Страница 114 из 117
Никарагуа перестала быть неизвестной точкой на мировой карте, она «интегрировалась в революционный поток нашей эры». Она завоевала авторитет не только в Центральной Америке, не только в Латинской Америке, но и во всём мире. «Мы уже гордимся быть никарагуанцами». Революция перешла границы Никарагуа. «Латинская Америка находится в сердце никарагуанской Революции, и никарагуанская Революция также находится в сердце Латинской Америки».
«Мы создаем новое общество, — говорил Борхе, — в котором с каждым днем будет стыдно быть индивидуалистом, где человек не будет товаром; общество, где трудящиеся будут основной силой развития…»
В других своих выступлениях Томас Борхе разъяснял политическую суть СФНО, основной целью которого является «упразднить до последних остатков эксплуатацию и создать новое общество».
«Революционная партия нового типа не похожа ни в чём на старые и разлагающиеся партии прошлого. Партия, которая не приручена ни страхом, ни оппортунизмом, ни сектантством, ни элитаризмом, ни личными амбициями кого–либо. Партия, которая одновременно имеет гибкую тактику, способна быть непреклонной перед несправедливостью и эксплуатацией и быть нетерпимой с оппортунизмом и другими отклонениями, в которые имеют обыкновение впадать некоторые революционные организации».
Но, кроме всего прочего, это партия, которая умеет действовать.
«Сандинист есть тот, кто заботится больше о народе, чем о себе самом», — считал Борхе. — «Мы должны иметь высшую мораль для того, чтобы быть детьми Сандино».
Сандинистская революция была совершена не только для того, чтобы решить собственные проблемы страны, но и для того, чтобы «сделать шаг вперед в освобождении Латинской Америки».
«Умереть за родину и революцию не есть жертва: есть самая большая привилегия… Жизнь революционера есть вода, превращённая в вино… Жизнь революционера есть солидарность с народом, дисциплина, верность… Народ есть, должен быть для сандинистов как божественный огонь, столь же жизненный как воздух, как вода, как пища. Народ есть для сандинистов корень и горизонт, начало и конец».
Одной из болезненных тем Сандинистской революции, раздуваемой на страницах оппозиционной прессы, стала проблема соблюдения «прав человека». Томас Борхе по этому поводу выступал ни один раз в разных аудиториях, в том числе и за рубежом.
«И политическое руководство этой революции, и правительство, которое сформировало это руководство, приняли непоколебимое и необратимое решение быть на стороне достоинства человека, прав человека», — заявлял он. — «Революция приняла историческое решение никого не расстреливать; в том числе в течение войны, а тем более после победы…»
По поводу оппозиции он считал так: «Традиционные партии этой страны …хотят продолжать жить и упрямо отказываются помещаться в музей. Мы не препятствуем им продолжать жить, они вымрут естественной смертью, чтобы уступить место появлению современных, новых, отличных партий… Они не являются противниками, которые нас беспокоят. Это они обеспокоены».
Отношение «команданте» к культуре и искусству было истинно «пролетарское». Выступая перед писателями 18 февраля 1981 г. он говорил:
«…Лишь присутствие революции придает искусству новую ценность и, что то же самое, превращает его в ересь, ересь, которая, может быть, завтра будет догмой, но которая сегодня есть революционное выражение».
Революционер есть мечтатель и поэт, потому что «невозможно быть революционером без слёз в глазах, без маски в руках».
«Поэты сегодня, истинные поэты сегодня — это те, которые набрасывают эскизы завтра; художники конструируют словами, глиной, акварелью, макетами то, что будет служить основой обществу будущего».
На Международном юридическом семинаре в 1981 г. Борхе вновь говорил о революции и «правах человека».
«Революционная борьба нас научила, что революция, которая боится народа, которая не верит в народ, не есть революция, что революция есть народ, что народ есть революция».
«Мы определенно хотим сказать, что общественные классы во власти устанавливают свои нормы. Не может быть, если не перестать быть объективными, говорить о юстиции, праве и законе вообще. Есть право, юстиция и закон рабовладельцев против рабов…, есть право, юстиция и закон эксплуататоров против эксплуатируемых, так же как есть право, юстиция и закон революционных классов против реакционных классов: право революции, юстиция и закон революции».
Борхе отвечал на обвинения в нарушении прав человека, цитируя классика испанской литературы Мигеля Сервантеса: «Лают, Санчо, это сигнал того, что мы продвигаемся вперёд». Сигнал, скажем, того, что мы находимся в процессе свершения революции, сигнал, что мы идем правильной дорогой. …Это первая революция без расстрелов, без слезоточивых бомб и с habeas corpus, в истории человечества».
Борхе неоднократно подчеркивал, что революция не может ни совершать ошибок, но для этого существует народ, который не есть «стадо», не «группа дураков»: «Революции совершаются людьми, и люди могут ошибаться, виденье народа есть глобальное виденье, есть глубокое виденье и может помочь людям революции допустить меньше ошибок».
Но в связи с этим он обращал внимание на идеологический смысл так называемой «свободы слова». «Свобода слова есть свобода говорить правду, свобода слова есть свобода корректной и справедливой критики. Свобода врать не может быть свободой слова, …необходимо бороться против атак вражеской идеологии…»
Это — идеологическая борьба, и против клеветы на революцию необходимо распространять правду о революции.
Основополагающей целью революции Борхе определял достижение «освобождения человека». Достичь освобождения человека означает не только достичь социальной справедливости, не только означает покончить с невежеством…
«…Ключ освобождения человека: пока мы не покончим с эгоизмом, мы не сможем достичь освобождения человека, и пока мы не достигнем освобождения его, мы не завершим наши революционные мечты. Основополагающим будет то, когда человек будет жить для человека, когда человек живет не для себя самого, а будет способен открыть двери сердца и вручить его другим. В этот день мы свершим революцию».
Революция есть «ответ отчуждению» человека, но одновременно революция производит свою контрреволюцию. В истории нет ни одного случая, при котором совершалась революция без того, чтобы одновременно не происходила контрреволюция.
«Наша революция совершена не для того, чтобы поддерживать эксплуатацию человека человеком, не для того, чтобы поддерживать привилегии миллионеров, она совершена для того, чтобы высвободить право униженных и бедных…»
Однажды Борхе сказал: «Мы, никарагуанские революционеры, не спрашиваем, по кому звонят колокола. Мы знаем, что колокола звонят в солидарность народов, когда народы борются, потому что человек имеет призвание к солидарности. …Мы являемся народом, маленьким народом, и мы не можем выжить перед атаками наших врагов, не рассчитывая на поддержку других народов».
«Клевета и контрреволюционная агрессия есть исторический закон. Более того, для измерения качества революции, необходимо сосчитать число клевет и контрреволюционных агрессий».
Какова в Никарагуа социальная база контрреволюции? — задавал вопрос Борхе и отвечал: «Вытесненные или поражённые революционной властью классы, вчерашние и сегодняшние паразиты, преступники, криминальные эксгвардейцы и идиоты. Я не встречал до сих пор, — я встречался со многими, — хотя бы одного преступника, который симпатизировал бы революции, не встречал хотя бы захудалого поэта, который симпатизировал контрреволюции».
Какова социальная база Революции? — продолжал он. «Рабочие, крестьяне, наиболее значимые никарагуанские интеллигенты, широкие сектора средних групп населения, лучшие журналисты на стороне Революции».
Отвечая на обвинения в интернационализме, Борхе заметил, что «мы имеем наследие и усвоили уроки Сандино и Фонсеки». Поэтому «человеческая солидарность есть наше принципиальное богатство».