Кастрюлька с неприятностями

— Я за тобой заеду, — сказал он. — Одна не ходи.

— Ну, раз он уже труп, то мне точно спешить некуда.

Я успела одеться и сварить кофе, когда входная сигналка сообщила мне, что майор здесь.

Тело было… убедительно мертвым. Никак не мог оказаться живым человек, грудь которого была насквозь пробита металлической трубой, из каких строят леса. Меня замутило, и я отвернулась. Как бы ни был мне несимпатичен Ханкрай, такого я ему точно не желала.

— Похоже, он упал с лесов и напоролся на трубу, — предположил Норберт.

— Ага, чисто случайно, и восемь раз подряд, — пробормотала я, и поплотнее закуталась в плащ. И чего я сюда притащилась? Сидела бы дома, под теплым одеялом.

— Не похоже, — Дэн проигнорировал мой бубнеж, и отвечал Норберту. — У него разбит затылок, а если он упал так, как лежит, затылок вообще не должен был пострадать. Я думаю, его ударили по голове, и не очень умело сымитировали несчастный случай.

— Вот когда пожалеешь о том, что некромантия у нас запрещена законодательно… — вздохнул Норберт. — Погодите-ка, а где наш призрак?

Делиньяк материализовался рядом с Норбертом и без сожаления посмотрел на тело.

— Я здесь, разумеется.

— Маркиз, вы что-нибудь видели? Что здесь происходило?

— Видел, конечно. Но, боюсь, это ничего не даст. Двое рабочих сидели вот здесь, — он показал на ступени лестницы, — и разговаривали. Я, признаться, не очень их одного от другого отличаю, в мое время орков в Люнденвике не было. А в этой бригаде больше половины таких, орки и полуорки. Потом один из них отвернулся, самокрутку раскуривал, а второй подобрал трубу, ну, и… Все так, как вы, майор, и описали. Потом он спрыгнул с лесов и ушел через калитку.

— Интересно, а что рабочие делали здесь ночью? — спросила я. — Они заканчивают в шесть, потом слишком темно для наружных работ.

— Интересно. И об этом тоже спросим прораба, — ответил Дэн.

— Бессмысленно. Прораб скажет, что ничего не знает, а все рабочие будут делать вид, что не говорят на всеобщем. Да, кстати! Этот Ханкрай вчера и позавчера все крутился возле черного хода. То ли замок разглядывал, то ли что…

— Придется менять бригаду, — вздохнул Норберт.

— Давай не будем рисковать, а? — попросила я. — Давай я в понедельник расспрошу в банке, может, в Люнденвике есть их, подгорная бригада рабочих? Дороже, конечно, будет, но уж от гномов-то точно можно не ждать неожиданностей?

Вопрос отслеживания финансовых операций я хотела обсудить с Вальдруном. В конце концов, кому знать все о деньгах, если не генеральному инспектору казначейства его величества? Главное, чтобы этот самый инспектор появился, наконец, в поле зрения.

Инспектор не подвел, и тем же вечером на экране моего коммуникатора я увидела его лицо. На сей раз он явно успел отдохнуть после приезда, и выглядел так, что я аж застонала мысленно.

— Когда ты освободишься? — спросил он.

— Вообще я обычно ухожу часа в три ночи…

— О, нет, столько я не вытерплю!

— Но сегодня, ради твоего возвращения, уйду пораньше. Ты сможешь меня встретить около полуночи?

— Дорогая, — засмеялся он — Вообще-то я уже в зале и жду тебя здесь!

Глава 31

— Деньги всегда оставляют следы, — Джек был чертовски убедителен. — Даже если счет заведен на липовое имя и по фальшивым документам, а деньги туда поступают через пять промежуточных пунктов — все равно. Любые деньги оставляют следы. Просто нужно уметь их искать.

Он сделал глоток копченой ячменной аквавиты, вытянул ноги к камину и сунул в рот рулетик из бекона с черносливом.

— Ты умеешь? — спросила я, в точности повторяя его действия.

— Умею. Думаю, что я умею это очень хорошо. Что бы ты хотела, чтобы я нашел? Потому что за такой ужин я готов буду найти даже компромат на своего непосредственного начальника.

Я понимающе хмыкнула.

