Страница 77 из 83
С Людмилой в Алжире случилось то, что могло случиться с любой красивой девушкой, попавшей в западный «рай». Хотя Алжир — это ещё не Запад. Она влюбилась. Этот роман с её «шефом», богатым и красивым арабом, преподавателем университета был как в индийском кино. Прекрасен и трагичен. В конце концов, на него обратили внимание те, кому следовало блюсти нравственность советских людей за рубежами нашей Родины. И ближайшим рейсом она была отправлена «домой», и на этом её карьера переводчицы была закончена. В Минске её ждала заурядная школа. Сергей видел, что гордую Людмилу это сломало, хотя она не подавала вида. Он не выразил ей сочувствия, потому что знал, что она в нём не нуждается. Ей достаточно было его понимания.
Людмила закончила свой рассказ и вышла из кухни.
Выкурив ещё одну сигарету, Сергей вылез в окно и спокойно пошел по широкому карнизу к углу большого старого дома. Здесь он остановился и посмотрел вниз. Под ним было пять этажей и асфальт освещенного фонарями двора. Краем глаза он заметил, что из окна покинутой им, казалось уже давно, кухни высунулось несколько голов. Они что–то ему кричали. Но он ничего не слышал. Да, ему было всё равно. Он уже принял решение…
Вдруг он, скорее почувствовал, чем увидел, что из окна вышла высокая женская фигура и по карнизу направилась к нему. Она шла молча и смотрела только на него.
«Это Людмила», подумал с уверенностью Сергей…
Конкурс песни
Павел Алексеевич Серебров, ректор Ленинградской государственной консерватории, смотрел на аспиранта Кольцова, на некоторое мгновение потеряв дар речи…
Профессор Серебряков — народный артист СССР, известный пианист, непременный участник торжественных кремлевских концертов. По слухам, мальчишкой–беспризорником он был подобран отрядом красноармейцев под Царицыным и прошел гражданскую войну в составе агитпоезда, где талантливого мальчишку заметил Иосиф Виссарионович Сталин и направил учиться в Ленинград, где он в конце тридцатых годов возглавил консерваторию. На протяжении тридцати лет он оставался на этом посту и после смерти своего высокого покровителя. Его не затронула хрущёвская «смута». При Брежневе его артистическая звезда сияла на зависть соперников по искусству. Разумеется, в консерватории его авторитет был непререкаем. Со своими подданными он был суров и не всегда справедлив. Но это принималось, как должное. В консерватории работал прекрасный профессиональный коллектив преподавателей, студенты постоянно завоевывали почетные места и призы на различных союзных и международных конкурсах, выпускники украшали известные театры и оркестры страны. Так что, всё было хорошо, а значит, все были довольны. Ну, а если кто–то, может быть, имел другое мнение по этому поводу, то его мнение никого не интересовало…
Сергей Кольцов, подходя к кабинету секретаря парткома консерватории, услышал голос ректора, который кричал на кого–то, не выбирая интеллигентных выражений. Когда он вошёл в кабинет, в нём, кроме ректора, находились его хозяин, секретарь партбюро Лукин Борис Михайлович, и студент–старшекурсник Володя Доронин, заместитель Сергея по комсомольскому комитету. Володя стоял перед ректором с лицом, бледным как стена за его спиной.
— Павел Алексеевич, — обратился спокойно Сергей к ректору, — почему вы повышаете голос на студента Доронина, если Вы знаете, что он выполняет моё поручение?
Серебряков резко повернулся к нему и замер в изумлении. Секретарь партбюро смотрел на Сергея как сошедшего с ума. Переведя дыхание, ректор выразительно взглянул на Лунина и резко направился к двери.
— Зайдёшь сейчас ко мне, — глухо произнёс он, проходя мимо Сергея.
И с грохотом захлопнул за собой дверь кабинета.
Лунин опустился в свое кресло за столом.
— Ну, Вы — нахал, Кольцов, — только и нашелся, что сказать он.
— Ты зачем влез? — взволнованно закричал Доронин. — Мы уже закончили разговор. Разобрались бы без тебя. Ты же знаешь, что «Паша» покричит и успокоится. А, теперь, ты понимаешь, что он с тобой сделает?
