Страница 11 из 83
— А в особенности хорошо быть здесь вместе. Вы не находите?
— Да, конечно.
— Кругом люди, а впечатление такое, что мы здесь одни.
Они прошли в танце мимо мсье и мадам Греви, глядевших в другую сторону. Люди входили, отыскивали взглядом свободные места, притопывали в такт музыки, снова выходили, снова возвращались и подсаживались к стойке бара. Элизабет заметила Максима Пуату, который направлялся к столику вместе с тремя товарищами и двумя девушками. Она улыбнулась ему. Тот приветствовал ее жестом мушкетера, отставив назад ногу и прижав руку к сердцу.
— Только его здесь не хватало! — тихо проворчал Жак.
— Что вы против него имеете?
— Не знаю. Просто он раздражает меня. Он хочет казаться умным, когда на самом деле он глуп. Но зато с какими претензиями!
— А я нахожу его очень милым.
— Да, я это заметил! Признайтесь, что вы питаете к нему слабость.
— А вот тут-то вы совсем не правы, мой бедный Жак! — ответила Элизабет. — Он слишком молод!
— Ему двадцать один год!
— Вот именно!
Он ослабил давление своей руки, словно был сильно оскорблен этими словами, которыми его отстранили так же, как и его соперника.
— Выходит, вам нужны старики? — спросил он с некоторой дерзостью.
Не удостаивая его ответом, Элизабет повернула голову к двери и воскликнула:
— О! Посмотрите!
Пятеро молодых людей, все как один блондины, атлетического сложения входили в зал. Это были знаменитые австрийцы, недавно приехавшие в Межев, чтобы обучать лыжников методу Арльберга. Их лица были красивы и суровы. Они почти не говорили по-французски. Все женщины смотрели на них с обожанием.
— Правда, они великолепны?! — спросила со вздохом Элизабет.
— Были бы это были французы, вы даже бы их не заметили! — ответил с упреком Жак.
Оркестр внезапно смолк на пронзительной ноте, несколько человек зааплодировали. Не покидая площадки, саксофонист поднес к губам свой инструмент, и с первых же нот пары снова соединились в танце. Жак вновь обнял Элизабет. Музыка была так красива и нежна, что ни ей, ни ему не хотелось говорить. После второго танца они вернулись, пробираясь между танцующими парами, на свои места. Элизабет очень хотелось пить. Но едва она успела сделать глоток чая, как Максим Пуату предстал перед ней, сделав поклон. С улыбкой извинения, адресованной мсье и мадам Греви, она встала и пошла с ним между столиками. Жак остался за столом с потухшим взглядом и перекошенным ртом, вынашивая планы мести.
Максим Пуату крепко сжал девушку и поднял ее руки вверх, словно желая подвесить ее на крючок. Она с удивлением взглянула на него. У него абсолютно не было чувства ритма, он просто толкал партнершу перед собой, слегка покачиваясь и сгибая колени. Его движения были столь неловки, что пары отодвигались от него, боясь с ним столкнуться. Наступив Элизабет на ногу, он весело воскликнул:
— Правда я плохо танцую, мадемуазель?
— Очень плохо, — подтвердила она, смеясь.
— Я так и не смог научиться, и все же, мне так нравится!
— Делайте так, как я вам покажу, и все пойдет как надо.
— Я повинуюсь!
— Сначала рука! Опустите вашу руку! Вот так! Иначе ее сведет судорогой. И потом, не прижимайте меня к себе с такой силой!
— Я ничего не могу с собой поделать: это чувство!
— А вы не думайте о чувстве, а думайте о музыке… Итак: раз-два, раз-два… Слышите? Раз-два. Это же так просто!
Она вела его в танце. Но Максима было тяжело расшевелить: он был как сундук. Время от времени он вставлял:
— Чувствую, что что-то начинает получаться! Вот, вот! Я явно делаю успехи! Вы довольны?
И тут в голову ему пришло разуться, чтобы лучше выполнять танцевальные фигуры.
— Ну нет уж! Оставьте ваши глупости! — запротестовала Элизабет.
Но ее охватил такой смех, что ей пришлось остановиться прямо посреди площадки. Рядом с ними кружились лица в табачном дыму. Она увидела мсье и мадам Греви, которые тоже танцевали, местного инструктора по лыжам, сжимавшего в своих объятиях какую-то женщину, двух австрийцев, танцевавших с хрупкими девушками, млеющими от счастья.
