Все дальше и дальше

— Настоящий джентльмен.

Он улыбнулся и протянул ей печенье.

— Ты пропустила роскошное печенье, которым потчевали гостей, так что это самое меньшее, что я могу предложить.

Нежась на солнышке в компании Адама Грегори, Сара просидела на крыше примерно час. Они говорили о ее картинах, его работе, перепланировке церкви, о римских скульптурах, о крышах, прекрасном виде, о благотворительности и представлениях, которые будут проходить в центре святого Варфоломея по окончании ремонта. Но они ни разу не упомянули о том, что он ее поцеловал.

— Меня тоже пригласили участвовать в летней выставке.

— Правда? — удивилась Сара, и в тот же момент поняла, как грубо прозвучал ее вопрос.

Адам просиял, и ее поразило, как ему шла улыбка.

— Спасибо за комплимент, хотя, вероятно, твой насмешливый тон оправдан. Это часть демократичной политики комитета: рабочих стройки попросили сделать свой вклад в выставку. Когда они перестали ворчать и дурачиться, оказалось, что многие способны на поразительные вещи. Двое каменщиков сложили мозаику. Надеюсь, удастся договориться с сильными мира сего и установить ее в фойе.

— А ты что сделал?

— Теперь уже не скажу.

Сара вспыхнула.

— Извини.

— Ну ладно. Маленький пейзаж пером, раскрашенный акварелью, который я нарисовал прошлым летом в Барселоне. Нужно только отдать его в багетную мастерскую…

Сару озарило, что ей нужно сделать то же самое.

— О боже. Я собиралась заехать в художественный магазин и сдать свои картины сегодня. Черт. — Взглянув на часы, она подсчитала, успеет ли заглянуть домой и забрать картины.

— Один мой знакомый делает рамки дома. Очень дешево, могу дать телефон, если хочешь, — сказал Адам. — У него мастерская на Магдален-Сент-Джозеф. Знаешь, где это?

Она кивнула, ответив, что знает, где это, и ее заинтересовало это предложение.

Когда они молчали — это молчание вовсе не казалось неловким, — а когда он говорит веселым голосом, вокруг его глаз появляются крестики морщинок, густые седеющие волосы вьются на шее, и руки у него сильные и красивые. Ей было легко и очень приятно, по телу пробегали странные маленькие электрические разряды.

Чуть позже половины третьего Адам проводил ее вниз по лестнице. Сара ехала домой с теплым и солнечным чувством. Лишь добравшись до развилки, ведущей в деревню, она услышала, как самодельная дамба, построенная ее сознанием, рухнула с оглушительным грохотом.

Она резко затормозила. Какого черта происходит? Как она могла забыть о том, что ей известно? Она подвергала себя опасности и чуть было не совершила то, в чем ее обвиняли, и в идиотской эйфории забыла о том, что об этом знает весь город. Откровенные сцены с участием Дженни Бек и Криса всплывали в ее воображении, как вышедшая из берегов река, закипели и покатились волнами вперемешку с грязью, мусором и обломками кораблекрушения. К тому времени, когда Сара свернула на подъездную дорожку к дому, она испытывала почти физическую тошноту.

Как только Крис зашел на кухню Дженни, то сразу понял, что попал в засаду. Он почуял большую беду. Крупные неприятности. Жалюзи были полуприкрыты, комната погружена в праздную дрему, воздух отяжелел от дыма ароматических палочек.

Дженни появилась на пороге в длинном черном платье-халатике, которое облипало ее пышные формы, словно мокрые водоросли, демонстрируя каждый изгиб и в то же время напоминая какую-то экзотическую подарочную упаковку. От нее исходил пряный, теплый аромат, и хотя Крис не имел понятия, что это за духи, он бы назвал их «Секс в летний день».

— Ты быстро добрался, — промурлыкала она. Ее глаза потемнели, зрачки сверкали в полумраке.

— На шоссе A47 совсем нет машин, если бы поехал мимо Суоффхэма, наверняка бы застрял, — промямлил он, пытаясь противостоять витающему вокруг духу соблазна, который хотел захватить его в плен.

— Можно подумать, ты очень спешил меня видеть. — Казалось, что Дженни произносит слова не разжимая губ. Она уже стояла в футе от него, так близко, что Крис не мог сфокусироваться на ее лице, и на лбу у нее появился третий глаз. — Разве не так?

