Страница 13 из 49
Тогда они у неё были длинные, и отец любил сам заплетать ей косички.
Они спускались очень осторожно, временами отец оборачивался и говорил:
— Ну, ты как?
— Хорошо, папа! — отвечала Симба, и они продолжали спуск.
Лестница вплотную прижималась к скале, от неё пахло холодом и ещё чем–то, что Симба никак не могла определить.
Но ей не было страшно, ей отчего–то стало весело и хорошо.
Симба вернулась в спальню и нырнула в постель.
Дротик остался лежать там, где ему и положено, — в коробке рядом с компьютером.
Если она сейчас не уснёт, то проклянёт всё на свете.
Тем более что сегодня приезжает племянник.
Она была дура, что согласилась.
Она вообще — дура.
Промахнулась по бабочке, и та улетела.
А ведь могла бы попасть, и сейчас держала бы в кулаке её мерзкое чуждое тельце.
Предварительно оборвав чёрные с зелёными прожилками крылья.
Выдернув длинные чёрные усики с угрожающими утолщениями на концах.
Отец спрыгнул на берег первым, повернулся и подхватил Симбу на руки.
А потом плавно поставил на песок, и они пошли к воде.
От лестницы до моря было всего несколько метров, песок был мокрый, волны, разбиваясь о камни, окатывали их брызгами.
— Мы пойдём обратно вдоль моря! — сказал отец.
— Хорошо, — согласилась Симба и пошла рядом, сняв сандалии и с удовольствием чувствуя, как солёная вода лижет ей ноги.
Симба легла на правый бок, подтянула колени к груди и вдруг подумала, что сейчас она, наверное, напоминает большой рыболовный крючок.
Большой голый рыболовный крючок, мокрый от пота.
Интересно, кого ловят на такие крючки?
Самый примитивный ответ — конечно, мужчин.
Симба поморщилась, харя в соседней комнате наверняка осклабилась.
Ненавистная харя, надо бы её чем–нибудь заменить.
Например, прикрепить к мишени изображение бабочки.
Найти в интернете картинку с разрешением получше, скачать на жёсткий диск, обработать в «Фотошопе» и распечатать на цветном принтере. Дело двадцати минут, если сейчас встать и войти в сеть.
Симба решила, что не хочет быть рыболовным крючком, и выпрямила ноги.
Пляж стал шире, нависающая справа скала закрыла собой полнеба — по крайней мере, так показалось маленькой Симбе.
Отец молчал, хотя обещал кое–что рассказать.
— Папа, — напомнила она, — ты хотел…
— Что? — спросил отец.
— Про бабочек, — сказала Симба, — про тех, которых надо бояться, и тех, которых не надо…
— Их вообще не надо бояться, — сказал отец. — Они все красивые и безобидные…
— Нет, — возразила Симба, — не все, ты сам мне говорил, там, наверху!
— Хорошо, — сказал отец, — сейчас расскажу…
Симба повернулась на спину и посмотрела в потолок.
Обыкновенный потолок с красно–синим плафоном посередине.
Если щёлкнуть выключателем, в плафоне загорится лампочка.
— Надо спать! — громко сказала себе Симба и начала медленно считать: — Раз… Два… Три…
— Помнишь нашу гору? — спросил отец.
— Какую? — заинтересованно спросила Симба.
— Ну, нашу… — сказал отец. — Там, дома…
— Помню, — сказала Симба, вспомнив гору, которая нависала над их городом.
— Так вот, — сказал отец, — я сам не видел, но говорят, что на вершине горы, в лесу, живут совершенно особенные бабочки…
— Как эти, на берегу? — спросила Симба.
— Нет, — ответил отец, — они большие, размером с футбольный мяч…
— Больше моей головы? — спросила Симба.
— Да, больше! — сказал отец.
— Четыре… Пять… Шесть… — говорила вслух Симба, всё так же глядя в потолок. Она перестала считать и подумала, что лучше перевернуться на живот и обнять подушку.
Обнять подушку и уткнуться в нее лицом.
Уткнуться в нее лицом и зареветь.
Дурацкая ночь, всё полный бред, и ещё эта жара.
И племянник, который явится вечером.
Она повернулась на живот, обняла подушку и заплакала.
Тихо, жалобно поскуливая.
