Страница 1 из 8
Варвара Мадоши
Ad infinitum
— Стивен, обязательно выпей соку, ручаюсь, ты такого не пробовал, — Софи сноровисто отрезала угол тетрапака и налила сок в высокий стакан. — У вас в Дублине такой не продают.
— Прекраснейшим образом продают, и что такого в этом апельсиновом соке? — брюзгливо спросил Стивен, торопливо откусывая бутерброд с джемом. На улице солнце поднималось все выше и выше, отнимая неоценимые утренние часы, когда можно преодолеть большую часть пути в прохладе. — Положительно, Софи, эта забота о моем желудке… какое-то язычество, поклонение низменным потребностям…
— Доктор, а так говоришь, — покачала головой Софи и вернулась к раковине, в которой мыла посуду. Ее муж и сыновья поднялись и ушли еще до рассвета: как все здешние рыбаки, они выходили в море затемно. — Сок полезен. Даже в рекламе так говорят.
— У меня степень по этнографии, прошу заметить, — произнес Стивен. — Еще я занимался зоологией, но быть врачом в наше время?… Даже при том, что я не считаю себя человеком исключительной честности, ты бы знала обо всех этих фармацевтических махинациях… А при твоем уме верить рекламе, дорогая Софи, это умственная лень высшей пробы!
— Ну вот, опять вскипел, — заметила Софи. — Гляди, я собрала бутербродов с сыром, как ты любишь. Ты хотел сегодня дойти до Эшгрува, повидать того дедушку, которому двести восемьдесят лет… как там его, — Софи наморщила лоб, покуда ее руки, ловкие и даже все еще красивые, несмотря на пятнадцать лет замужества и троих сыновей (что в этих патриархальных краях означало никакой помощи по дому), расправлялись с последними чашками из-под кофе. — Как думаешь, мне все-таки удастся уговорить Джима на посудомоечную машину?
— По моему опыту, — произнес Стивен с некоторым ехидством, — нет такой глупости, на которую женщина не могла бы уговорить мужчину, а вот с вещами разумными чаще всего выходит промашка. Возможно, он согласился бы купить тебе на последние деньги кулон с бриллиантом, но посудомоечную машину?… Правда, я мало знаю Джеймса.
Стивен откровенно любовался ею: вот что значит — человек на своем месте — счастливый и довольный. Ни малейшего следа горьких мыслей, скуки или неудовлетворенности собой — только радость от мужа, детей, коттеджа и этих живописных холмов вокруг. Даже неизбежные в наши тяжелые времена экономические трудности ее не трогают, словно пролетают мимо — впрочем, Софи еще в школе прекрасно управлялась с цифрами и умела экономить.
— Тебе кофе с сахаром или без? — спросила Софи, наливая означенный эликсир богов в походный термос.
— Не имеет значения, моя дорогая, главное, чтобы он был крепким.
Софи бросила в термос несколько кусочков сахара: разойдутся от тряски.
Когда солнце вызолотило вершину холма, Стивен уже глазел на него оттуда, прикрыв глаза козырьком ладони. Он щурился от солнца и ветра, который ерошил его коротко подстриженные черные волосы, и от этого казался старше своих «около тридцати»; впрочем, люди подобной внешности проходят по жизни почти не меняясь, в двадцать лет уже выглядя приблизительно так же, как будут выглядеть в пятьдесят. У него было бледное, мрачное лицо с чуть опущенными уголками губ. Несмотря на небольшой рост, он сутулился и прятал руки в карманах. Он был странновато одет: в потертую футболку с выцветшим логотипом (вряд ли футбольной команды, скорее, колледжа), джинсы, старые побитые кроссовки, и ко всему этому — пиджак мелкого офисного клерка с подкладками на локтях. При этом то, с какой сноровкой он взбирался на холм, то, как хорошо был подогнан небольшой рюкзак у него за плечами — все это выдавало в нем опытного ходока, если не путешественника.
