Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 42

— Выхожу на свою территорию.

Начинаю тянуть к своему краю, но высота мала, и я прекрасно понимаю, что едва ли мне удастся перепрыгнуть немецкие окопы. Гляжу на приборы. Скорость триста километров, высота же пятьсот метров. Как могу, использую и весь свой опыт и качества машины — экономлю высоту. Но она неумолимо падает. Немцы увидели меня. Радостно и злобно, как показалось мне, захлопали их зенитки. Для них я сейчас прекрасная цель. Еще несколько секунд, может минута-другая — и я буду сбит.

Надо не давать фашистам прицеливаться. Для этого требуется изменить направление полета. Но это приведет к значительной потере высоты, а до земли и так уж рукой подать.

Снаряды зениток рвутся в угрожающей близости. Я не хочу смотреть на землю. Непрерывно пытаюсь запустить мотор. Он молчит, а высота падает. Хорошо вижу вражеские позиции и немцев, которые палят в меня из пушек и даже автоматов. Прибор показывает, что до земли всего семьдесят пять метров.

Все! До своих не дотяну. Самолет коснется земли намного раньше, и я окажусь в лапах торжествующих врагов. Нет! Так легко вы меня не заполучите! Советский летчик и смерть свою делает победой над врагом. Я пристально рассматриваю немецкие укрепления. Зенитные батареи прекратили стрельбу. Там прекрасно видят, что я сажусь к ним прямо в руки.

Ищу себе цель для тарана — иного решения не может быть. Вон крупная противовоздушная батарея, окруженная большими штабелями ящиков со снарядами. Вот будет фейерверк! Сердце мое бьется так сильно, что, кажется, вот-вот разорвется. Как не хочется погибать! Направляю самолет на батарею, от которой, поняв, в чем дело, в панике бегут фашисты. Батарея приближается так быстро, что становятся хорошо видны и орудия, и ящики, и пустые гильзы на земле. Я невольно, автоматически, нажимаю на сектор газа — и здесь происходит то, что и до сих пор кажется мне чудом: мотор взревел с такой силой, что я оглох от этого звука и едва успел взять ручку на себя. Несусь низко над землей, в которую только что чуть не врезался. Мне даже кажется, что я почти коснулся стволов зенитной батареи. Гитлеровцы, высунувшиеся из окопов, чтобы посмотреть, как разобьется советский летчик, в панике прыгают в укрытия, а я проношусь над ними и боевым разворотом ухожу в облака. Фашисты шлют вдогонку снаряды, но это теперь бесполезная трата боеприпасов. Стреляйте, стреляйте!

Пробиваю облачность. Надо искать своих. Где они? Подо мной, как молочная пена, облака, сверху — голубая чаша неба. Восстанавливаю ориентировку и через несколько минут нахожу своих. Какая радость, какое счастье! Я ведь уже прощался с друзьями, с родными, с жизнью!

Сближаюсь с товарищами и иду рядом с Бродинским. Вижу, он с улыбкой кивает головой, а потом говорит по рации:

— Везет тебе, Вовка!

Так же сказал и «батя», когда мы вернулись на аэродром и доложили о случившемся...

...Проходят дни. Они приносят нам новые боевые успехи, но для меня — и новые огорчения и тревоги: все время болит правая нога. Но я не хочу показываться врачам, опасаясь, что меня отстранят от полетов. Нет, этого я допустить не могу! Мы все время идем вперед, как идет весна, — веселая, бурная. Весна 1945 года! Мы давно наносим удары по врагу с прекрасного аэродрома в Шяуляе на новых самолетах «Як-9у». Теперь боевой техники не только в избытке, но она и по своим качествам прекрасна. У самолетов изумительная маневренность, скорость. Мощность моторов просто сказочна. О таких машинах мы раньше даже и не мечтали!..

Бои идут за боями, по-прежнему большая нагрузка, но мы веселы, часто шутим, смеемся, нас радует весна, первые зеленые листочки, первая трава. Но наибольшую радость приносит, конечно, сознание, что наши войска день ото дня приближаются к Берлину.

Мечтая о скорой победе, мы деремся с каким-то особенным накалом, яростью и, я бы сказал, виртуозностью. Бьем немцев в воздухе, громим на земле, топим в море, когда они пытаются на судах прорваться к Либаве... И вот он пришел, этот светлый, великий день! Победа! Слава тебе, родная Коммунистическая партия, давшая нам силы преодолеть все трудности, все горести и одержать победу над лютым врагом!

