Бухта Бо [СИ]

— Рассчитаемся по–другому, — Бо кивнул на лежащих раненых. — Распорядитесь, пусть Ваши плотники сделают для раненых навес от дождя и солнца.

— Вы святой человек, дон Бо, — воскликнул Сантьяго. — Что–нибудь ещё?

— Ещё необходимо предать мёртвых земле. Тут, кстати, есть ещё пара покойников, — Бо указал на чёрное пятно костра вдалеке.

— Кажется, я начинаю понимать, док! — воскликнул капитан. — Ты решил основать госпиталь для несчастных моряков. Больница Святого Бо! Клянусь, что в следующий раз я прибуду сюда с карманами полными золота.

— Кстати, — добавил он, помедлив, — надеюсь те двое, что нашли свой конец в пламени, были нехорошими людьми?

— Это мои пациенты, — ответил Бо. — Просто, они слишком запустили свою болезнь.

— Плотники! — рявкнул Сантьяго. — Собирайте всех, кто стоит на ногах.

— Через три дня «Гейм», желтея заплатками по борту, покинул Обезьянью Бухту, — улыбнулся воспоминаниям Папаша Бо. — Ушёл, оставив мне сколоченный из обломков досок, барак, в котором лежали трое раненых. Пираты, не занятые в починке судна, основательно пополнили мои запасы провизии. — Бо вздохнул, — а, на очищенном от зарослей куске джунглей появилось небольшое кладбище, которому, со временем, предстояло разрастись.

Больше всего хлопот доставлял моряк со сломанной челюстью. Бо, понимая, что операция ему не по силам, крепко–накрепко перевязал бедняге подбородок и запретил двигаться. Затем, разведя ром водой, мелко выжал туда несколько ягод моринды.

— В этой штуке, — он вложил в руки раненого кружку с лекарством, — твоя надежда на спасение. Пей и помалкивай. Глядишь, через пару недель сможешь болтать не хуже прежнего.

— Я бы не рассчитывал на это, док, — ухмыльнулся один из раненых. — Парень–то немой.

Хосе.

Хосе не был немым. Просто на северном побережье Эспаньолы, где он родился, не уважали болтунов. Занятые в основном контрабандой, островитяне строили свои дома далеко друг от друга и не жаловали гостей. Время от времени в прибрежных водах бросал якорь пиратский корабль и тогда отец Хосе исчезал на несколько месяцев, оставляя сына с дедом. Возвращался он всегда в новой одежде и с подарками. Подмигивал маленькому Хосе и дарил серебряный подсвечник, перламутровую табакерку или золотой зуб. Мальчик молча обнимал его и уносил подарок в свою комнату. Ночью, лёжа на кровати, Хосе любовался сокровищами и мечтал, что однажды отец возьмёт его с собой. На загадочные острова, где на прибрежном песке сверкают жемчужные ожерелья и золотые монеты.

— Зачем люди возвращаются оттуда? — недоумевал он. — Уж я‑то, наверняка, останусь там навсегда.

Однажды отец не вернулся. Дед одел Хосе в лучшее платье, запряг осла и отвёз мальчика в монастырь. Там монахи рассказывали ему о Боге и пытались учить грамоте. Поняв же, что ни то, ни другое Хосе не интересует, они приставили мальчика к огороду. Там он познакомился с седым одноногим послушником. Тот, привыкший к одиночеству, долгое время избегал Хосе, однако, со временем, привык к мальчику. Поняв, что его новый знакомец не болтун, старик полюбил предаваться воспоминаниям о своей бурной жизни. Слушая его, Хосе, наконец, узнал, куда уплывал его отец.

— Ты крепкий парень, — подмигивал старик. — Неужели тебе не осточертело копаться в навозе? Будь у меня пара ног, клянусь небом, я бы ещё погулял по морю с лихими приятелями.

Хосе пожимал плечами и ждал. Однажды он заговорил, немало напугав одноногого.

— Куда мне отправиться, что бы добыть много красивых вещей? — слова давались Хосе с трудом.

— На Тортугу, сынок, — ответил тот. — Найди там капитана Сантьяго. Скажешь, что знаком с Седым Джоном, который ручается за тебя.