— Ничего не сделает, — ответил Сергей и вышел из кабинета.
Кольцов оказался в консерватории совершенно случайно. Он не имел никакого, если не считать «домашнего» (он играл на аккордеоне), музыкального образования. Однажды восемнадцатилетним мальчишкой оказавшись на чердаке здания Ленинградской консерватории в качестве сантехника, он и подумать не мог, что через семь лет он вступит под своды этого храма в качестве равноправного члена её ареопага. Год назад он заканчивал философский факультет Ленинградского университета и знал, что ему предстоит вскоре выехать по распределению в один из городов на Амуре. Конечно, покидать любимый Ленинград было очень тяжело, но это было неизбежно. И вдруг, после успешной защиты дипломной работы, его «шеф», профессор Каган, сделал ему удивительное предложение:
— Так, Сергей, в Ленинградской консерватории открывается аспирантура по эстетике. Если хочешь, я могу тебя порекомендовать профессору Сохору. Но вступительные экзамены нужно сдавать срочно, по моему, на следующей недели. Как ты, готов?
Сергей понимал, что это его уникальный шанс.
Экзамены были сданы без проблем. Испанский язык у него принимала персонально заведующая кафедрой иностранных языков, профессор Сухарева, участница гражданской войны в Испании. Экзамен превратился в затянувшийся разговор–воспоминание на испанском языке об Испании и Кубе (откуда недавно, после двухлетней стажировки, вернулся Сергей). На собеседовании по теме будущей диссертации комиссия была удовлетворена представленным Сергеем материалом по афрокубинской музыкальной культуре, выразив удивление по поводу его музыкальной компетенцией.
Так Сергей стал аспирантом знаменитой Ленинградской консерватории имени Н. А. Римского — Корсакова. Но при этом оставалась маленькая проблема: у него ещё не было университетского диплома. Государственные экзамены в университете он сдавал одновременно со вступительными экзаменами в консерваторию. Об этом знали только «заинтересованные лица». Поэтому, когда ректор консерватории собрал у себя вновь поступивших аспирантов, Сергей на этом собрании присутствовать не мог. Он в это время получал в торжественной обстановке свой университетский диплом. Когда он влетел в приёмную ректора, его секретарша сообщила, что собрание закончилось, но Серебряков (которого Сергей ещё не видел) — «у себя». Сергей аккуратно открыл дверь кабинета и вошёл. Ректор, массивный и с седой шевелюрой шестидесятилетний мужчина, в котором чувствовалось что–то цыганское, стоял у своего большого стола и разговаривал с проректором по научной части, профессором Орловым Флавием Васильевичем, который знал Сергея, как председатель Приёмной комиссии. Он представил Сергея Серебрякову. Тот пристально посмотрел на новоявленного аспиранта, взял со стола аспирантское удостоверение и подошёл к нему.
— Ну, что же, — сказал он, протягивая руку, — будем знакомы.
Сергей взял из его рук удостоверение. Он был в замешательстве. Сказать правду о причине его опоздания он не мог, врать он не считал возможным. Но ректор ничего не спросил, и лишь давая понять, что аудиенция закончена, сказал:
— Имейте в виду на будущее, молодой человек. Если ректор назначает Вам встречу, опаздывать на неё не рекомендуется.
— Извините, Павел Алексеевич, этого больше не повторится, — сказал Сергей и вышел из кабинета, отправившись в отдел кадров сдавать свой диплом…
Учёба в аспирантуре не представляла для Сергея особых трудностей. Материала, который он привёз с Кубы, для диссертации было вполне достаточно. Конечно, он требовал основательной теоретической обработки. И поэтому основным местом пребывания Сергея стала «Салтыковка», известная в Ленинграде публичная библиотека. Здесь в её тихих читальных залах он пропадал целыми днями, перекусывая в библиотечном буфете и отдыхая в шумной курилке. Подготовка в сдаче экзаменов кандидатского минимума то же не представляла проблемы. Для интереса он даже занялся изучением французского языка. Однако, вскоре его столь «лёгкой жизни» пришел конец.