И поняла, что начинает засыпать.
Наконец–то засыпает, уткнувшись в мокрую от слёз подушку.
— Они больше твоей головы, — сказал отец, — и даже больше моей. И ещё — говорят, что они умеют петь!
— Как это? — спросила Симба. — Как птицы?
— Не знаю, — ответил отец, — но говорят, что они умеют петь…
— Я боюсь! — пожаловалась Симба.
— Ты не бойся, — успокоил её отец, — мало ли что говорят…
— А что будет, если их услышишь? — спросила Симба.
— Кто говорит — счастье, — сказал отец, — а кто–то, наоборот, что конец света…
— Это как? — спросила Симба.
— Что — как? — переспросил отец.
— Конец света… — очень тихо проговорила Симба.
Она уснула, и самое замечательное, что ей ничего не снилось.
Симба спала на животе, яростно обнимая подушку.
Потом она отпустила её и повернулась на бок.
Но уже во сне, и поэтому ей было всё равно, на что она сейчас похожа.
Пусть даже на рыболовный крючок — плевать.
За окном начало светать, солнце выкатилось из–за горы, сосновый лес стал бледно–розовый, какой–то игрушечный.
— Это — когда ничего не будет, — сказал отец, — никого и ничего…
— Я боюсь! — повторила Симба.
— Не бойся, — опять успокоил её отец, — считай, что это просто сказка… А бабочки–мутанты…
— Что такое мутанты? — спросила Симба.
— Это когда вместо одного существа на земле появляется совсем другое, — объяснил отец, — под влиянием радиации или чего–то ещё, слишком яркого солнца, к примеру…
— А что такое радиация? — спросила Симба.
— Это долго объяснять, — сказал отец, — ты не поймёшь, маленькая…
— Хочу мороженого! — сказала Симба, увидев, что они уже почти пришли.
— Хорошо, — сказал отец, — сейчас куплю, а дома сразу — спать, ты очень устала!
Она съела мороженое по дороге к тому хлипкому строеньицу, которое отец назвал домом, послушно вымыла ноги, почистила зубы и залезла в постель.
Перед сном отец вышел покурить под большим, старым, угрюмым сливовым деревом, что росло у порога, а Симба закрыла глаза и уснула.
И тогда ей навстречу впервые вспорхнуло с сосновой ветки серебристое существо со странными мохнатыми ушками. Симба заплакала, не открывая глаз, но когда отец вернулся в комнату, существо уже улетело и Симба спала крепким — как и положено уставшей восьмилетней девочке — сном.
Симба вновь повернулась на спину, подушка упала на пол, но Симба этого не почувствовала — она ровно дышала во сне, вытянув ноги и аккуратно сложив руки на голой груди, сон её становился все крепче и крепче, и — что самое главное — он был абсолютно лишён сновидений…
Трамвайные глюки
Я сбегаю по лестнице в своих новых кроссовках и ныряю прямо в жару.
Подъездные торчки что–то гаркают мне вслед, но я уже испарился.
Кроссовки мне подарили несколько часов назад. В качестве приманки — или отмазки.
— Чтобы тебе не было грустно, — сказала мать, наблюдая за тем, как я тупо прибираю на столе, — мы тут с отцом решили…
«Мобильник, — подумал я, — наконец–то дозрели!»
Но чтобы родители дозрели именно до того, что мне требуется, — такого ещё не бывало.
Кроссовки, хотя и крутые.
Но всё равно — не мобильник!
Я напялил новьё на ноги и расшаркался. Спасибо, матушка, спасибо, папенька, оттягивайтесь на побережье, а мне пора. Да и им — пора. На две недели они избавятся от меня, я избавлюсь от них. Никто не будет смотреть мне в рот и требовать: покажи, как ты почистил зубы. Разглядывать подошвы ног и особенно внимательно — пятки. Чуть ли не под увеличительным стеклом. Мыл или не мыл. Естественно, мыл, но доказать это невозможно. Надо мыть при матушке. Навряд ли Симбу будет интересовать чистота моих ног.
— Ты это, — сказал отец, — веди себя прилично!
— Он не умеет! — добавила матушка. — Надо было его с собой взять!
— Будем надеяться, — продолжал отец, — что он не натворит глупостей! Ты не натворишь глупостей?