— Продолжим? — серьезно спросил Максим Пуату.
Но тут музыка смолкла, и Элизабет воспользовалась паузой, чтобы вернуться к своему столу.
— Я потренируюсь вечером в номере, — сказал Максим Пуату, расставаясь с Элизабет. — В следующий раз вы меня не узнаете! Впрочем, я приду в тапочках!
Она не прекращала смеяться, даже когда садилась за стол. Супруги Греви присоединились к ней. За это время Жак заказал коктейль и смотрел неподвижным и злым взглядом в свой стакан, как человек, решивший утопить в алкоголе свое горе. Но эффект беспокойства, который он хотел произвести на окружающих, был испорчен его отцом, который бодро произнес:
— Отличная идея, Жак. Я тоже выпью коктейль!
Зал постепенно заполнялся. Все столики были уже заняты. Перед стойкой бара не было ни одного свободного табурета. Танцующие организовали плотную кучку, тихо раскачивающуюся на одном месте, словно пучок водорослей, колеблемый подводным течением. После блюза оркестр заиграл танго. Синий свет залил всю площадку. При этом свете, подобном лунному, чувства обострялись. Жак пил свое зелье. Элизабет взглянула на господина Греви: у него были усы и глаза испанца. Его супруга, перенесенная в незнакомую для нее обстановку, очарованная, покачивала головой в такт музыке. Вдруг она прошептала:
— Взгляните-ка! Вроде бы эти две девушки из нашей гостиницы!
Бродя между столиками, Сесиль и Глория Легран отчаянно искали свободное место. Метрдотель следовал за ними, все время повторяя:
— Я же говорю вам, мадемуазель, что свободных мест нет!
— Какая давка! Если бы мы знали, то пришли бы пораньше, — сказала Глория, проходя мимо Элизабет.
Они собирались идти дальше, когда мадам Греви окликнула их, предложив сесть на скамье рядом с ней. Сестры поблагодарили ее, сказав, что не хотели бы никого беспокоить, но в конце концов согласились. Элизабет, считавшая их высокомерными и манерными, вынуждена была признать, что они были намного любезнее и проще без их гувернантки. У Сесиль, младшей сестры, оказался даже очень веселый характер. Беспрерывно болтая, она разглядывала посетителей и для каждого находила точное и смешное определение. Более серьезная Глория часто даже была вынуждена призывать сестру к порядку. В присутствии двух девушек Жак медленно восставал из пепла.
— Где вы были сегодня после полудня? — спросил он.
— На горе Арбуа, — ответила Глория.
— Я завидую вам, — сказала мадам Греви. — С тех пор как построили подвесную канатную дорогу, все стремятся на Рошебрюн. Но я предпочитаю гору Арбуа из-за ее красоты и еще потому, что там больше солнца.
— Мы сможем пойти туда завтра, — сказал господин Греви, — если подъем пешком на лыжах, обмотанных тюленьей шкурой, вас не пугает.
— Наоборот, это будет очень забавно! — сказала Элизабет. — Надо будет выйти в девять утра, взять с собой еду. Целый караван: мсье и мадам Греви, сестры Легран, Жак, я, а может быть, еще кто-нибудь из нашей гостиницы. Поедим супу у «Тетушки», затем взберемся на вершину горы Жу, а оттуда спустимся на лыжах.
Она была так возбуждена этим планом, что с удивлением увидела, что мадам Греви наклонилась к ней и дотронулась до ее руки, предлагая ей помолчать. Инстинктивно она подняла глаза, и ее сердце упало, словно камень в колодец. Мужчина, стоящий напротив, с важным видом сделал ей поклон. Он был одет во все черное, а на его шее цвел красный шелковый платок.
— Извините, — сказала девушка, обращаясь к мсье и мадам Греви с бледной улыбкой.
Она направилась к площадке, шагая как по облаку. Незнакомец обнял ее. Он едва касался ее, однако у нее сложилось впечатление, что это крупное тело целиком сливалось с ней в тесном объятии.
Ее вел уже не юнец, а мужчина, о котором она ничего не знала. Мужчина, выбравший ее из всех. Она дала ему лет двадцать восемь — тридцать, и волнение ее усилилось. Танцевал он превосходно. Малейшие его движения точно соответствовали музыкальному ритму. Оторвавшись от земли, Элизабет желала только одного — чтобы оркестр никогда не переставал играть. Красный платок зачаровывал ее. Вдруг незнакомец заговорил низким голосом: