Страница 2 из 49
Пригвоздить этот рот к доске, и пусть из него тоже хлынет кровь.
Её можно будет спокойно вытереть с пола, а тряпку прополоскать и повесить на балкон сушиться.
Но для начала — метнуть дротик как можно точнее.
Симба метнула и промазала.
Десятый опять попал «в молоко».
Харя засмеялась и сказала:
— Мазила!
Возразить Симбе было нечего, разве ответить, что семь дротиков из десяти достигли цели, а это уже хорошо.
Даже не хорошо — просто прекрасно!
И у неё есть время для тренировок.
Каждый день, когда приходит пора сделать перерыв в работе.
Встать из–за компьютера и разогнуть спину.
Можно, конечно, пойти в душ или на прогулку.
Но лучше кидать дротики, сегодня семь, а завтра — завтра уже восемь…
И так до тех пор, пока в цель не попадут все десять из десяти.
Потом она сядет за компьютер и сделает новую харю.
Из всё той же единственной фотографии, которая завалялась у неё в сумочке.
Которая отсканирована и хранится на жёстком диске компьютера.
Это было меньше недели назад, точнее, это было вечером во вторник, а сегодня пятница.
Нормальная пятница — не тринадцатое число.
Симба метала дротики во вторник, среду и четверг.
В четверг она довела количество попаданий до девяти.
Харя уже ничего не говорила, только кряхтела.
Отчего–то Симбе это доставляло ещё большее удовольствие: слышать, как при каждом попадании раздаётся немощное кряхтение, и всё. И ни словечка.
Симба опять посмотрела на коробку с дротиками, перевела глаза на мишень.
Харя страдальчески улыбнулась.
Струйка пота добралась до ягодиц, и Симба решила, что пора всё же раздвинуть шторы и открыть окно.
На улице жара — но всё равно в помещении посвежеет, и она перестанет обливаться потом.
Если она выполнит заказ в срок, можно будет купить кондиционер и никогда не открывать окон.
Пусть там, на улице, всё плавится и трескается, а у неё будет в меру прохладно — скажем, не больше двадцати градусов.
Симба раздвинула шторы и увидела, что уже начинает смеркаться.
Значит, сейчас около двенадцати.
Она повернула ручку и толкнула оконную раму.
Густой и знойный воздух опалил ей лицо, воздух, настоянный на асфальте, бензине, кирпиче, бетоне, стекле.
И над домами на противоположной стороне улицы сквозь этот густой и вязкий, как желатин, воздух проглядывала убывающая луна.
Узкий такой, но как–то очень красиво обрезанный серпик.
Прямо под серпиком можно было различить тёмную громаду горы, у чьего подножия и притулился безумный город, на который смотрела сейчас в окно молодая женщина в футболке на голое тело, с растрёпанными крашеными волосами.
Растрёпанными, спутавшимися, мокрыми от духоты, крашенными в цвет красного дерева.
Когда Симба резанула себе запястье, волосы у неё были чёрные.
До этого они были белые, а ещё раньше — зелёные, но совсем недолго.
Сейчас же они были цвета красного дерева, и футболка на Симбе тоже была красная.
И красный закат бил в окна домов напротив и касался вершины горы, освещая ее таким же красным, как оперенье дротика, футболка и кровь, заревом.
Что–то блямкнуло в компьютере, Симба оглянулась, по комнате странной чересполосицей метались невнятные вечерние тени.
Харя на мишени испуганно смотрела в её сторону, ожидая момента, когда Симба займётся дротиками.
— Подожди, — сказала ей Симба, — видимо, почта пришла!
Она вернулась к компьютеру и увидела, что действительно пришла почта.
Компьютер был всё время в сети, компьютер заменял Симбе и пейджер, и мобильник.
Если кому–то надо было с ней связаться, то сделать это можно было только через сеть.
В поле «тема» значилось «привет», и Симба решила, что письмо можно удалить не читая.
Её постоянные корреспонденты всегда указывали, что именно им требуется, абстрактный «привет» — почти наверняка почтовый мусор, спам.
