Избранное

По прочтении каждого абзаца вспыхивала оживленная дискуссия: количество мест, штатные единицы, льготы за особые заслуги, программа экзаменов, проездные, командировочные, три дня в Риме.

— Мне это не подходит, — сказал самый пожилой. — Тем более что я вот–вот ухожу на пенсию.

— Но с одиннадцатой степенью ты получишь приличную пенсию.

— Погоди, дай–ка и мне взглянуть, — вмешался новичок. Получив циркуляр, он с карандашом в руке стал делать подсчеты. — Проклятье! — Он швырнул карандаш на стол орехового дерева, который когда–то стоял в трапезной монастыря. — Я не могу участвовать в конкурсе. Мне не хватает всего каких–то трех дней до необходимого стажа. — Он ушел, хлопнув дверью, понося правительство и министра.

— А я рискну, — сказал другой служащий. — Должно же мне когда–нибудь повезти.

Он уже трижды участвовал в конкурсах и все три раза срезался. «Не было поддержки» — так он объяснял. Но в этот раз у него был на примете один депутат. Важная шишка.

Четвертый служащий, взяв циркуляр, изучал его внимательно, с озабоченным видом. Его волновало, на сколько именно повысится жалованье, и он делал в уме подсчеты: сразу прибавка на три тысячи лир в месяц, а впоследствии, возможно, и на десять. А потом престиж: архивист одиннадцатой степени — это вам не счетный работник третьей категории. Наконец–то жена перестанет ворчать, да и к детям в школе совсем иначе будут относиться… Но придется заниматься, купить книг и подыскать какого–нибудь приличного депутата. Да–да, стоит попробовать. И потом все–таки Рим…

Правда, перспектива поездки в Рим несколько пугала его. Он представлял, как очутится один в городе исторических руин и кинозвезд; огромные министерства, чиновники в темных костюмах, бланки, циркуляры, законопроекты, декреты, политические деятели, священники и епископы на площади св. Петра — таким он видел Рим. А еще поезд, купе второго класса, беспокойная дрема, пыль, чемоданы, пересадки, города в ночи, полусонные станции…

— Я тоже, пожалуй, рискну, — решился он. — Хочу попробовать. В конце концов, я ничего не теряю. — И пошел покупать бланк за двести лир для прошения.

— Возьми и на мою долю, — крикнул ему из коридора служащий, который уже не раз участвовал в конкурсах.

Тем временем у приемного окошечка вырос целый хвост посетителей, но на них никто не обращал внимания. Наконец пожилой астматик, страдающий плоскостопием, просунул голову наружу и спросил у первого в очереди властным голосом:

— Что вам угодно?

По нескольку раз они переписывали текст прошения на обороте использованного бланка: «В министерство… Нижеподписавшийся, состоящий на службе… в должности… имеет честь подать прошение о предоставлении ему возможности… Доводит до сведения, что удовлетворяет требованиям… С глубочайшим уважением… Подпись».

Выработав окончательный текст, оба претендента — и дебютант и ветеран — уселись за пишущие машинки, и чем усерднее они старались не сделать опечатку, тем больше стирали и зачеркивали. Наконец они поставили свои подписи, отметили прошения в книге регистрации и положили их в папку, на которой круглым шрифтом с росчерками было выведено: «Начальник управления».

По дороге домой продолжалось обсуждение той же темы, а все остальное — работа, телевикторина «Удвой или оставь», спортивная лотерея, субботний отдых — совершенно перестало занимать их мысли.

Когда дебютант добрался до дома — а жил он в многоэтажном доме ИНА [10] — и после двух звонков, короткого и длинного, жена открыла ему дверь, он смутился, словно был в чем–то перед ней виноват. Умываясь над раковиной, он сказал ей серьезно и немножко взволнованно:

— Я подал прошение для участия в конкурсе. Если все будет хорошо, мне повысят зарплату.

— Какой еще конкурс? — удивилась жена.

— Повышение по службе, прекрасная возможность сделать карьеру.

— А где будет проходить этот конкурс?

— В Риме.

— И на сколько же увеличат зарплату?

— Тысячи на три.

Жена молчала. Она разливала суп.

