Страница 11 из 12
Финальное объяснение заставляло колотиться девчоночьи сердца, когда книга еще только читалась. Колотились оные сердца и теперь.
– Пошто я бёг от вас? – декламировала Машка-Пересвет. – Чего искал в подлунной? Ведь вы – мой идеал, я не могу без вас.
А плачущая от счастья Ива-Зоренька молча обнимала суженого за шею.
Она и сама не заметила, когда утонула в изумрудном тумане.
Резануло грудь. Потом туман превратился в нечто плотное и холодное, и она забарахталась в этом холоде, то выныривая на поверхность, то вновь погружаясь во враждебную плоть. Она слишком поздно поняла, что вокруг вода – намокший подол сарафана уже обмотался вокруг головы. Сердце рвалось из груди, его удары становились все громче и громче, и после очередного вдоха, когда холод хлынул в грудь, она завопила от ужаса…
Перепуганная Машка позвала на помощь.
Иву, которую бесперечь била лихоманка, отправили под надзор к приютской лекарице, а признавшуюся в «баловстве» Машку даже не наказали.
Ива не поведала лекарице о тумане, и та – не найдя «отклонений в состоянии девочки», но, порядка ради, продержав ее два дня в постели – была вынуждена отпустить больную подобру-поздорову.
Никто столь не радовался возвращению Ивы, сколь Машка…
А через седмицу Мария Укропова при так и невыясненных обстоятельствах утонула в Вятке.
Ее тело нашли через пять дней ниже по течению. Вокруг головы девочки обмотался подол сарафана.
Впредь ходить на реку в сарафанах воспитанницам приюта было строжайше запрещено.
Марию похоронили.
Безутешная Ива тем же вечером рассказала матери Надежде, что она испытала в той игре с мертвой ныне подружкой.
Мать Надежда, как могла, успокоила девочку.
Но еще через седмицу поезд вез мать Надежду и Иву в Новгород.
– Мы едем к матери Наталье, – сказала мать Надежда.
А Иве было плевать на сию новость – гораздо важнее всяких там наталий оказалось то, что рядом с нею не сидела Машка. Это переполняло девчоночью душу невыносимой печалью.
Предводительница Ордена дочерей Додолы оказалась высокой женщиной с грустными очами и добрым голосом.
Она встретилась с малолетней гостьей в первый же вечер. Поинтересовалась успехами воспитанницы в учебе. А потом попросила мать Надежду оставить ее с Ивой наедине.
Едва мать Надежда удалилась, предводительница сказала:
– Поведайте мне, сестрица, о вашей игре с девочкой, которая позже утонула в реке. Она ведь была ваша подружка?
– Она была моя подружка, – откликнулась Ива. И поведала.
Мать Наталья выслушала ее очень внимательно. А выслушав, надолго задумалась.
– Вы ведь учились допрежь у колдуньи? – спросила она наконец.
– Да. У бабы Любы.
– И чему она вас научила?
Ива рассказала.
Мать Наталья позвонила в колокольчик.
– Пришлите ко мне сестру Рогнеду, – сказала она появившейся на пороге девице.
Через несколько минут вошла еще одна девица.
– Звали, мать Наталья?
– Покажите-ка, милка, вашу рану.
Сестра Рогнеда приблизилась, подняла забинтованную шуйцу, размотала бинт. У основания большого перста зиял глубокий порез. Видимо, от кухонного ножа…
– А вы, сестрица, покажите свое умение.
Заговаривать раны Ива научилась давно. Заговор был первым, во что посвятила ее баба Люба.
Через пять минут стремительно затягивающийся порез сестры Рогнеды уже покрылся молодой розовой кожицей. А еще через пять минут на его месте остался лишь небольшой белый шрам.
Мать Наталья некоторое время цокала языком, осматривая былую рану.
– Вы свободны, сестра Рогнеда. Заутра можете приступать к обычным хозяйственным работам.
Девица подобрала окровавленный бинт и скрылась за дверью.
Мать Наталья повернулась к Иве:
– Вас ведь не водили к чародею, сестрица?
– Нет. Мама не успела, а баба Люба сказала, что от чародея проку не будет. Что она обучит меня ведовству лучше всяких чародеев. – Ива вдруг захлюпала носом. – А потом взяла да умерла…
Мать Наталья встала, вышла из-за стола, прижала к груди Ивину головку.
– Ну-ну, не плачьте, милка. У нас вам будет всяко не хуже, чем у бабы Любы. Будете жить в обители Ордена…
В сердце Ивы хлынула полноводная благодарность.
И сама не ведая почему, девочка рассказала предводительнице о том, что произошло за седмицу до смерти родителей.
Утром на следующий день мать Надежда уехала назад, в Вятку, без своей воспитанницы.
А предводительница пришла в Ивину каморку.
– Как вам тут, дитя мое? Не слишком одиноко?
Ива вскочила со стула:
– Спасибо, мать Наталья. Все справно.
Все и вправду было справно, несмотря на отъезд матери Надежды.
За прошедший вечер к Иве забежало несколько сестер – излеченная сестра Рогнеда успела разболтать о гостье по всей обители. И к ночи у Ивы было уже несколько подруг, готовых ради нее на все. Так, по крайней мере, уверяли излеченные.
В общем, одиночеством здесь и не пахло.
– Чем бы вы, Ивушка, хотели заняться?
Этот вопрос ныне уже не вызывал у Ивы никаких проблем.
– Я хочу лечить людей.
– Хорошо, милка. Самое для вас дело! Вы будете работать в нашей больнице. Мы лечим не только своих сестер, но и всех бедняков в округе. Не у каждого из новгородцев есть деньги на личного врача.
– Спасибо!
– Это еще не все, – продолжала мать Наталья. – У меня есть знакомая ведьма. Я договорилась. Вы будете продолжать обучение у нее. Ведь учебники Колдовской Дружины нам, увы, недоступны.
– А почему? – спросила Ива.
Мать Наталья усмехнулась:
– Наверное, чародеи боятся, что мы можем оказаться сильнее. – Она помолчала. – А впрочем, вам пора знать правду. К сожалению, Талант женщин от их взаимоотношений с мужчинами умирает.
– Ввек не буду иметь взаимоотношений с мужчинами, – выпалила Ива.
– Вы хотите стать ведьмой?
– Да! Очень хочу!
– Что ж, я помогу вам. И пусть вы не станете ведьмой… В любом случае, из вас получится хорошая лекарица.
– Я стану ведьмой! – Ива упрямо наклонила голову. – Обязательно стану!
– Хорошо, хорошо… – Мать Наталья улыбнулась доброй улыбкой. – А теперь расскажите, в какой именно момент у вас возникали те… видения, о которых вы мне поведали. Что вы делали?
– Обнимала маму. И Машку тоже. А они меня целовали.
– Меня можете обнять?
– Знамо дело, могу.
– Давайте.
Мать Наталья одарила Иву поцелуем, а та обняла предводительницу за шею.
Изумрудный туман не появился.
– Ничего?
– Ничего, – сказала Ива.
Мать Наталья надолго задумалась. А потом спросила:
– Что происходило еще? Вы что-нибудь ощущали?
Иве эти расспросы вдруг надоели.
– Ничего я не ощущала!.. Просто я… Просто я любила их. И маму, и Машку. Очень любила!
Мать Наталья тяжело вздохнула.
А Ива неведомо почему сказала:
– Я и вас полюблю! Вот увидите!
Предводительница снова улыбнулась, но теперь улыбка казалась грустной. Словно мать Наталья жалела о чем-то…
– Хорошо, милка! Учитесь на здоровье. Я никому не дам вас в обиду!
Ива полюбила предводительницу не вдруг.
Нет, мать Наталья очень хорошо относилась к девочке. Но что-то между ними стояло, и это что-то находилось внутри самой Ивы. То ей вдруг приходило в голову, что ее любовь к предводительнице не понравилась бы маме, той маме, настоящей, сгоревшей в пламени зимнего пожара. Или начинало казаться, что за вниманием предводительницы скрывается какая-то игра, притворство какое-то. Как у самой Ивы, когда она уверяла настоящую маму, будто ей нравится смотреть, как та печет папе пирожки. Она знала, что маме понравятся сии слова – потому и говорила… Хотя с гораздо большим бы удовольствием сбежала на любимый луг, к своим божьим коровкам.
Вот и предводительница говорила Иве слова, которые должны были понравиться девочке, но что думала мать Наталья на самом деле…