Город Улыбок

Я прислоняю глаз к небольшому сенсорному экрану, и сканер считывает рисунок сетчатки. Компьютерный голос говорит: "Кевин Пароуз, городской священник, доступ разрешен".

- Кевин, как ты долго! Я так счастлива видеть тебя! - Молодая красивая девушка встречает меня прямо на входе в мою квартиру. - Детишки тоже рады.

- Заткнись! - Ору я, захлопывая за собой дверь.

- Дорогой, что-то случилось? Если ты не улыбнешься, коэффициент счастья...

Она прерывает свою речь, ведь мой плотно сжатый кулак прилетает ей в челюсть. Женщина падает на пол.

- Кевин! Я так рада...

Я срываюсь, я наношу ей удар за ударом, снова и снова, пока из ее глаз не начинают торчать механические волокна, а через сплющенное лицо не будет видно системную плату.

- Кевииин... яяяя....таааак....раааадааааа...

Я наношу еще несколько ударов, и поломанная голосовая плата замолкает навсегда. Я разрываю блузку на ее груди, срываю юбку, трусики. Ее тело почти такое же, как у настоящей женщины и пахнет так же. А самое главное преимущество моей жены-гиноида это то, что она всегда безотказна и с ней можно делать все, что угодно. Я насилую ее все быстрее и быстрее, стараясь не смотреть на ее расплющенную голову. Двое деток-андроидов, мальчик и девочка, никак не реагируют на то, что я только что сломал их мать, а сейчас трахаю на их глазах. Точнее реагируют, но, так же, как и всегда, они широко улыбаются.

Сейчас мне их улыбки невыносимы, они словно болезненные ожоги для моей души.

- Прочь! Пошли прочь! - Ору я, но два этих глупых маленьких робота продолжают стоять и улыбаться.

Я испытываю оргазм. Вскакиваю на ноги, и, не одевая штанов, хватаю железную вешалку для одежды, стоящую у двери. Я наношу удары по каждому из этих улыбающихся уродцев, бью и бью, пока их лица не превращаются в такую же бесформенную массу, как и лицо их мамочки.

Потом я просто выбрасываю всех троих в чулан. И они один за другим, скатываются по ступенькам. Они уже моя восьмая семья роботов, так что им там не будет скучно. Там кладбище моей суррогатной любви, моих кукольных семейств, памятник моей попытке играть в нормальность, быть как все.

Черт, я снова сорвался, я чувствую, что антидепрессанты уже не помогут, но все же достаю из баночки, что в кармане, парочку этих чертовых таблеток и глотаю это дерьмо. Конечно, это уже не поможет. Может попытаться достать наркотики, правда, это незаконно, легальна только марихуана, но я бы предпочел героин. У мафии наверняка есть, может попытаться сделать заказ? Эх, а все из-за него, чертов клоун. Почему он встретился мне вчера вечером? Все пошло наперекосяк, хотя все уже давно пошло наперекосяк.

Если я сейчас позвоню в полицию и скажу, что изнасиловал и убил свою жену гиноида, а потом изуродовал деток андроидов, они лишь посмеются и пожелают мне хорошего вечера. Да еще посоветуют, в каком магазине лучше заказать новых. Такие правила в этом городе. Если навредишь другому человеку, наказание будет жестоким, вплоть до смертной казни. Но со своими игрушками ты можешь делать все, что угодно. Но только не публично, а у себя дома. Интересно, как бы отреагировали мои прихожане, если бы узнали, что их любимый наставник, изнасиловал и убил свою женушку. Скорее всего, меня никто бы даже не осудил, кому какое дело, кто как развлекается со своими куклами.

- Лайла, загрузи текстуры готического особняка, - крикнул я.

- Должна вас предупредить, - ответил милый женский голос, - что эта текстура находится в списке нежелательных текстур Бюро Нравственности, а значит ее использование может...

- Заткнись и выполняй! - Проорал я. - А то повторишь судьбу тех кукол!

- Слушаюсь!

Обои и стены комнаты стали размытыми, мгновение и картинка сменилась, она становилась все четче, и вот я уже стою в комнате с приглушенным освещением. В углу - красивый старинный камин, внутри которого потрескивают горящие поленья, на стенах - сюрреалистические портреты, мебель - массивная и резная, возле окна появляется мягкое кресло. Ну вот, я в старинном особняке, где-то на окраине викторианского Лондона. И весь этот чертов Город Улыбок был просто кошмарным нелепым сном.

Я иду на кухню к большому серебристому холодильнику. Достаю все ингредиенты для ужина и помещаю их в рабочую зону "техноповара". Ввожу команды на сенсорной панели управления. Ужин будет готов через двадцать минут. А пока можно и выпить. Я наливаю себе виски, беру кусок буженины. Автоматическая мясорезка за секунду подает мне тарелку готовой нарезки, идеально ровные тонкие кусочки - отличная закуска. Я еще раз заглядываю в холодильник, в отдельных камерах с блестящими панелями управления лежат сотни разных деликатесов, хранящиеся каждый в своем температурном режиме. Здесь столько еды, что можно месяц не голодать, а с новыми технологиями заморозки, она может стоять здесь хоть сто лет, и быть все еще пригодной к употреблению.

В голове всплывает давно забытое воспоминание. Грязный старый холодильник, в котором нет почти ничего съедобного, маленький мальчик в засаленной и местами рваной одежде бежит к матери.

- Мама, мама, я хочу кушать! Мамочка, почему ты плачешь?

Еще молодая, но уже изнуренная тяжелой работой и бедностью женщина, вытирает слезы.

- Сынок, просто мне нечем тебя накормить. Вот придет папа со смены, он принесет покушать.

Мальчик знает, что так и будет. Его папа не такой как у остальных, он не пьет, не бьет маму, и всегда приносит покушать. Мальчик знает, что папа приносит свой пай, который дают работникам, что он сам недоедает, но любой ценой старается накормить своего сына.

- Кевин, иди сюда! Давай еще повторим эти буквы.

- Но мам, я не могу учиться, когда так хочется кушать.

- Ты должен сынок, - мальчик увидел, как его мама пытается сдержать рыдание.

- Не надо мамочка, я выучу все, я буду лучшим, я вырвусь отсюда, как ты и мечтала, и потом я расскажу тебе о сияющем Рондо, о месте, где все всегда улыбаются, и где всегда много еды.

Я заметил, как капли падают на пол, одна, вторая, третья. Я не верил своим глазам. Слезы, это были мои слезы. За все годы пребывания в Рондо я плакал второй раз. Первый раз был тогда, когда я пытался передать родителям деньги и еду. Но меня поймали. Гражданам Рондо строго настрого запрещалось помогать "неблагополучным" жителям второго и третьего кольца. Когда я смотрел, как охранники топчут приготовленную для родителей еду, как скармливают ее собакам, пока где-то там за периметром мои родители и маленькая сестра голодают, тогда я впервые заплакал в Городе Улыбок. За это меня избили и продержали две недели в карцере. Мне пригрозили, что если я попытаюсь провернуть такое во второй раз, меня ждет суровое наказание, вплоть до строжайшей меры - смертной казни. И я, подавленный страхом, больше никогда не пытался помочь семье. Но я и не плакал, больше никогда не плакал.

Родители, они знали, что прощаются со мной навсегда, когда меня, как лучшего ученика школы, забрали в Рондо. Они знали, что я не смогу им помогать, но они сделали так потому, что любили меня, потому что хотели, чтобы хотя бы я пожил полноценной жизнью. И я больше никогда не рисковал, чтобы их жертва не была напрасной. Я наслаждался всеми благами жизни, наслаждаясь ними за нас всех, подавляя в себе боль от осознания того, что не смогу разделить это с теми, кого так люблю.

- Вы плачете? Простите, я вынуждена буду сообщить об этом...

- Нет Лайла, - сказал я, аккуратно вытирая слезы, - пролил немного виски. Я такой растяпа. Свяжи меня с Марком.

- Простой звонок, видео связь, голографический контакт?

- Простой звонок, ни его мерзкой рожи, ни тем более голограммы мне здесь не нужно.

- Слушаюсь, соединяю.

По комнате пошли длинные гудки, после чего я услышал знакомый голос:

- Привет, Кевин! Как дела?

- Марк, - ответил я, садясь в кресло, - мне нужны новые куклы!

- Кевин, ты серьезно? Ты сломал восемь за последний год, восемь, Кевин! Это не шутки! Я не смогу тебя постоянно покрывать! Кто-то из Бюро рано или поздно пронюхает, что ты не уравновешен, у тебя заберут работу, а тебе назначат принудительную реабилитацию. Ты бы может сам подлечился? От этого ведь еще никто не умирал!

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.