Страница 20 из 23
Увы, чтобы руководство Красной Армии до конца осознало ограниченность возможностей танков и определило, каким должен быть баланс пехоты, транспорта, артиллерии и бронированных машин, также требовался боевой опыт, причем приобретенный не в специфических условиях Испанской войны, конфликта на Халхин—Голе или боев по прорыву «линии Маннергейма», а в обстановке классических маневренных действий.
Соответственно полученному опыту менялась и структура танковых войск. Это происходило как в вермахте, так и в Красной Армии. И в обоих случаях изменения были однонаправленными — уменьшалось количество танков, увеличивалась относительная численность артиллерии, транспорта и возимой пехоты. Очень часто встречается мнение о том, что недостаток танков в немецких танковых дивизиях сильно снижал их боевые качества. Однако в моторизованных дивизиях у немцев танков вовсе не имелось — и почему–то никто не воспринимает их как «неполноценные». Наличие или отсутствие танков значительно влияло лишь на возможность выполнения наступательных задач, причем в достаточно узком диапазоне условий. К примеру, как уже указывалось выше, для прорыва хорошо организованной обороны в первом периоде войны немцы свои танки старались не применять. В позиционной обороне танки также играют минимальную роль — для нее гораздо важнее общая численность войск, артиллерийская поддержка и масштабы подвоза боеприпасов. Последний критерий, кстати, является универсальным — наличие еды, патронов и снарядов гораздо важнее числа солдат, пушек и танков.
Иногда приходится слышать, что главным условием успешного блицкрига была хорошая связь и что именно поэтому возможность вести молниеносную войну «по немецкому образцу» — по крайней мере, в первый период Второй мировой — имели только сами немцы.
Заметим, что этот тезис сам по себе уже противоречит легенде о «бедности» вермахта, которая якобы помешала оснастить его тем или иным видом оружия или снаряжения. Но, как мы уже отмечали выше, никогда не бывало, чтобы какая–то техническая или теоретическая новинка могла сама по себе переломить ход войны.
Любая попытка сделать ставку на «чудо–оружие» в ущерб остальным видам вооружений либо боевой подготовке неизбежно приводила к провалу. Исход противостояния всегда определялся общим техническим уровнем вооружения и оснащения, а также ресурсами сторон, в случае же их примерного равенства на первый план выходили подготовка и военное искусство противников.
Точно так же в каждой отдельной операции исход определялся комплексом факторов, из которых наиболее значимыми являются общая численность войск, их техническое оснащение и система управления. Связь же является лишь одним из элементов системы управления войсками, весьма важным, но мало что решающим среди комплекса остальных. И что с того, что штаб 6‑й немецкой армии получил известие о начале советского наступления под Сталинградом уже через полчаса — если уже с 20 ноября 1942 года немцы не имели информации о состоянии своих коммуникаций! Немецкое командование могло получить полную информацию о положении на участке прорыва — но в течении некоторого времени оно не знало, и не могло знать, что творится в его тылу, как далеко продвинулись прорвавшиеся советские войска, куда они направляются и какова их численность. И все это время наступающие части Красной Армии могли действовать по первоначальному плану, не скованные необходимостью реагировать на непредусмотренные действия противника. Таким образом, связь отходила на второй план, заменяясь «домашними заготовками», помноженными на инициативу.
Да, в основу теории (точнее, практики) блицкрига было положено именно умение воспользоваться одним из факторов — тем, в котором атакующий имел преимущество над противником. Немцы верили в свое умение управлять войсками и сделали ставку именно на него — в сочетании с огромной подвижностью, позволявшей реализовать преимущество в управляемости в наиболее короткий срок. Предполагалось, что противник, не успев реализовать свои возможности и преимущества, будет морально подавлен первыми поражениями и не просто утратит инициативу, но и лишится самой воли к победе.
Этот прогноз блестяще оправдался во время Французской кампании, хотя многие немецкие генералы считали французов крайне опасным противником. Они опасались, что быстрого успеха против французской армии достичь будет крайне сложно — тем более, что вермахт не имел преимущества ни в численности войск, ни в количестве танков и автотранспорта, ни в численности и качестве авиации. Более того, французские танки заметно превосходили немецкие по качеству защиты, а зачастую — и по мощности пушек. Встречный бой 16‑го немецкого танкового корпуса с 3‑й и 4‑й французскими легкими механизированными дивизиями под Анну 13 мая 1940 года принес немцам огромные потери. Увы, на ситуацию на главном направлении — южнее Седана — этот бой не повлиял никак. Более того, он научил немецких генералов в дальнейшем избегать столкновений танков с танками, памятуя о том, что немецкие танковые войска предназначены (и оптимизированы!) совсем для другого. К сожалению, этого до сих пор не понимает большинство военных историков, упорно сравнивающих количество танков, калибр их пушек и толщину брони… Ну а эффективное использование зенитных орудий в качестве мобильного противотанкового резерва при отражении английского контрудара под Аррасом заставило союзников отказаться от попыток перехватить инициативу даже там, где у них — как потом выяснилось — были шансы на успех.
В ходе Французской кампании «туман войны» одинаково окутывал обе стороны. Но своими успешными действиями немцы сумели не только перехватить инициативу — они смогли убедить противника в своем преимуществе даже там, где соотношение реальной численности и качества противостоящих сил такого преимущества не обеспечивало. Таким образом, главной целью блицкрига стал не собственно разгром противника, а создание у него впечатления, что любая инициатива заранее обречена на неудачу — то есть надо либо уходить в глухую оборону, либо сдаваться.
Что можно было противопоставить этой тактике? По сути, лишь одно — «никогда не сдаваться!», как гласит подпись к известной карикатуре с цаплей, глотающей лягушку. Жертве блицкрига следует не просто продолжать сопротивление, но сопротивляться активно, сковывая инициативу противника и заставляя его отвлекать внимание и силы от тех мест, где он имел наибольшее позиционное и ситуативное преимущество. Конечно, если не учитывать заявления демагогов о том, что чрезмерно высоким потерям следует предпочесть сдачу в плен — а затем «пить баварское». Правда, французы предпочли сдаться, а потом все равно оказались в числе победителей («Как, и они тоже здесь?» — воскликнул Кейтель на подписании капитуляции). Но вывела их в победители отнюдь не судьба, а отчаянное сопротивление тех, кто предпочел глупое и бессмысленное сопротивление разумной и осмысленной трусости…
Однако тактика активного сопротивления повсюду при невозможности добиться решающего успеха хоть в каком–то месте неизбежна выливалась в многочисленные, часто разрозненные контратаки, зачастую проводимые без решающего превосходства в силах или против уже укрепленной противником позиции. В итоге они вели к значительным потерям, кажущимся совершенно неоправданными. Действительно, если для успешного прорыва вражеской обороны требуется трехкратное превосходство — чему учат студентов на любой военной кафедре, — то не лучше ли вместо бесплодных и дорогостоящих атак уйти в глухую оборону, заставив противника нести аналогичные потери в атаке наших позиций?
Здесь мы сталкиваемся с еще одним парадоксом блицкрига, ускользающим от понимания многих исследователей. Оборона всегда подразумевает передачу права хода противнику–то есть утрату инициативы. Таким образом, противник получает дополнительное преимущество, причем отнюдь не абстрактное, на словах, а вполне практическое. Не скованный необходимостью реагировать на наши действия, он может без помех сосредоточить максимум усилий на направлении главного удара. После чего, даже при отсутствии общего превосходства в силах и средствах, враг без проблем совершает прорыв на выбранном им направлении. В итоге наши войска, старательно избегавшие неоправданных потерь и не атаковавшие без надежды на успех, несут эти или еще большие потери при поспешном отходе либо вообще оказываются в котле. Те самые войска, которые мы так жалели и тщательно оберегали от бесплодных контратак…