Альфа Центавра

— Быстрее! — крикнула Ника Ович, увидев, что Щепка встала перед Колчаком на колени, и не уходит.

— Уходите без меня, — ответила Щепка — Ино:

— Ан. — По земному:

— Ан-на. Котовский не стал стрелять, а попытался взять в плен Нику, но получил Зацеп Изнутри. Парень упал и почти ласково спросил:

— Ну, что дальше будешь делать? Она сначала не ответила, только потом сказала:

— Так и стой пока. — А стоял Котовский на коленях, как будто ждал начала игры:

— Ты на мне и хлопаешь ладонью по заднице, я ржу, ибо:

— Их либе дих. — Но, как говорится, не в этот раз. Хотя дама и обняла его сзади за шею, зацепив эту руку другой и положив ее на затылок, как Брюс Ли — совместила позвонки из горизонтальной плоскости в вертикальную. Пархоменко предложил Нике тут же бой на кавалерийских саблях, но это не случилось, так как все удивленно замерли, увидев, как мертвый Врангель встал и убежал. Смешно?

— Не было, — а наоборот повеяло смертным ужасом, как на Вещего Олега, когда он увидел змею, выползающую из его черепа. Его, ибо в данном случае, Вра убежал, да, но, как любимый:

— Конь Пиппер. p.s. — Здесь надо сделать важное замечание. Конь Пиппер — это конь Врангеля — Одиссея, а не Дроздовского — Ахиллеса, который был только что убит в пятку, но это противоречие оставлено, так как и раньше в процессе написания романа это совмещение часто чувствовалось. И оно также есть у Гомера в Илиаде. Как и сказал Стивен Кинг:

— Даже в любимых песнях я не все слова понимаю.

Увидев коня, Аги предложила Распутину позвать его хорошенько:

— Чтобы вернулся.

— И запрячь в тачанку, — понял маг. — Только я не обучен ездить за пулеметом. Тем не менее, они загрузили Колчака, который все еще держал свой именно Лью в лапах, и крикнули Аги и Щепке, которые были еще живы:

— Шнель, шнель-ь-ь! — Щепка-Ан успела, а Аги, услышав незнакомый немецкий споткнулась о выступивший булыжник мостовой, и ее взял в плен Пархоменко. Схватил и посадил перед собой на коня, как Ланселот, надеясь опередить в Этом деле Короля Артура. Пархоменко, собрав полуэскадрон, начал погоню. Правым флангом в его, как несмотря на не такую уж большую численность его кавалерии, он называл свой отряд:

— Дивизии, — шла рысью Кали. Левым — галопом Жена Париса.

— Впереди мост! — закричала, первой увидев его Ника.

— Горит? — только и спросила Щепка-Ан, не оборачиваясь, так вела стрельбу из Льюиса, который ни за что не выпустил из рук мертвый правитель всей России Колчак.

— Он так хотел стать настоящим ученым, что вот добился:

— Руки и после смерти не разжимаются.

— Хочет умереть вместе с именным пулеметом, — сказал Распутин, полуобернувшись от рулевого управления: — Этот Лью ему подарил сам.

— Сам изобретатель Льюис?! — удивилась Ника Ович.

— Нет, — ответил Распи, подергивая возжи, означающие сигнал, как многие подумали:

— Харакири, — а именно:

— На Мост!

— Но он горит? — даже задал неуместный вопрос Вра-Пиппер. Так показалось Распутину. А точнее, почему показалось? Своей магии он и научился, испытывая ее сначала на лошадях, мол, туды-твою:

— Понятно?

— Дак, естественно!

— Подарил ему, — Распи отпустил одну руку от пульта управления, и показал большим пальцем назад, сам э-э:

— Президент ЮЭСЭЙ — Америки.

— В каком смысле? — спросила даже Ан.

— Мол, давай, так скать, присоединяйся. И говорят, Колчак тогда только негромко буркнул в ответ:

— Пусть присоединяются те, кто это пишет на своих знаменах. Щепка дала последнюю очередь и диск закончился, пока она доставала другой мост начал рушиться. Но последние ее пули попали в лошадь Пархоменко, и он покатился через голову вместе со своим трофеем — Аги.

— Одно из двух, — вздохнула Ника, — или женится на ней, или расстреляют за связь с контрреволюцией.

— Почему не может быть третьего? — спросила Щепка.

— А именно?

— Может они разбились? — Ответа не последовало, они упали под рушащиеся фермы моста, и скрылись под водой вместе с Распутиным и лошадь. Однако Ника успела сделать, как она сказала, нажимая на курок:

— Контрольный выстрел. — Коллонтай сдуло с лошади.

Далее, по берегу бегает собака:

— Тигровый дог по имени Карат, — и зовет своего хозяина и друга. И он выплыл. Первым. Это был конь Врангеля Пиппер.

Скоро к берегу подъехало то, что осталось от полуэскадрона Пархоменко.

— Давай, давай, вылезай! — крикнула Жена Париса. Это была Ника Ович, снявшая, как она думала Кали в последний момент. Но леди была здесь, на лошади, только с перевязанной головой. Жена Париса хотела предложить Нике, бой:

— Один на один, — но Коллонтай, сказала:

— Не советую, — и разрядила в нее всю двадцатизарядную обойму Маузера. Ника не успела даже поставить обе ноги на сухой песок. Только одной ступила, а другую еще захлестнула небольшая волна.

— Колчака тоже, но без пулемета, положите на берегу, как будто мы его только что расстреляли, а ты, сука, — рявкнула она своей бывшей подруге Щепке, — встань рядом с ним на колени и плач, что:

— Жаль тебя оставили наслаждаться жизнью. — И добавила — В Лагерях-х! Щепка-Ан согласилась, ибо поняла:

— У Кали заклинило всю голову, и она не только не помнит, что была ее подругой, но вообще:

— Прилетела вместе с ней с Альфы Центавра под именем Га — по земному Гали — жены-невесты Дэна-Деникина. Уже хотели сделать фото для Президиума и Народа, но Жена Париса, как будущий специалист по архивно-библиотечному делу, сказала:

— Напишите и воткните в берег бирку.

— Какую? — не поняла даже Коллонтай.

— Ангара.

— Так, что, переименовывать будем? — сказала Кали. — И показав на Колчака, все еще с крепко прижатым к груди пулеметом, добавила: — В честь него?

— Зачем переименовывать? — сказала Жена Париса, — для бумажного архива безразлично:

— Откуда вода, — была бы надпись приличная, соответствующая не только времени, но и месту.

— Как сказал этот, как его? — Кали потерла затылок, так как спереди вся голова ее была не только в бинтах, но и:

— В окровавленных бинтах.

— Да, ты права, — усмехнулась Жена Париса, — как сказал еще в четвертом веке до нашей эры Аристотель. Тогда всё будет соответствовать истине.

Сняли фото и с Фрая, и ужаснулись:

— На бумаге он опять — как это иногда бывало и при жизни — стал похож на:

— Портрет Воллара. И что особенно в нем удивляло это:

— Очень большой рот!

— Откуда такой рот мог взяться у Портрета Воллара? — Раньше мы не замечали.

Распутина не нашли.

— Какой бы у него был вид после смерти, интересно? — сказала Коллонтай.

— Об этом лучше и не думать, дорогая, а скорее всего, как сказал Пушкин:

— Просто лошадь.

— Только что с человеческой головой и гитарой, — подумала Кали-Га, но не сказала вслух, не желая раскрывать, что:

— Ее память, привезенная с собой еще с Альфы Центавра — потихоньку возвращается.

Надо еще написать где-то про пароль Лес Роулоттес и Санфлауэрс.

Василий Иванович и Мишка Япончик на Альфе Центавра. Мишка Япончик выходит из кузни и говорит:

— Не понимаю, как еврей мог попасть на Альфу Центавру, — садится рядом с Василием Ивановичем и просит закурить.

— Я так вообще не понимаю, как такой человек, как ты может работать кузнецом.

— Ну, это-то понятно, — говорит Мишка, — надеюсь, ты когда-нибудь найдешь здесь золото, а кто-то должен уметь ковать из него золотые весчи. Как-то:

— Намордники, ошейники с шипами для …, браслеты на ноги.

— И самое главное, — говорит Василий Иванович, — медальоны на грудь. Такой, как ты спрятал его в подушку.

— Да? Не помню. Может быть, я тогда был во сне?

— Ты меня спрашиваешь?

— Естественно, если я тогда был во сне, только ты мог видеть, где здесь спрятано золото.

— Дело в том, что кузню Василий Иванович открыл временно, из-за денег, так как жить стало не на что, а золото, которое они искали здесь, так и не находилось. Его вызвали в Управление Штатов и сказали: