там? Уши давно не драли?

— Иду! — растроганный, Лешка стиснул своей ручищей Денискино плечо. — Пардон, Денис. Ты уж… — и готов был наговорить Дениске массу хороших слов, только тот оборвал его на полуслове:

— Да ладно тебе, Лешк, замнем для ясности.

— Ладно, замнем, — согласился благодарный Шмыков. — Замнем, Денис.

— Что он тебе говорил? — подлетела Ирина, как только за Лешкой Шмыковым захлопнулась дверь.

И вырвалось у Дениски само собой:

— Про тебя. Что любит.

Стыдно ему было и больно до слез, и хотелось ему стать невидимым и провалиться сквозь землю. Но в эту самую минуту окликнул его Архипов:

— Можно тебя, Денис? — мягко окликнул, почтительно.

Дениска подошел, зачем-то одернув на ходу свою военную рубашку и почему-то робея.

— Вот что, — Архипов положил свою руку на Денискино плечо. — Есть у нас серьезный разговор к тебе. Ты что, все еще губы дуешь на меня? Да брось ты, ей-богу, Денис!

— Да нет, — проговорил Дениска и попытался даже улыбнуться. — С чего вы взяли?

— Дело вот в чем, — серьезно начал Архипов. — Мы думали с Ивановичем, с ребятами поговорили-посоветовались, одним словом, решили твою кандидатуру на групкомсорга двинуть.

— Справится, — подтвердил Черноиванов, прихлебывая чай. — Он парень грамотный, развитой, ребята его уважают. Давай, Денис!

— Как ты сам думаешь, Денис? — спросил Архипов и твердо посмотрел Дениске в глаза.

— А лучшего вам и не найти, — подала голос Ирина, слышавшая весь разговор.

— Твое слово, — Архипов тряхнул Дениску за плечо.

— Я согласен, — не сразу сказал Дениска и покраснел как вареный рак: — Согласен, если вы меня уберете с кухни. Потому что, понимаете, не пойдет так… Я там должен быть, со всеми.

— Резонно, — согласился, помолчав, Архипов.

Черноиванов развел руками:

— Все верно — против не попрешь.

— Значит, договорились? — спросил Дениску Архипов.

— Договорились.

— Нас девять человек здесь — комсомольцев, вот и руководи.

— Комиссарь, — подбил черту Черноиванов.

— И с когда? — прыгнувшим голосом опросил Денис Архипова.

— А вот и давай с самой этой минуты.

И, боясь, как бы Архипов не передумал, Дениска спешно начал сдергивать с гвоздей свою еще не просохшую одежду, остановился вдруг — вспомнил об Ирине.

— А что — я? Печку токо наладь да дров, — и вздохнула, притворно, конечно: дескать, что с тобой поделаешь.

К тупику Денис бежал под дождем, брезентовая спецовка намокла и железно лязгала при каждом движении, из-под ног разлетались веером брызги луж. Легко, босоного бежал Денис.

Лыкин его появлению не удивился. Мослатой мокрой ладонью смахнул с бровей, упрямых скул и подбородка капли дождя, поглядел на Дениса, сказал очень буднично:

— Лехе ступай помоги.

Работали дотемна, пока хоть что-то можно было видеть, а потом, мокрые, грязные, ввалились в столовую. Ирина постаралась и приготовила им отличную глазунью с колбасой и ароматное какао. Денис ел вяло, ему не хотелось есть, но вокруг него ели с аппетитом, перешучивались, задирая Ирину и Лешку Шмыкова, и он, перебарывая навалившуюся сонливость, тыкал вилкой в глазунью, что-то кому-то отвечал, пробовал даже шутить. Около него сидел бульдозерист Стрыгин и не смеялся его шуткам.

— Ты иди отдохни, Денис. Сразу заваливайся — и храпака, — хотел сказать тихо, но получилось так, будто все еще сидел в своем рокочущем «Катапиллере», и услыхали все до единого, кто был в столовой.

— Да, Денис, ложись и поспи, — ласково сказал и Лыкин.

Но после ужина, придя в свой вагончик, Денис вдруг вспомнил, что днем так и не удосужился написать маме ответ, решил дело в долгий ящик не откладывать, взял лист бумаги, сел к столу и задумался.

Вначале он хотел описывать подробно, как они добирались до места, чем занимаются, рассказать об Архипове, Черноиванове и Лешке Шмыкове с Лыкиным, и о бульдозеристе Стрыгине, и о водителе КрАЗа — обо всех, с кем свела его судьба в эти дни. Но потом он подумал, что такое письмо он еще успеет написать, а сейчас от него требуется единственное — успокоить мать.

И он написал:

«Здравствуй, мама! Получил от тебя письмо и незамедлительно отвечаю. Я представляю, какого страху ты на себя нагоняешь, не имея сведений о моем житье-бытье. Ты рассуждаешь так, будто и не прошло со времени Николая Островского пятидесяти лет и все осталось на уровне того времени, когда он с товарищами строил узкоколейку. Ты зря так думаешь, мама. И, пожалуйста, не беспокойся за меня. Твой сын — Денис».

Он перечитал письмо, оно ему не понравилось, но и менять он ничего не стал, а вспомнил и торопливо внизу дописал:

«Мамочка! На стеллаже с правой стороны стоят книги И. А. Бунина, вышли, пожалуйста, первый том — стихи. И там же, рядом стоит томик А. А. Фета «Вечерние огни». Мне очень не хватает здесь этих стариков. Твой Денис».

Он вложил листок в конверт, но не стал ни запечатывать, ни писать адрес — слипались глаза, хотелось спать, тело было тяжелым и непослушным.

— Спать, — сказал он себе. — Спать.

Денис заставил себя раздеться и лег. Потом он не мог никогда точно вспомнить, успел он уснуть или нет. Дверь с треском распахнулась, и в проеме появился худой, изможденный, в грубой, железно лязгающей от сырости куртке Павел Корчагин.

— Вставай, Еланцев! Подъем! Вагоны пришли, — заорал он.

Денис соскочил, тараща глаза и ничего не понимая еще, принялся натягивать на себя непросохшие штаны, рубаху, тяжелый, напитанный водой свитер. И все бормотал:

— Я сейчас, сейчас.

— Давай, Еланцев, давай. Одевайся — и к вагонам.

И, уже стуча в окно следующего вагона, Лыкин орал:

— Подъем, парни! Аврал! Все на разгрузку! Вы что? Спать сюда приехали?! Выходи!

Ноги с трудом влезли в отсыревшие, разбухшие сапоги.

«Все равно под дождь, — подумал Денис. — Только чертовски тяжелые».

Рассказы

Матвей Ведунов

Матвей Ведунов лежит пластом, безнадежно месяц без малого: крутит, ломает все тело, раскалывает голову. Проследив в памяти дни, когда бы он мог так простыть, Матвей пришел к мысли, что это случилось в начале октября — шли холодные, промозглые дожди. В один из тех дней заднее колесо его автобуса село, и пока он поддомкрачивал машину, выкатывал запаску, пока менял скаты, затягивал футорки, промок до нитки, пропотел, а окно, когда сел в кабину, не закрыл, и тогда, видно, его и прохватило. «Раньше не прохватывало», — подумал он и усмехнулся грустно.

Тогда он попросил всех выйти из автобуса, под дождь: иначе ему было не поднять машину; и люди мокли под дождем, нахохлившись, смотрели, как он работает. Он чувствовал на себе их недовольные взгляды, торопился, и несколько раз у него сорвался ключ, и он сбил на большом пальце кожу как раз на сгибе, и потом эта сбитина долго не заживала — трескалась, и из трещин сочилась сукровица — и это тоже, казалось ему, было признаком старости.