Страница 97 из 111
Легче всего списать всё на обстоятельства, прошлое, любые причины... Но во всём виновата сама. Всё, что нужно сейчас, — признать это, смириться и искать выход. Я никогда не боялась ответственности в своей жизни. Теперь я готова взять на себя ответственность, чтобы вновь научиться доверять. В первую очередь себе и своему выбору, потому что ответ всегда был спрятан в сердце.
Слёзы высыхали на щеках. Дыхание восстанавливалось. Оно становилось тише и глубже. Дрожь покидала моё тело, превращаясь в спокойствие. Очищение души всегда происходит болезненно. Но только через боль и осознание собственных ошибок мы приходим к новому витку собственного развития.
Теперь, если мне повезёт и я выберусь отсюда, то навсегда запомню, к чему может привести недоверие. Недоверие прежде всего к себе, своему сердцу.
Эти сволочи хотят прикончить моего ребёнка и меня заодно, прикрываясь благими намерениями. Ну уж нет. Отчаиваться я не буду. Буду бороться. Сделаю всё, что в моих силах, чтобы выбраться отсюда. Сама.
Массивная дверь открылась, и в помещение зашёл Григорий. Он виновато улыбнулся, старательно отводя глаза от моего пристального, требовательного взгляда:
— Проснулась? Воды или поесть хочешь?
— Хочу, — сказала ему ледяным голосом.
— Сейчас принесу.
— Почему сюда? Кухни у вас нет, что ли? — говорила твёрдо, отрывисто, показывая свою уверенность.
Выбраться из этого помещения надо, осмотреться.
— Кухня есть, но тебе лучше сидеть здесь, — в голосе коренастого звучало сочувствие. — За дверями тебя могут растерзать люди, преданные нашему делу.
— Где я?
— В надёжном месте.
— Вы меня украли. Это уголовная статья.
— Вынужденная мера, Юлия. Ваш колдун — это зло, и его ребёнок — порождение зла.
— Я не беременна. Но даже если это предположить, вы хоть понимаете, что убьёте невинное дитя?
Увидела сомнение на лице Григория. Хорошо. Есть шанс воззвать к его совести. Вдруг повезёт, и он окажется более трезвомыслящим, чем остальные фанатики?
— Мне очень жаль, но мы не можем рисковать.
— Рисковать чем?
— Мы должны следить за тем, чтобы выполнялось предназначение.
— Это предназначение — порождение ваших больных умов!
Григорий неожиданно завёлся. Мой похититель смотрел на меня лихорадочно горящим взором, с горячностью выбрасывая из себя принятые на веру фразы:
— Многие люди погибли от рук чернокнижников! Демоны гуляют на свободе из-за их колдовства! От этого в мире много боли и зла. Мы исправляем это.
— Чернокнижники не стали бы убивать собственное порождение, верно?
Увидела, как дёрнулась губа у сектанта. Так и знала. Не Алан был опасен, а эти звери, задумавшие преступление против жизни. Но я продолжала, говорила слова, которые выжигали раскалённым железом меня, а не человека, погрязшего в своих убеждениях.
— Если ребёнок такой же, как они, то они будут его беречь, передавать знания. Ведь он последователь их учения.
Наступила пауза. Она затянулась, позволяя мне осмыслить всю ситуацию здесь.
— Почему бы вам не убить меня сразу?
— Мы не звери — убивать заблудших овец, — глухо произнёс фанатик. — Скоро всё кончится, а пока принесу тебе еды и воды.
— Он найдёт меня, — зло бросила ему. — И вы сдохнете в мучениях. В жестоких мучениях.
Григорий обиженно рыкнул:
— У него не получится. Мы умеем защищаться от колдунов.
— Блажен кто верует, — съязвила в ответ, пытаясь найти на лице фанатика хоть чуточку смятения.
Но, увы, Григорий промолчал и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой тяжёлую дверь. Везёт мне на придурков и казематы. Так просто не выберешься. На этом складе, как в тюремной камере. Подскочила к двери и яростно заколотила в неё кулаками.
— Ну чего ещё?
Повезло, что коренастый далеко не ушёл.
— В туалет хочу!
Дверь закрылась, чтобы через несколько минут в комнате появилось старое помятое ведро. Чёртово грязное помойное ведро!
— Туалет! — представил мне ёмкость фанатик и плотно затворил дверь.