— По–моему, это очень мало, три тысячи лир, — наконец сказала она.

— Все–таки лучше, чем ничего, — ответил он. — Да и в Риме я никогда не был.

— Да ведь тебе понадобится уйма денег.

— Мне все оплатят, можно даже немного выгадать, если постараться. Я навел справки.

— Что–то не верится. Сколько раз ты мне сулил разные премии да авансы, а потом приносил домой в лучшем случае половину того, что обещал.

Он шумно втягивал с ложки суп и налегал на хлеб.

— И все–таки стоит попробовать. Заручусь чьей–нибудь поддержкой. Может, и проскочу. Кто не рискует, тот не выигрывает.

— Много мне проку от твоих присказок. А конец месяца, так все на меня: выкручивайся как знаешь… Да ты хотя бы подготовься как следует.

— Конечно, надо поскорее достать книги.

— Ага, теперь еще и книги. Сплошные расходы.

Дебютант вздохнул и неохотно взял из рук жены тарелку со вторым.

В официальном бюллетене, появившемся через месяц после циркуляра, подробнейшим образом излагались условия конкурса. Все было расписано по параграфам и скреплено подписями министров и чиновников Государственного контроля. Прошения уже пошли наверх заказной почтой — все было сделано согласно данным указаниям.

Наши конкурсанты энергично готовились к экзаменам, с программами они не расставались. То у одного, то у другого возникали вопросы, и часто между ними вспыхивали дискуссии о том, как трактовать ту или иную статью какого–нибудь закона или декрета. Случалось, они повышали голос, шум долетал до начальника управления, и тогда, отложив в сторону «Газетта уффичале» или штатное расписание, он вступал в спор со всем авторитетом дипломированного юриста. Спорщик он был отчаянный, кровь бросалась ему в лицо, он начинал заикаться. У него была больная печень.

В последнее воскресенье месяца в город приехал областной депутат, и в приемной партийного комитета среди просителей о пенсии, вдов, безработных, подхалимов оказался и наш дебютант. Тщательно выбритый, в свадебном костюме, белой рубашке и в строгом галстуке, он терпеливо дожидался очереди. Но как раз когда она подошла, улыбающийся депутат вышел вместе с приходским священником, словно оправдываясь, развел руками и удалился от дел, отправившись завтракать в гости к священнику. Наш дебютант вернулся домой подавленный. Жена и дети ждали его за столом: стыли воскресные спагетти, соус высыхал по краям тарелок.

Вскоре он получил выписанную им книгу. Она была составлена чиновниками министерства, и за нее пришлось заплатить наложенным платежом три тысячи лир — месяц сверхурочной работы. «Пособие по подготовке к экзаменам на одиннадцатую степень… Составлено доктором… Начальником отдела… Доктором… Начальником подотдела…» и так далее. Теперь каждый вечер после ужина, пока старший сын занимался логикой, он погружался в изучение государственного строя, административного аппарата, в статистику, в налоговое обложение, плутал в лабиринтах итальянской Конституции. Жена гладила или штопала носки. Время от времени сын приставал с каким–нибудь непонятным словом, и он, боясь опростоволоситься, раздраженно требовал, чтобы его оставили в покое, что с него хватит и собственных уроков. И мрачно склонялся над книгой, дымя вонючими сигаретами. «Папа, — поддразнивал его сын, — а если ты провалишься?» На такие вопросы он отвечал только взглядом, предвещавшим бурю.

Начальник управления ездил в центр провинции и вернулся с известием, что экзамены состоятся в феврале. Оставалось всего два месяца.

— Вы уж там поднажмите, — сказал он конкурсантам, — занимайтесь как следует, а если возникнут сложности, обращайтесь прямо ко мне, без церемоний. И поищите себе хорошие рекомендации. Поговорите хотя бы с приходским священником.

В последнее воскресенье месяца вновь приехал областной депутат.

— А, это о вас мне говорил священник?

— Да, ваше превосходительство.

— Ах, оставьте, — добродушно отозвался депутат, — я пока еще не министр.

10

ИНА (Istituto Nazionale delle Assicurazioni) — Государственный институт страхования.