Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 65



Беда была в другом: многие командиры все же допустили внезапное нападение немцев на вверенные им войска и боевую технику. Главным образом командиры авиационные. И те, кто должен был отвечать за это, после смерти Сталина стали сваливать свою вину н а него.

Именно потеря нашей авиации и мгновенное завоевание немецкой авиацией повсеместного господства в воздухе в первые часы войны привели к быстрому нарушению связи между вступившими в бой войсками и штабами, к разгрому с воздуха складов горючего и боеприпасов, к разрыву и парализованности основных коммуникаций, быстром прорыву танковых клиньев в глубь страны. Верховное командование Красной Армии из-за отсутствия достоверной информации не могло принять правильных решений в первые часы и дни войны. Во всем этом, я считаю, главные причины трагедии 1941 года.

В то время как Красная Армия после катастрофических потерь первых дней войны вела тяжелейшие кровопролитные оборонительные бои, оставляя Белоруссию. Прибалтику, Правобережную Украину, в политических кругах Англии и США обозначились две основные тенденции и соответствующие группировки. Одна из них — за решительную поддержку России в борьбе с фашистской Германией. В Англии — это Идеи, министр иностранных дел, Бивербрук, влиятельный политик и магнат английской печати, Кренбор, лидер палаты лордов, Крипе, посол в СССР, военные высокого ранга из Британского комитета начальников штабов. В США — Д. Эйзенхауэр, начальник управления планирования объединенного комитета начальников штабов, некоторые другие высокопоставленные военные. Другая группировка — выжидать. В публичных выступлениях они за всестороннюю помощь России, включая военную, на деле - пусть Германия и Россия изматывают свои силы и когда измотают - диктовать им свои условия. Лидером второй группировки был Черчилль, хотя он и выступил на радостях, что Англия спасена, 22 июня вечером по лондонскому радио, заявив, что «...мы окажем России и русскому народу помощь, какую только сможем...»

А то, что было на деле, В Фалин оценивает так: «...в самый ответственный, без преувеличения - критический период Второй мировой войны СССР один сражался против совокупной мощи нацистской коалиции, мобилизовавшей потенции и ресурсы большей части Европы, не имея реальной помощи демократии и без твердой уверенности в том, что такая помощь вообще когда-либо придет».

Политическому противостоянию обозначенных группировок автор книги посвятил много интересных страниц. В них все информативно, во многом ново для обычного нашего читателя. Но иное мнение складывается, как только Фалин в очередной раз касается сугубо военно-исторических вопросов. Например, о битве за Москву он пишет так на стр. 302: «...по количеству задействованных в ней с обеих сторон войск и боевой техники она уступает лишь сражению на Курской дуге».

Сравнение с Курской битвой здесь совершенно несостоятельно. Оборона Москвы в начале октября 1941 года начиналась очень малыми силами. К этому времени немцам удалось окружить пять армии наших Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы и дне армии брянского фронта в районе Брянска, после чего дороги на Москву с юга, юго-запада, с запада и северо-запада оказались фактически открытыми. На пути прорвавшейся в Орел 2-й танковой группы Гудериана встали лишь отдельные случайные части, поднятые по тревоге. Только через сутки начала выгружаться в Мценске отдельная танковая бригада М.Е. Катукова, затем стали прибывать другие части [50].

На западе от Москвы пути врагу стал закрывать выходящий из окружения со своим штабом К. К. Рокоссовский, собирая под свое командование случайные части и подразделения, тоже выходящие из окружения. [21] Подобное положение было в начале октября и на северо-западе от Москвы. Лишь через неделю под Москву стали перебрасываться резервные части и дивизии из ближайших мест дислокации, затем стали прибывать полнокровные дивизии с Дальнего Востока. Но танков при обороне Москвы было невообразимо мало: к началу контрнаступления под Москвой на Западном фронте было сосредоточено всего около 700 танков, в оборонительных боях под Москвой их было еще меньше. На Курской дуге было танков почти в 10 раз больше.

