Страница 31 из 51
Старуха, стоявшая поблизости, громко спросила: «Кого-нибудь на самом деле убьют?»
«Конечно нет, дражайшая леди!»
Старуха сплюнула в сторону плакатов: «Тогда чего стоит вся ваша мазня?»
Несколько озадаченный, Гассун спустился по трапу и рассмотрел плакаты — он их еще не видел. Зампу пришлось признать, что Гассун нашелся в этой ситуации с завидным апломбом. «Эти плакаты, — заявил он, — изображают основу сюжета „Макбета“ в смелом символическом стиле. А символы никогда не следует рассматривать как точное воспроизведение продукции, которую они рекламируют».
Деловито вмешалась другая старуха: «Что ж, давайте тогда, договоритесь сразу со всем поселком — сколько вы возьмете за представление, со всеми его символами и фальшивыми убийствами?»
«Наши расценки исключительно справедливы, — отозвался Гассун. — Насколько я понимаю, под „всем поселком“ вы имеете в виду полный зал?»
В конечном счете Гассун согласился принять, взамен железа, тонну корма для волов, шесть сорокалитровых амфор сиропа из болотного тростника и несколько бочек копченых угрей.
В сумерках зажгли фонари, и обитатели поселка — мужчины, женщины и дети — тут же стали подниматься на борт; вскоре на скамьях не осталось свободных мест, хотя обусловленные в качестве оплаты продукты еще не были доставлены. Гассун пожаловался на это старухе, возглавлявшей местный матриархат. Та раздраженно задрала нос: «Мы никогда не платим, пока не опробуем товар. Если, как вы сами утверждаете, представление носит в основном символический характер, то и оплата будет чисто символической».
«Это неприемлемо! — бушевал Гассун. — Доставьте корм для волов, сироп и копченых угрей — или вы не увидите никакого представления!»
Предводительница чистян отказывалась, заявляя, что ее не проведешь на мякине; тем не менее, один из местных жителей, видевший однажды представление на борту «Двух Варминиев» в Ветербурге, заверил ее в том, что в условиях Гассуна не было ничего необычного или подозрительного. В конце концов продукты доставили и погрузили в трюм. Гассун подал сигнал: литаврист ударил в гонг, и оркестр заиграл воодушевляющую мелодию, которую Замп выбрал и обработал в качестве увертюры.
Занавес раздвинулся; взорам зрителей открылась мрачная каменистая пустошь. Острые скалы устремлялись в черное небо; сцену озаряла пара пылающих факелов. У котла, бурлящего над костром, сгорбились три ведьмы. Вместо того, чтобы немедленно приступить к диалогу, который Замп считал преждевременным, ведьмы исполнили угловатый кривляющийся танец, то подступая к огню, то отскакивая от него и подчеркивая дикой, но синхронизированной жестикуляцией целенаправленную одержимость всемогущим злом. Наконец, истощенные лихорадочной пляской, ведьмы подковыляли к костру и осели бесформенными грудами черного и коричневого тряпья.
Музыка смолкла; на сцене воцарилась давящая мертвая тишина. Первая ведьма произнесла язвительно-ласковым голоском:
Наблюдая за публикой из-за кулис, Замп заметил, что вступительная сцена вызывала у зрителей возрастающее напряжение. Танец ведьм сопровождался плохо скрываемыми усмешками мужской половины аудитории и шипением женщин, негодующе втягивавших воздух носом.
Одна из старух-матриархов вскочила, выбежала вперед, широко раскинув руки, и остановила исполнение: «Мы заплатили не за то, чтобы над нами издевались!»
Гассун в ярости поспешил ей навстречу: «Будьте добры, займите свое место, мадам! Вы прерываете представление!»
«Это наше представление! Мы за него рассчитались!»
«Так-то оно так, но…»
«А поэтому мы требуем, чтобы спектакль изменили. Нас оскорбляют ваши карикатуры!»