Непосредственный начальником графа Вальдруна, то есть, главой казначейства, был герцог Уоллас, кузен его величества, имевший только две привязанности — деньги и большие деньги. При этом, как говорили, его невозможно было подкупить, потому что уже несколько сот лет герцогство Уоллас являлось самым большим землевладением в Бритвальде, и были герцоги богаче самого короля. Прозвище герцога было Костяная Рука; он был много лет женат на первой красавице двора, полуэльфийке, и их трое детей заслуженно пользовались любовью и уважением ровесников.

Так что компромата на него в природе не существовало.

— Мне нужно найти историю платежей одной дамы, пакостившей «Оленьему рогу» и срочно уехавшей в Спанью.

— Хм. Спанья. Старые семьи финансистов и старые банки с традициями.

— А что, у нас по-другому?

— У нас банковские дела ведут гномы в первую очередь. А в Спанье все финансовые потоки в руках трех больших аристократических семей — Сели, Медина и Вальдепеньяс. И они даже счет не откроют выскочке ниоткуда.

— Несмотря на то, что такого выскочку не выдадут соседям, даже по самым серьезным обвинениям?

— Именно. То есть, уехать в Спанью легко, но вот жить там чужаку весьма затруднительно.

— А она не могла вести дела через какую-то другую страну? Ну, не знаю, где там у нас налоговый рай? Аллигаторовы острова?

— Следы остаются всегда. — Он выпрямился. Сейчас это был совсем другой человек, не тот, кто так нежно меня целовал всего полчаса назад. Жестокий, пожалуй, даже страшноватый. Я бы не хотела с таким столкнуться на его поле. — Дай мне данные.

— Вот, — я протянула свой коммуникатор, куда Дэн загрузил всю имеющуюся у нас информацию в баронессе Макмердок.

— Ага, — Джек посмотрел на фотографию. — Я ее видел, она какое-то время крутилась при дворе. Но ее величество была недовольна этой дамой — не помню уже, то ли она как-то некрасиво развелась, то ли еще какие-то интриги… А тебе чем она мешает?

Я рассказала ему некоторые подробности истории, начавшейся с отравленного бульона, упомянула и о юной внучке мага, накачанной наркотиком.

— Вот дрянь! Значит, раньше она играла под аристократку, а теперь махнула рукой? А что она хочет от ресторана?

— Не знаю. Я пока не понимаю, чего она добивается. У меня такое впечатление, что это какая-то история из прошлого Норберта Редфилда, но он не говорит. Или просто не догадывается.

— Ну что ж, — резюмировал Вальдрун. — Будем искать. Уже сегодня.

Он посмотрел на часы и спросил:

— Ты не будешь возражать, если я останусь?

Конечно, я не была против — если человек предпочитает мой дом своему фамильному особняку, битком набитому слугами, то кто я такая, чтобы возражать?

Но вот с графиком работы нужно что-то придумывать, если наш роман еще продлится… Наверное, на десятом году совместной жизни можно спокойно отнестись к тому, что ты приходишь домой после работы в три часа ночи, а твой партнер должен в восемь утра встать, но на второй неделе романа это как-то… ущемляет возможности!

Слишком много нитей, думала я, растирая в ступке шамбалу. Слишком много направлений — отравления, убитый рабочий, проникновение в ресторан, убийство уборщицы, лакей этот… А главное, что я не могу нарисовать картинку, как все оно связано.

Картинку… а это мысль!

Итак, пока что в центре рисуем кружок побольше — баронесса Макмердок. Джулия Макмердок. Тридцать пять лет, фамилию получила в последнем браке — не то третьем, не то четвертом. Я не знаю ее лично, но я слышала, как она разговаривает, и почувствовала, как она действует. Жестока, хитра, умеренно осторожна и начисто лишена совести.

От нее ведем линию к кружочку поменьше — Бенсон. Лакей. Пешка. Но пешка опасная и тоже абсолютно бессовестная.

Еще одна линия, пунктирная, и еще один маленький кружок — Ханкрай. О нем мы не знаем ничего, ну, или почти ничего.

Кружок — неизвестный, который пробирался в нашу кухню.

Кружок — маг-некромант, мы не знаем был ли он связан с баронессой, но начались события одновременно.

Господин Ландорсэль, наш несостоявшийся шеф-повар.