Последние четыре главы книги Фалин посвящает подробному анализу собственно истории второго фронта в Европе. Сталин впервые поставил вопрос о необходимости организации второго фронта в Западной Европе в послании Черчиллю 28 июля 1941 года. Публично о необходимости второго фронта Сталин сказал на торжественном заседании, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции 6 ноября 1941 г. С тех пор этот вопрос был в центре внимания политиков и дипломатов СССР, Англии и США.



Идея открытия второго фронта нашла понимание не только в широких кругах общественности Англии, находившейся не один год под угрозой военного вторжения немцев на острова, испытавшей ужас немецких бомбардировок, но и в высших военных кругах. Эту идею с пониманием встретили и определенные военные круги в США. Представители высшего военного командования и Великобритании и США твердо придерживались в конце 1941 г. мнения о необходимости открытия второго фронта в Европе в 1942 голу. Видимо, с учетом имевшейся информации о планах гитлеровцев на 1942 британский комитет начальников штабов 10 марта 1942 г, рассмотрел доклад, в котором отмечалось: «Помимо поставок предметов снабжении, мы не оказываем никакой помощи Советскому Союзу. Нашим величайшим вкладом к дело разгрома Германии было бы создание серьезного отвлекающего фактора ни Западе, способного сорвать планы немецкого командования и вынудить его перебросить часть сил с советского фронта на Запад. Нехватка транспортных средств исключает возможность осуществления такого плана где- либо, за исключением района Ла-Манша».

Близкий план был подготовлен Эйзенхауэром. Но вопрос решали в конце концов не военные, а политики. В конце 1941 г. Черчилль уже не исключал, что война с Германией может закончиться в 1942 году. Г. Гопкинс, личный представитель Рузвельта, в начале 1942 г. давал такую оценку сложившейся военной ситуации: «Вполне возможно, что русские разгромят немцев в следующем году».

Фалин четко показывает: основным противником открытия второго фронта в Европе в 1942 - 1943 годах был Черчилль со своими единомышленниками, державшими под своим нажимом и Рузвельта. Черчилль, используя разногласия среди политиков как в Англии, так и в США, сумел активно противодействовать открытию второго фронта в Европе в 1942 г. Он убедил в своей политике и Рузвельта. Рузвельт же неустанно стремился использовать складывающиеся обстоятельства, расширить свою геополитическую гегемонию, в том числе за счет Великобритании и Франции. В ущерб открытию второго фронта в Европе и в 1942, и в 1943 годах.

Так или иначе, факт остаемся фактом: в критический период для судьбы нашей страны, летом 1942-го, когда немецкая армии быстрыми темпами продвигалась к Волге и на Кавказ, союзник не оказали никакой существенной помощи СССР, уклонились от открытия второго фронта в 1942 г., сократили до минимума поставки оружии м боеприпасов. Под видом подготовки к открытию второго фронта. Общественность и искренних сторонников оказать военную помощь русским ввести в заблуждение было легко - англо - американские военные штабы неустанно разрабатывали различные варианты открытия второго фронта и на севере Франции, и в Италии, и в Африке, и в Норвегии.

30 июля 1942 года Рузвельт, к удовольствию Черчилля и вопреки мнению американского комитета начальников штабов, принимает решение осуществлять план «Торч» — высадку американских и английских войск в Северной Африке. Он назвал свое решение «поворотным пунктом во всей войне». После принятия Рузвельтом этого решения многим политикам стало очевидным: второй фронт в Европе не будет открыт ни в 1942 году, ни в 1943-м.

Фалин сообщает: «Эйзенхауэр назвал день, когда Рузвельт принял решение о высадке в Северной Африке «самым мрачным днем в истории». И добавил свою оценку произошедшего: « если можно говорить о «поворотном пункте», то не в войне вообще, а в войне, которую вели Англия и США. Касательно западных держа перемены были глубокими и долговременными. Они способствовали тому, что мировая война приобрела еще более кровопролитный, разрушительный и затяжной характер. Агрессорам жаловали два года на продолжение разбоя...».