Отсюда с холма было видно море: бесконечный искрящийся простор, каждая складка сияла не хуже хорошо отполированного зеркала. Какое-то время Стивен прикидывал углы отражения света и раздумывал, нельзя ли сделать зеркало в знаменитом проекте фотонного корабля складчатым — это могло бы увеличить его площадь и обеспечить принципиальную осуществимость проекта в целом. Обычные интеллектуальные шарады, мало связанные с реальностью — он давно привык заполнять ими минуты, когда мир не мог предложить ничего более занимательного.
«Господи, еще один день», — вдруг понял он, и это осознание наполнило его горечью пополам с благодарностью Творцу.
Стивен зашагал с холма вниз. Морские легенды и предания старой Англии ждали его.
…Как указала ему некая словоохотливая леди на пороге лавки, они занимались починкой крыши: двое молодых ребят и оживленный пожилой джентльмен, такой же худощавой комплекции, как и сам Стивен. Как решил этнограф, когда-то в молодости мистер Пуллингс был куда как мускулистей; очевидно, что он был старше Стивена всего лишь на полвека, а никак не на два с лишним.
Сейчас он бодро командовал двумя мальчишками лет восемнадцати, подбадривая их не вполне понятными дублинскому профессору местными анекдотами, и беленый крест уже был практически водружен на свое законное место на коньке англиканской церквушки: как сказали Стивену, его поломал шторм.
— Мистер Пуллингс! — закричал Стивен снизу, как всегда, щурясь против солнца, — меня зовут Мэтьюрин, из Дублинского университета! Уделите мне минуту?
— Мэтьюрин? — теперь уже настала очередь бодрого старика Пуллингса щуриться. Потом он кивнул, живо спустился вниз по приставной лестнице — казалось, для него это не сложнее, чем по обычной — и оказался рядом со Стивеном вплотную.
— Том Пуллингс, рад представиться, доктор, — сказал он, крепко пожав ладонь Стивена.
— Откуда вы знаете, что я доктор? — Стивен нахмурился: ничего подобного он не говорил.
— Да у вас на лбу написано! — искренне расхохотался старожил. — Не скажите вы, что из Дублина, я бы решил, что вы дон! Этнограф, наверное?
— Да, именно, — согласился Стивен, отнимая руку. — Полагаю, мои коллеги сюда часто приезжают?
— Раз в год обязательно, — сообщил Пуллингс с довольным видом. — Места известные. Все-таки родина адмирала Обри.
Стивен кашлянул.
— Прошу прощения, мистер Пуллингс… вы ведь все-таки знаток… я не первый раз слышу об этом во всех отношениях, несомненно, выдающемся адмирале, однако мне не удалось разыскать в официальных документах Флота Ее Величества ни малейшего упоминания о нем. Прошу прощения, если обидел вас этим. Конечно, я не совсем историк, и уж подавно никогда не занимался историей военного флота девятнадцатого века.
— Да, о нем немногие знают, — Пуллингс ничуть не смутился очевидному противоречию, будто и не говорил только что совершенно обратное. — Правда, я думал, что вы… Ну да ладно, — он как будто оборвал себя. — Тут особенно рассказывать и нечего. Жил такой адмирал когда-то, очень успешный в бою, но не очень успешный во всем остальном. Больше бывал в море, чем на берегу, но когда бывал на берегу, то здесь. В окрестностях его очень любили в свое время, и я вам скажу, почему: он притягивал сюда удачу. И отпугивал сборщиков налогов. Смею вам сказать, сэр, налогов тут никто не платит вот уже двести лет: ни один человек! Вот что, сэр, — Пуллингс как будто поколебался. — Сейчас мне некогда, мы тут с ребятами заняты: пастору нашему пообещал помочь. Но если вы не возражаете, можете зайти ко мне домой вечером: я вам расскажу и о растянутом времени, и о ночном тумане, и о Сухом Удильщике… Словом, сэр, обо всем, что вы захотите услышать. Больше вам, пожалуй, никто этого не расскажет, даже из тех, кто знает: мы не говорим об этом людям из большого мира, не поймут.
— Чем же я заслужил такую честь, мистер Пуллингс?
— Пожалуй, тогда и объясню, — пожилой джентльмен явно начал нервничать. — Прошу простить, мне и впрямь пора… Жду вас вечером, в половине восьмого вас устроит?