— Что не так? — пробормотал он, и она придвинулась еще ближе. Что бы он ни говорил, его слова были не более чем потрескивающим шумом, неразличимым фоном, не связанным с разворачивающимися здесь событиями.

Дженни тихонько застонала и прильнула к нему, коснувшись губами его шеи, пробежав пальцами по волосам и крепко прижав его к раковине.

Крис хотел было запротестовать, но сквозь футболку ощутил жар ее тела и тяжесть грудей. Слова застыли у него в горле, сгорев в ярком пламени ее желания. Он проглотил комок, услышав, как она издала почти неразличимый гортанный стон наслаждения. Крис глотнул воздух, будто собирался утонуть.

Его совесть, что неохотно последовала за ним из фургончика, сопротивлялась изо всех сил, борясь с ревущим либидо Дженни. Совесть грозилась покинуть его раз и навсегда, если он не остановится здесь и сейчас, но прежде чем у нее появилась возможность спасти его, ее схватила целая шайка первобытных маленьких троллей. Совесть связали и воткнули кляп, бросив ее в потайную дверь, что вела в глубокую, темную кровавую расщелину где-то в глубине его живота. Тролли были жутко уродливые, с огромными болтающимися гениталиями и — Крис понял это, когда пальцы Дженни сомкнулись на поясе его джинсов, — морально устойчивые, как зыбучий песок. Его совесть прохныкала в последний раз и сдалась. Только это Дженни Бек и было нужно.

То, что произошло дальше, было некрасиво, зато дьявольски эффективно. Дженни Бек стащила с Криса штаны так, что они повисли на коленях, и пока она расстегивала его рубашку и трогала его в интересных и чувствительных местах, его руки, казалось, взбунтовались, попали под прямой контроль аморальных троллей и охотно отправились в разведывательную миссию по самым интригующим местам пышного и податливого тела Дженни Бек.

Похоже, она пришла в восторг от такого поворота событий, захихикала, застонала и придвинулась ближе, поощряя его в поисках именно того, к чему он стремился, где бы это ни было запрятано.

Крис простонал и закрыл глаза. Ему стало казаться, будто настоящий Крис Коулбрук забаррикадирован в маленькой темной комнате где-то в глубине его головы, там же, где и его совесть, а остальные части его тела пошли вразнос.

Должно быть, Дженни планировала этот момент уже давно: в ящике для столовых приборов рядом с толкушкой для картофельного пюре и такой штучкой, с помощью которой чеснок превращается в белых червячков, лежала упаковка презервативов. Она достала их мгновенно и, разорвав пакетик зубами, крепко схватила его мужское достоинство со сноровкой и ловкостью ловца бездомных собак. Сопротивляться было бессмысленно и, возможно, даже опасно.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — промурлыкала она.

Крису стало очень нехорошо.

Тем временем, приехав домой, Сара налила себе стакан клюквенно-малинового морса прямо из холодильника и тихонько села на кухне, впитывая прохладу и спокойствие, но понимая, что это всего лишь затишье в преддверии бури.

Она взглянула на часы: Мэтью как раз должен уйти из библиотеки и забрать Чарли из школы. Сара закрыла глаза, оперлась локтем о стол и очень сильно нажала на виски большим и указательным пальцами, чтобы перехитрить головную боль, которая грозилась охватить ее.

Что она скажет Крису, когда он вернется домой? Какой смысл сразу спрашивать, что у них с Дженни Бек? Стоит ли требовать, чтобы он сказал правду, или притвориться, что ничего не произошло? Возможно ли, что вся эта история — всего лишь дело рук деревенских сплетниц? Что, если они, вездесущие, мифические «они», умирая от скуки и ломая голову, как бы убить долгий, тянущийся день, все это придумали? Это похоже на правду, ведь Сара-то ни с кем не встречалась — по крайней мере, не делала ничего такого, чтобы дать повод этим сплетням.

Она потеребила кончик носа, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Школа «Уайтфрайарз» кишит сплетницами. Еще есть та женщина с заправки, и, несомненно, она болтает о Крисе, Дженни и ее загадочном любовнике всем, кому не лень ее слушать.