Страница 44 из 51
Мадемуазель Бланш-Астер тихо рассмеялась: «Я не придумывала никаких небылиц. Может быть, я кое-что приукрасила или о чем-то не упомянула. Но то, что мне предстоит сделать, я обязана сделать сама». Она повернулась к Зампу лицом: «Только, пожалуйста, не вынуждайте меня действовать против воли!»
Теперь и Зампу пришлось печально рассмеяться: «Мы уже обсуждали этот вопрос десятки раз, и я никогда вас ни к чему не принуждал. Что вызывает ваше беспокойство теперь?»
«Я имею в виду — не вынуждайте меня ни к чему в Морнуне или в связи с представлением… Отнеситесь с терпением к моим причудам».
Замп пожал плечами: «В той мере, в какой это не помешает нам получить награду короля Вальдемара…»
Мадемуазель Бланш-Астер усмехнулась — скорее презрительно, нежели сочувственно: «Вы не получите никакой награды! Бедняга Аполлон Замп! Вы не имеете представления о вкусах короля Вальдемара! Ни кривляния ваших ведьм, ни героические монологи не произведут на него ни малейшего впечатления!»
Замп глубоко вздохнул: «Теперь уже поздно вносить изменения… Если вам известны предпочтения короля, почему вы ни словом не обмолвились об этом в Кобле? Или вы нисколько не сочувствуете нашим целям?»
Мадемуазель Бланш-Астер неподвижно смотрела на север: «Я никому не сочувствую. Ко мне никто никогда не проявлял никакого сочувствия — кроме, пожалуй, Теодоруса Гассуна».
На это Замп ничего не ответил. Ночной воздух внезапно показался ему зябким. Мадемуазель Бланш-Астер продолжала глухим, слегка сдавленным тоном: «Я знаю, что вы обо мне думаете. Не забывайте, однако — я с самого начала предупреждала вас, что действую исключительно в своих интересах!»
«Хей-хо! — сказал Замп. — Итак, мы прибываем в Морнун, и нам придется играть „Макбета“ перед королем Вальдемаром, даже если он подохнет от скуки». Отвернувшись, он медленно направился на корму, оставив мадемуазель Бланш-Астер изображать статую на носу. Поднявшись на квартердек, Замп попросил стюарда заварить чай и просидел целый час, глядя на бледные паруса, вяло плещущие под звездами, и прислушиваясь к скрипам и шорохам старого судна.
Гассун тоже не спал. Поднявшись из кабинета, он остановился и прищурился, рассматривая темную фигуру в кресле: «А, это вы, Замп! Отдыхаете в одиночестве?»
«У нас был трудный день».
«О да! Но мы преодолели все препятствия. А завтра, надеюсь, приблизимся наконец к нашей цели».
«Надо надеяться».
«Как может быть иначе? — спросил Гассун. — Должен признаться, я нахожусь в состоянии возбужденного ожидания».
«Мы проделали долгий путь, — отозвался Замп. — Возвращение в Кобль тоже будет долгим и трудным».
Рассвет окрасил небо, окаймленное туманной дымкой, в цвета жемчужно-белого опала, и озерная гладь задрожала от прикосновения прохладного света, как чувствительная кожа.
За ночь «Миральдра» преодолела незначительное расстояние; теперь, по расчетам Зампа, они находились примерно в центре озера, о черных глубинах которого не хотелось даже задумываться. Замп приставил к воротам волов и две бригады их помощников. Наблюдая за Гартом Пеплоштормом и бароном Банури, налегавшими на спицы, Замп подумал, что, невзирая на все перипетии этого путешествия, некоторые воспоминания будут утешать его до скончания дней.
Федра поднималась по небосклону. Туманы рассеялись; воздух прояснился, и впереди, под громадной тенью Мирмонта, уже виднелось устье Синтианского залива. Оттуда к плавучему театру понеслись две черные галеры, оснащенные кассетными трубчатыми установками для запуска ракет. Зампа снова заставили предъявить охранную грамоту и подвергнуться допросу. Офицеры почти неохотно удалились, позволив «Миральдре» продолжать путь.
Через час судно обогнуло крутой мыс, образованный плечом Мирмонта, и оказалось в Синтианском заливе. На склонах появились террасы белых дворцов под темными кронами высоких сираксов: город Морнун.
Вдоль побережья залива тянулась длинная белокаменная пристань, где уже пришвартовались полдюжины судов. По-видимому, многие из них выполняли функцию плавучих театров, хотя они отличались конструкцией от любых судов такого типа, встречавшихся Зампу ниже по течению или даже известных ему по зарисовкам.
Широкую набережную, параллельную пристани, отделяла балюстрада из резного камня. Через равные промежутки длиной примерно пятнадцать метров балюстраду прерывали огромные вазы на высоких постаментах — из этих ваз почти до самой мостовой спускались каскады коричневой и черной листвы с ярко-алыми соцветиями. Дальше вдоль набережной блестели высокие стеклянные витрины всевозможных лавок и факторий. Выше на склонах теснились дворцы, утопавшие в листве сираксов, джангалов, иссиня-черных древовидных папоротников, лавролистных дубов. Пристань и набережная продолжались на север не меньше трех километров, исчезая за выступом береговой линии. Там Синтианский залив постепенно сужался, а его берега становились пологими — крутые холмы, обступившие Морнун, расходились в стороны, и залив превращался в широкую реку, струившуюся из бескрайних северных просторов.
По набережной прогуливались местные жители в костюмах элегантного, но простого покроя. Лишь немногие из них бросали любопытствующие взгляды в сторону «Очарования Миральдры», но и те не задерживались.
На пристань вышли четыре человека в черных, расшитых золотом униформах. Остановившись, они рассматривали «Миральдру» с серьезной сосредоточенностью покупателей, заметивших редкий товар неизвестного назначения. Наконец один из них, в черной фуражке с козырьком, тоже украшенным замысловатым золотым узором, просмотрел несколько страниц ведомости в кожаной обложке. Обменявшись с коллегами парой саркастических замечаний, он поднялся по трапу.
Замп вышел ему навстречу. Гассун, стоявший на квартердеке, наблюдал за происходящим с презрительным безразличием.
Чиновник представился: «Я — начальник столичной пристани. Будьте добры назвать себя и свое судно».
Слегка раздраженный негостеприимным обращением, Замп заносчиво выпрямился: «Перед вами — маэстро Аполлон Замп, и вы находитесь на палубе знаменитого плавучего театра „Очарование Миральдры“». Замп предъявил серебряную табличку — уже в третий раз: «Как вам, несомненно, должно быть известно, наш порт приписки — Кобль на берегу Догадочного залива».
Чиновник с недоумением взглянул на Зампа, пожал плечами и открыл ведомость, чтобы сравнить надпись на табличке со своими записями. Снова рассмотрев Зампа с головы до ног, он сверился с описанием его внешности в ведомости. Наконец он кивнул: «Судя по всему, вам разрешено находиться в порту. Должен заметить, однако, что вы почти опоздали — а это свидетельствует о легкомысленном отношении к королевскому приглашению, хотя, конечно, я не стану делать вам официальный выговор. Фестиваль искусств и развлечений начинается завтра».
«Постольку, поскольку мы не опоздали, ваши замечания излишни», — обронил Замп.
Чиновник снова смерил Зампа безразличным взглядом: «Ваше имя, разумеется, будет внесено в список участников фестиваля. Если бы вы прибыли завтра, весь проделанный вами путь оказался бы напрасным».
«Наше позднее прибытие не свидетельствует о каком-либо неуважении к королевскому приглашению, — чопорно возразил Замп. — Плавание от Кобля до Морнуна занимает несколько недель, а на сезонные ветры не всегда можно положиться».
«Разумеется, разумеется, — начальник столичной пристани похлопал ведомостью по бедру. — Как бы то ни было, так как вы успели причалить вовремя, но позже всех остальных, ваше выступление будет шестым и последним по счету».
«Расписание спектаклей, естественно, определяется местными властями».
«Завтра утром состоится торжественное открытие фестиваля. Рекомендую украсить ваше судно черными, алыми и золотыми полотнищами, соответствующими геральдическим цветам королевской династии».
Замп поблагодарил чиновника за совет: «Мы хотели бы присутствовать на представлениях других театров. Надеюсь, вы сможете выполнить свои обязанности и сделать необходимые приготовления».