«Невозможно! — звенящим голосом заявил Гассун. — Мы дословно следуем авторскому тексту. Снова прошу вас, займите свое место. Исполнение продолжится».
Старуха раздраженно вернулась на скамью. Декорации сменили, и на сцену вышел Гассун в роли Дункана:
Продолжая наблюдать из-за кулис, Замп заметил, что зрители необычно увлечены происходящим: они сидели, напряженно выпрямившись, в глазах у них мерцали отражения факелов.
В третьей сцене снова появились ведьмы. Несколько молодых людей, сидевших в зале, уже не могли сдерживать веселье. Старуха-матриарх поднялась во весь рост и принялась стучать посохом в пол: «С меня довольно! Верните наши продукты! Я так и знала — это сплошное издевательство!»
Гассун выскочил на сцену: «Замолчите, тихо! Вернитесь на свои места! Пусть будет по-вашему — мы исполним трагедию без участия ведьм!»
Распоряжения Зампа, в отличие от Гассуна накопившего горький практический опыт, были другими: «Отдать концы! Матросы — к помпам! Труппа — поднимайте палубу!»
Судно отплыло от причала; разъяренных чистян смыли с палубы струями воды. Завертелось гребное колесо, и плавучий театр живо устремился вверх по течению, огибая Предвестный остров и возвращаясь в главное русло Висселя. Поздно вечером наступил мертвый штиль; судно бросило якорь посреди реки, и остаток ночи «Миральдра» провела спокойно.
Во второй половине следующего дня Гассун привел «Очарование Миральдры» в Порт-Оптимо, чтобы дать еще одно представление «Макбета». Замп проконсультировался с «Речным справочником» и снова обратился к Гассуну с рекомендациями: «Здесь ситуация не столь очевидна, как в Чисте, но я нахожу убедительные причины для одного или двух изменений. Например, жители Порт- Оптимо находят отвратительными любые спиртные напитки. Поэтому Макбет должен отравить Дункана, предложив ему рюмку коньяку. Кроме того, вместо ведьм лучше всего было бы использовать водяных».
Поначалу Гассун не мог найти слов: «Будет нарушена целостность всего произведения!»
«В справочнике упоминается, что в гавани Порт-Оптимо содержатся в постоянной готовности три скороходных баркаса, оснащенных арбалетами, стреляющими зажигательными гарпунами. В этом городе смывать публику с палубы было бы непредусмотрительно».
Гассун воздел длинные руки к небу, словно пытаясь схватиться за воображаемую перекладину: «Вносите только совершенно необходимые правки».
Благодаря импровизациям Зампа — или вопреки им — вечернее представление заслужило одобрение зрителей. Гассун, однако, не был удовлетворен. Его возмущал пир в третьем акте, на котором Макбет, в качестве короля, приказал жонглерам, танцовщицам и акробатам развлекать придворных, каковые развлечения продолжались почти целый час. Кроме того, Гассун критиковал сцены супружеской нежности, вставленные в трагедию по настоянию Зампа.
На следующий день «Миральдра» под парусами, полными попутным ветром, проплыла на север мимо Ветербурга и прибыла в Фвыль, где уже пришвартовались театры «Памеллисса» и «Мелодичный час»; в сложившихся обстоятельствах Гассун отказался от намерения представлять «Макбета».
Севернее Фвыля ветры стали капризничать. Во второй половине третьего дня плавания «Миральдра» величественно обогнула Стеклодувный мыс, пересекла широкий водоворот, образованный течением Ланта и причалила к пристани Лантина, где Замп и Гассун согласились провести два-три дня.
На следующее утро Гассун открыл свой музей для лантинских посетителей, а Замп воспользовался его занятостью и пригласил мадемуазель Бланш-Астер провести с ним вечер. Сначала она сухо отказалась, но затем, поразмыслив о перспективе просидеть целый день в скуке и одиночестве, спросила, как именно Замп намеревался проводить вечер.
Замп еще не составил никаких определенных планов; не придумав ничего лучшего, он предложил первое, что пришло в голову — посетить стекольный завод.