Альфа Центавра

Далее, Фрай изрыгает из себя целый отряд покойников. Кто это?

Жена Париса влетела в бар, как подстреленная птица, бросилась на колени, и подняла голову убитого изнутри Еленой Прекрасной Фрая:

— Убит? — спросила она, как будто это было и так неочевидно.

— Кто убит? — спросил Фрай, и открыл один глаз, и поднял голову, прислушиваясь к пролетающим над кабаком Ритц аэропланам французско-английского производства. И даже слабо пропищал:

— Наши?

— Хрен его знает, надо разобраться, — холодно ответил немного, так сказать, разочарованный вторым явлением этого, этой Медузы Горгоны, Эсти. Пока некоторые думали, Фрай выпил поднесенный Женой его, так сказать, Париса стакан, и ясно, что не самогонки пусть и Шотландского производства, а, как шепнула Аги Махно:

— Чего-то получше.

— Думаю это было секретное зелье с Того Света, — не думая ответил Махно. И добавил: — А жаль.

— Жаль, что не тебе его дали?

— Да. И знаешь почему? Боюсь, как только я начну, так сразу же и кончу.

— Почему?

— И знаешь почему? Еще в детстве одна цыганка мне нагадала, что отправят меня когда-нибудь в Париж. И добавила:

— Но только будет он, к сожалению, на Том Свете. Встретят, как говорится, друзья с распростертыми объятиями, но только, как Прохорова:

— Покойники в новых красивых рабочих костюмах, в которых, как он же рекомендовал им вместо большой и хорошей зарплаты:

— Можно ходить даже в гости.

— Вот те и Париж, это вам не Хемингуэй с его Сарой Бернар, то бишь Госпожой де Сталь, любительницей:

— А нет ли у вас чего-нибудь новенького. — Под юбкой домработницы.

— Нравится, — ответила Агафья, — но естественно:

— Не всем, не всем. Лёва вон тоже всё искал новости в художественных произведениях своих противниках, но находил, как он говорил:

— К сожалению, одно тока шарлатанство. — В том смысле, что и я бы так тоже хотел:

— Но у меня, к сожалению, не получится. И в результате дождался новенького, а именно иво 17-го года. И сам же убежал от узаса на:

— На дальней станции сойду, авось туда еще не добрались инопланетяне с Альфы Центавра вместе с преследующими их полосатыми. Как грится:

— Я один — я вышел на подмостки — почесать свой хвост о дверной косяк.

И точно, произошло то, чего никто не ожидал, а именно это:

— Фрай изрыгнул из своей неожиданно опять ставшей огромной пасти, как у Медузы Горгоны, трех богатырей полосатого производства, бывших уже когда-то покойниками.

— Вот вам и Прохор Ад-р-р-р-и-Ян! — вот вам и иво-инь новые костюмы, в которых можно ходить даже в гости.

— Пришлись-с, — поддержала разговор Махно и Аги Камергерша — прямо так: на расстоянии.

— К нам гости! — даже радостно толкнул Дроздовский Врангеля локтем. — Сразимся?

— Что?

— Я говорю, не спи, брат Одиссей, кажется, приехали, наше время пришло. И все, кроме Распутина в банкетном зале, заказавшего себе и уже хлебавшего мадеру прямо из тазика, и мечтавшего о повторении того, что:

— Уже было, — но, к сожалению, не в полном объеме.

— Ти-жа-ло-о, — пропел он, и потер сладострастно коленки друг о друга. И кроме Эспи, который тоже ничего не делал, и ни к чему не готовился, а только подзуживал окружающую действительность к окончательному проявлению чувств, а попросту говоря:

— Перехода их, как количества, в качество действия. Махно, к сожалению, растерялся:

— Белый он все-таки в создавшейся ситуэйшен, или опять уже полосатый, красно-зеленый. — И был взят в плен одним из оживших трех богатырей, а именно Дыбенкой, которого Аги все же успела зацепить мечом за ухо, и он, отбежав на несколько шагов назад к барной стойке, рявкнул:

— Этого потом отправим на переделку. А Аги ответила:

— Ишь ты, как соображает, а умирал практически альцгеймером. — Чем его очень разозлила. Дыбенка пошел на нее, и тоже взял в плен, отбросил меч, и провел Переднюю Подсечку в падении, перешел на удержание, связал, отвел в банкетный зал, и продал Распутину за простое благословение. А этот как будто, а точнее, именно и ждал какого-нибудь жертвоприношения:

