Альфа Центавра

— Тем не менее, первая рискну, и скажу слово.

— Пажалста, но что ви ставите взамен? — пропел Дэн, как будто:

— Его здесь только не хватало.

— Свою свободу, — опять вздохнула печально Сонька Золотая Ручка.

— Не знаю, не знаю, — опять влез Дэн, — понадобится ли кому-то это.

— Что?

— То, что ви предлагаете.

— Прекрати паясничать, Дэн, — сказала Камергерша из-за стола, что ты завикал? Строишь из себя диктатора?

— Да ладно, не нападайте на него, — сказала Сонька, — ему все равно никто не даст. — А Дэну так и сказала в глаза: — Журналист-неудачник.

— Нет, — возразил Дэн, — журналист как раз удачливый, а вот командир дивизии из меня, простите друзья, не совсем вышел.

— Что значит — не совсем? — спросил Дроздовский, — еще хочешь покомандовать?

Наконец Сонька сказала:

— Это Тирамису. Валилий только хлопнул себе по коленке:

— Лучше бы вообще молчала: какой Тирамису может быть в баре, из чего, из скумбрии, что ли? Так она пахнет, что боже мой, на торт совсем не похоже.

— Креветки, — был второй ответ, который дал Амер-Нази — большой их любитель. — И опять Камергерша сказала:

— Ни-пра-виль-на! Мишка Япончик открыл рот, как второй за главным отличником ученик в классе, чтобы обойти избранника судьбы на финише:

— Это. — Но не успел кончить, так как для того, чтобы человека растянуть по правилам искусства, повертел сначала головой во все стороны, что, мол, убедитесь, поросята:

— Это я. А ответ и повис в воздухе, правда, без его вмешательства:

— Воблы.

— Никогда бы не догадался, — только и сказал Дроздовский.

— Ты подслушал и украл мой правильный ответ, — чуть не заплакал Беня Крик, вспомнивший по этому случаю свое родовое имя. Все начали вертеть головами:

— К кому он обращается, непонятно, — вымолвил Василий Иванович.

— Действительно, кто сказал правильный ответ? — спросила с надеждой Камер, надеясь, что никто не осмелится признаться в своем выигрыше у нее. Тишина зависла такая, что было слышно, как играет сама с собой тарелка барабанщика на эстраде.

— У меня звенит в одном ухе, — нарушил тишину Дэн.

— Скорее всего, действительно, это была муха, — сказал Дроздовский.

— У меня никогда не бывает ни мышей, ни мух, — сказал насупившись Беня, как будто именно по этой случайности, что кто-то, а не он дал правильный ответ про отсутствие воблы в общественных заведениях будущего, этот шикарный кабак Ритц перешел в его собственность. Мол:

— Не отдам, хоть режьте. — А работал, можно сказать, простым мясником. И хорошо, что не спросили про самую популярную профессию будущего, тут бы уж точно никто не додумался, что это будет именно мясник.

Наконец кто-то, а именно Сонька Золотая Ручка подняла голову вверх, и там, на высоте почти десяти метров обнаружила голову коня, ухмылявшегося ей одними, но не желтыми, а белыми-белыми, как только что из Израиля — зубами.

— Купил, наверное, по дешевке на Одесском рынке, — только и сказала Сонька, но все ахнули, когда эта рожа начала спускаться все нижи и ниже, пока не явилась с претензией:

— Заказать и ей Флорентийский Стейк на отрытом огне.

— Под тазик Мадеры, — попытался пошутить Василий Иванович, но под осуждающими взглядами присутствующих благоразумно прикрыл рот снизу кулаком.

— Не думайте, что я уже ваш, — сказал Распутин, и в ожидании своего стейка отломил кость с мясом у Камергерши. Сей жест она поняла, как право на право иметь все три палки.

— В общем, так! Несмотря на то, что судьба стала относиться к нам по-человечески, и прислала Киннера Распи, как символ того, что скоро и сам он будет здесь, целиком, так сказать, как туша того медведя, шкуру которого мы зрим сейчас.

— Вы не кончили речь, — сказал Распутин, и попросил принести еще одну бутылку Мадеры. На что Дэн ответил:

— Вы еще не начали как следует есть, а выпили уже много.

— Вам жаль?

— Может и не жаль, но спьяну вы можете перепутать, кому обещали победу в этом городе.

— Да отстань ты, Дэн! — крикнула Камер, — ты не видишь, что маг хочет напомнить мне о чем-то очень важном. А! А-А! А-А-А! Я не закончила речь. Чем должна заканчивать речь?

— Тостом, — сказал Василий.

— Тостом? Да иди ты, Василий, это не те шутки, которые я хочу сейчас слышать. А впрочем-м, кажется, ты прав, мартышка, и хлопнув многозначительно, что, мол, при случае и ты не стесняйся, его по затылку, рявкнула:

— Руки-ноги на стол — я Котовский! — У Мишки Япончика после этих рявканий упал в кофе с молоком пончик, который он так давно хотел съесть. Шутка. Она просто сказала:

— Мне по барабану гости не только из будущего, но и прямо из Астрала, а чтобы три палки прямо сейчас лежали передо мной.

— П-палки-и? — спросил слегка поперхнувшись несъеденным пончиком Беня.

— Да, сервелата, и обязательно, финского.

— Как говорил Ксеркс Леониду перед штурмом обманным путем Фермопил:

— Долги надо отдавать.

— А я у вас брал?

— Неважно.

— Не-ет-т, скажите, брал или нет?

— По барабану.

— Тогда мы будем сражаться с вам, как львы, со стаей гиен.

— Как это, насмерть, что ли?

— Не только.

— А именно?

— Один к двадцати семи. Вас погибнет в двадцать семь раз больше.

— Именно в двадцать семь? Не в двадцать восемь и тем более, не в двадцать девять?

После этого монолога Распутина, Камергерша поняла, что:

— Уже проигрывает сражение, — и только потрогала чисто символически, поднесенные ей лично Дроздовским — через кладовщика Беню — три палки финского сервелата. Хотела передать Сонька, но Дэн за стойкой посчитал это:

— Неудобным, — и знаешь почему? Здесь не остров Лесбос. Пока еще. Сонька Золотая Ручка промолчала, и поняла, что все, как обычно:

— Новая родина встречает, как то, что было, но теперь нет, ибо находится уже:

— Далече. — Вроде бы все тот же кабак, но нет, тот уплыл в небеса, или — хрен редьки не слаще:

— Ушел под землю. Как говорят на Той стороне Атлантического Океана:

— Они — Это Унесенные Ветром. Всю оставшуюся жизнь я мечтала перейти на сторону Царицына — и вот на:

— Никакой не то что благодарности, но если бы было можно вообще бы не приняли в армию. — А так:

— В атаку! — закричала Сонька. И только тут все поняли:

— Это не дух-мух Распи, а:

— Троянский Конь уже прорвался в город.

— Ми — прошу прощенья — мы не выполнили возложенную на нам миссию: объединить народы Метрополя и Ритца, — сказал Троцкий.

— Мы да, но, что делала эта Елена Прекрасная на стене с Котовским, когда Троянский Конь прошел в Царицын? — спросил Дэн, и как обычно ошибся, или наоборот:

— Угадал, — но поздно:

— Они и ввели его в город.

Да. И да даже не по ошибке — думали, что Конь — это уже отыгравший своё барабанщик, а решили взять Коня контратакой, понимая, что он зачем-то нужен для штурма Царицына. Надо было объединить три стороны: Стену, где они были с Котовским, ресторан Метрополь, и отель Ритц, а сделали:

— Всё наоборот. — Они двинулись двумя эскадронами с разных сторон, но не нашли Коня в ночном тумане. И более того:

— Были окружены броневиками Ники Ович и Леньки Пантелеева — с одной стороны, а с другой всю их армию — когда Елена крикнула Котовскому, что надо пробиваться к Волге — расстрелял танковый Заградотряд Аги и Махно. Утром Елену и Котовского начали искать на задымленном поле, но не нашли.

— Найти! — сказала Аги, а Махно сказал, что:

— Они уже все равно ничего не смогут сделать. И более того, — он не договорил:

— Мне по барабану: более или менее — у меня приказ: все должны быть убиты, а они вообще обязательно.

— Что значит обязательно?

— Со связанными сзади руками, выстрелом в живот, чтобы дольше мучились.

— Такого приказа быть не может. Потому что некому его отдавать уже.

— Уже? Уже — не считается, потому что приказ получен в прошлом, которое еще никому не удалось изменить.