На наших гимнастерках появляются новые ордена. Бродинский награжден третьим орденом Боевого Красного Знамени и орденом Великой Отечественной войны I степени, я — орденом Александра Невского; мне присвоено звание капитана...



Утро обычного учебного дня на высших офицерских летно-тактических курсах, слушателем которых являюсь и я. Сегодня 20 августа 1945 года. Надо сдавать зачеты по бомбометанию. Немного волнуюсь. Собираю конспекты и выхожу из комнаты, в которой живу вместе с Героем Советского Союза Николаем Бородиным. В дверях мне вручают телеграмму. Смотрю на адрес отправителя — Хабаровск! Опять от родных. А я до сих пор им не написал подробного письма о том, как участвовал в параде Победы, как был с товарищами на приеме в Кремле, где видел руководителей нашей великой партии и правительства. Хочу сунуть телеграмму в карман, но мелькает мысль, что в ней, возможно, сообщается о чем-нибудь важном. Вскрываю и читаю. Мать и сестра Галя поздравляют меня с присвоением мне звания Героя Советского Союза.

Смеюсь над их шуткой. Это они мне в отместку за долгое молчание! Мол, загордился, так на тебе! Показываю телеграмму и Николаю Бородину. Он тоже смеется: — Для них ты, конечно, герой!

Я махнул рукой и побежал в аудиторию. Едва успел — подошла моя очередь. Преподаватель по бомбометанию у нас строг, требователен. Я стою у доски с мелком в руках и, отвечая на вопросы, подкрепляю свои ответы схематическими чертежами. Вдруг в класс входит Николай Бородин и по всем правилам Устава, став в стойку «смирно», просит у преподавателя разрешения зачитать Указ Президиума Верховного Совета СССР.

Мы все с удивлением и любопытством смотрим на Николая. О чем может быть Указ?

Бородин торжественно читает. И вдруг я слышу свою фамилию, свое имя, отчество. Мне присвоено самое высокое в нашей стране звание — звание Героя Советского Союза!

Спасибо тебе, моя партия, спасибо, Родина!

Спустя много лет

На днях я получил письмо из Риги. Когда почтальон вручил мне конверт, я взглянул на адрес отправителя.

От Гуры! Степана Гуры!

Так вот он где — в Елгаве, на Балтике. Нетерпеливо разрываю конверт и читаю строчку за строчкой. И словно вижу перед собой стройного, подтянутого летчика с гордо-посаженной головой. Таким он был двадцать лет назад. Сейчас, наверное, густая седина покрыла его голову. Степан пишет, что он — секретарь городского комитета партии. Гура стал партийным работником после окончания службы в армии. Ее он оставил в звании полковника. «Ты, конечно, понимаешь, — пишет Гура, — что такое большое доверие надо оправдывать большой и только отличной работой».

Я уверен, что Степан Гура справится со своей новой и очень сложной работой. В этом же письме Степан высказывает волнующую мысль:

«Надо нам договориться с Армашовым и в день двадцатой годовщины Великой Победы советского народа над гитлеровской Германией встретиться, хотя бы у меня, всем однополчанам. Это была бы очень интересная встреча. Мы бы не только вспомнили «минувшие дни, как в битвах суровых сражались», — так, кажется, пишет поэт? Вспомним, конечно, и как сражались, и прежде всего вспомним товарищей, друзей, которые отдали свои жизни за нашу Родину! Посмотрим друг на друга и расскажем друг другу о себе, о том, что мы делаем сейчас, как несем свою мирную вахту. Надо в оставшееся время разыскать товарищей. У меня уже есть несколько адресов».

Степан пишет о нашем «бате», Петре Александровиче Армашове, который работает механиком на заводе в городе Острогоржске. По-прежнему служит в нашей родной Советской Армии Иван Козловский, у которого звание подполковника. Такое же звание у Виктора Бродинского, Дмитрия Хохрякова. Майором стал Алексей Симченко. Две звезды Героя Советского Союза украшают грудь полковника Александра Колдунова. Все они держат свои машины в боевой готовности. Они на страже нашего чистого неба!