Старик отвёл Хосе в свою келью, приподнял каменную плиту на полу и достал из тайника горсть золотых монет.

— Мне они ни к чему, — протянул он деньги. И перекрестил Хосе.

В ту же ночь юный послушник бежал из монастыря.

— Так, старый чёрт ещё жив? — удивился капитан Сантьяго, когда Хосе подошёл к нему в таверне. — Что же, приятель, считай себя членом команды. Хотя дела у нас сейчас идут неважно, возможно ты принесёшь нам удачу и новый корабль.

Сейчас, лёжа под звёздным небом Обезьяньей бухты, Хосе пил горькое снадобье доктора Бо, и ждал, когда вернётся капитан Сантьяго.

— Моряки, привыкшие в море экономить каждый глоток пресной воды и питающиеся солониной, да галетами, у меня быстро шли на поправку, — продолжил Папаша Бо. — Один из них, потерявший столько крови, что сначала смахивал на покойника, спустя неделю, уже смог самостоятельно вставать. А через две — начал готовить обеды для нашей маленькой колонии. Клянусь, сэр, что у этого рыжебородого был особый талант к кулинарии.

Рыжий Генри.

Мать Генри держала небольшую таверну в бристольском порту. Согласно семейной легенде, заведение переходило от родителей к детям ещё со времён Римской империи и носило гордое имя «Цезарь». Время от времени какой–нибудь бродячий художник, расплачиваясь за ужин, обновлял вывеску у двери, где был изображён лежащий на боку крупный мужчина в белой простыне. Портовый люд называл таверну «У мертвеца», однако захаживал туда с завидным постоянством.

Всё детство, сколько себя помнил Генри, он мыл столы и посыпал чистым песком пол. Мать стояла у плиты, разносила выпивку и любезничала с посетителями. Таверна не могла порадовать клиентов ничем кроме жареной рыбы, тушёной капусты и куриного бульона. Однако, моряки и грузчики, заходившие опрокинуть кружку эля, никогда не бывали в претензии.

Время от времени в комнате на втором этаже поселялся очередной мамин «дружок». Правда, задерживался он ненадолго, ровно до тех пор, пока он не понимал, что дармовой выпивки здесь не будет. Единственный, кто прожил с матерью и Генри несколько лет, был кок Анри, бежавший с французского военного корабля. Он то и взял на себя всю работу на кухне. Теперь от посетителей не стало отбою. Мать, даже отгородила часть зала «для джентльменов» и застилала там столы чистыми скатертями.

Анри неплохо относился к Генри, а, главное, заставил мать нанять в порту работницу для грязной работы.

— Garçon не должен мыть тарелка, — возмущённо жестикулировал Анри, — место мужчины здесь.

Учиться у него стряпать, было сплошным удовольствием и больше напоминало игру. Анри больше хвалил мальчика, чем требовал.

— Mon dieu! — выбегал он к посетителям с чашкой соуса. — Messieurs, все немедленно пробовать! Это есть колоссальный успех малыша Генри.

Увы, нет рая на земле. Анри, постоянно ревновал мать и принимался вполголоса браниться всякий раз, когда видел её кокетничающей с гостями. Особенно его бесило, когда кто–нибудь из зала для «джентльменов» похлопывал её или шептал на ухо любезности. Тогда, к вечеру Анри напивался и колотил мать.

Несчастье случилось, когда Генри уже исполнилось семнадцать. Вышедший из себя Анри схватил со стола нож для разделки мяса и ударил мать в грудь.

Генри, как настоящее дитя порта, принял единственно возможное решение. Собрал вещи француза, сунул ему в карман дневную выручку и вытолкал рыдающего Анри в ночь. Пришедшим наутро полицейским сказал, что на мать напали грабители.

Несколько дней Генри бесцельно слонялся по городу. Затем, решившись, сдал в аренду «Цезаря», нанялся на корабль юнгой и ушёл в море. Там, безропотно полгода драил палубу и терпел побои. Однажды, когда его судно грузилось какао на Ямайке, он повздорил с боцманом. Увернувшись от пудового кулака, Генри выхватил из–за пояса нож и неуловимым движением полоснул обидчика по горлу. Потом, перепугав команду, впервые за всю службу облегчённо рассмеялся и прыгнул с борта в море.