Она уже собралась нажать на Delete, но что–то её удержало, и она всё же активировала письмо.
А прочитав, скорчила монитору рожицу.
Письмо было от старшей сестры, которую Симба не видела с тех самых пор, как на её запястье появился белый неровный шрам.
Сестра один раз пришла в больницу и принесла коробку конфет.
Симба терпеть не могла конфеты с жидкой начинкой, но всё равно сказала «спасибо», а конфеты потом раздала соседям по палате.
Точнее — соседкам.
Таким же безумным девицам, как она, которые отлёживались здесь после неудачных романов.
А сейчас сестра с мужем собирались в отпуск, и это было их право.
Но сестра хотела, чтобы их сын пожил у Симбы две недели, потому что с собой они его не брали.
И сестра очень просила Симбу пойти ей навстречу.
Всего две недели, то есть четырнадцать дней.
Если Симба согласна, пусть ответит поскорее.
Симба пожалела, что не нажала на Delete.
У неё действительно был пятнадцатилетний племянник, и ей совершенно не хотелось, чтобы он торчал тут две недели.
Со своими подростковыми прибабахами.
Она вновь скорчила монитору рожицу, а потом подумала, что если в квартире водворится племянник, ей больше не ходить по дому в одной футболке, племяннику на это смотреть ещё вреднее, чем на то, как Симба метает дротики в мужское лицо на мишени.
Она настучала одним пальцем ответ сестре и щёлкнула на Send.
Письмо ушло.
Естественно, Симба не возражает, две недели она потерпит. Пусть только ведёт себя хорошо, а то у неё много работы.
Например, метать дротики в мишень.
Хотя об этом Симба не написала. Она взяла из коробки дротик, подбросила его в руке, поймала, не глядя метнула через плечо.
И услышала тихий захлёбывающийся вой.
Симба обернулась и радостно захлопала в ладоши.
Первым же дротиком она попала харе в рот.
Начиная со вторника она пыталась сделать это, вот только всё никак не удавалось, а сегодня, в пятницу вечером, удалось с первого же броска.
Дротик покачивался в самом центре мерзко высунутого языка, и кровь печально капала на пол.
— Бедненький, — сказала Симба, глядя на харю, а потом добавила: — Боже, какой ты всё–таки козёл!
В компьютере опять что–то блямкнуло, и когда Симба наклонилась к монитору, ей показалось, что серебристое переливающееся существо со странными волосатыми ушками смотрит ей прямо в затылок сквозь широко открытое окно.
Симба на самом деле
— Моя сестра — сумасшедшая! — заявила мать вечером.
— Ты ей всё равно позвони и попроси! — ответил отец.
— Не хочу, — заупрямилась мать. — Я ведь уже сказала тебе, что она сумасшедшая, а это значит…
— Это ничего не значит, — начал распаляться отец. — Если ты хочешь поехать в отпуск, то позвонишь своей сумасшедшей сестре, потому что иначе ты не поедешь в отпуск, ведь не можешь же ты оставить его одного…
— Я лучше оставлю его одного, чем попрошу свою сестрицу о том, чтобы эти две недели он жил у нее, — в свою очередь, повысила голос мать. — Я не хочу, чтобы мой сын жил две недели в компании безумного создания, которое ещё полгода назад резало себе вены, а сейчас, насколько мне известно, покрасило волосы в красный цвет!
Я обалдел.
Симба покрасила волосы в красный цвет — это круто.
Я бы отдал всё на свете, чтобы так поступила моя матушка.
Или папенька.
Хотя папенька лыс, а с крашеной лысиной ему не пройти по улице и двух метров. Или укокошат, или заберут в милицию.
Я не видел Симбу вблизи уже несколько лет — с того момента, как она начала жить отдельно.
Сняла квартиру и свалила от нас.
Сказав матушке на прощание всё, что о ней думает.
Матушка же заявила, что отдала ей столько лет жизни, что Симба могла бы быть более благодарной.
Именно тогда, между прочим, Симба сменила имя и стала Симбой.
По паспорту.
Всё это она провернула сама и когда пришла, гордая, домой и показала паспорт матушке, той стало плохо.