— Бросил, как грится, всё, и потащил сначала в один угол, потом в другой, но не успокоился, а пролетел, как баба-яга почти, в том смысле, что достаточно быстро, чтобы никто его не заметил с ней:

— Опять через кухонную раздачу, и туда подальше к заднему проходу, в колбасный холодильник, откудова не очень давно сбежал Амер-Низи. Ныне, как известно, так и висевший на центральном проходе, как пустая вешалка. Так что если бы Махно в случае чего захотел взять ее взад себе, пришлось бы долго искать, где она, где она. Но, скорей всего:

— Бесполезно. — Ибо что может сделать богатырь против колдуна?

Неизвестно, однако.

Глава 61

Однако, да, на обратном пути Дыбенка не полез опять через бар и его переднюю стойку, а вышел, как человек опять мимо банкетного, и хотел оставить уже по левому борту невидимый, а скорее всего, просто-напросто отсутствующий оркестр, и его не то, что:

— Окликнули, — но прямо перед ним стояла Камергерша.

— Уйди с дороги, зараза, — мягко сказал он, — потом я займусь с тобой вплотную. — Но эта Пенелопа — как просила называть себя в последнем в этой жизни бою дама сердца Врангеля — Одиссея — провела Дыбенке Заднюю Подсечку, и пока он еще падал на спину, накинула на ногу петлю, а другой конец веревки перебросила через балку на восьми-десятиметровой высоте — таким образом, подвесив его, как тушу старой коровы:

— Англичане говорят, что старые вкусней и лучше, даже если они не Абердин Ангусы, если их так подержать полгода при точно поддерживаемой температуре. — Оно и понятно, в собственном соку, конечно:

— Лучче.

— Съел? — спросила она, всматриваясь в высоту. — Пусть тебя самого съедят через полгода, али через семь месяцев.

— Почему через семь? — спросил сверху Дыб.

— Ты как был, так и останешься: недоношенным. И за эти слова Камергерше-Пенелопе пришлось расплатиться:

— Фрай покарачился и выплюнул еще одну жертву цивилизации, Коллонтай, которая имела с Дыбенкой прямую связь при прежней жизни. Коллонтай — как последыш после хорошо выношенных Трех Богатырей — видимо, не могла долго жить, поэтому убила Камер прямо со стойки, на которую она вся еще в слюнях Фрая забралась на всех четырех лапах, как каракатица, и:

— Четырьмя брошенными с удивительной точностью шампурами, как фирменными пулями, пронзила тело Пенелопы в левое, в правое легкие, а потом ниже, в печень и что у них есть еще там. Одиссей бросил бумеранг, отсекший голову Кали полностью. И целиком положил, но не перед Фраем, а перед Эспи. Из чего некоторые сделали логичный вывод:

— Значит раньше она на него работала. Хотя еще более логично предположить, что:

— Ты следующий. Эспи попросил одного из богатырей, чтобы он взял с собой и второго:

— И идите и принесите мне голову Вра.

Первым богатырем был Яша Сверло, а вторым Мишка Япончик, ибо другие — убитые недавно, или только сегодня — ишшо не созрели, как хорошие Абердин Ангусы для:

— Нового потребления. Хотя Мишка Япончик свалил отсюдова и не очень давно. Но как-то пролез без очереди, а из-за этого был не так силен, как другие богатыри, поэтому Лева Задов с одной рукой, которой и подозвал Мишку, сказал:

— Ты эта, никуда не ходи, ладно? — И провел Дэмет — Удар по Пяткам противника, но не в падении, а:

— Присев в полушпагате.

— Исполнил, как похвалил Леву Задова Эсти из-за стойки:

— Брейк-Данс в некотором роде. Мишка ударился головой об угол четырехместного стола, и опять покину сей мир вечного благоденствия, как сначала успел подумать он, а потом, естественно, что:

— Мир шантажа и обмана.

Яша Сверло с двумя двадцатизарядными маузерами и двумя мечами — один из них был меч Хаттори Ханзо — пошел на Врангеля, но вперед выступил Дроздовский-Ахиллес, специалист по сражению на мечах. Яша хотел сказать: